Берег
Берег нем словно рыба. Запах реки…
Растоптана ночь конями, зовущими в пыль глазами человечьими – темными наречиями. Тростник пылал, край тумана плыл… тихое чувство лежало глухо, вытер ноги о порог вечер – теплый дым, теплый…
Мы сидели тихо, глухо. Намело мысли на окна: жаловался свет серебристый ручьем, стоял у порога. Тревожные тени, сушь волос и день весь в ответах. Косые мысли берез стояли тихо вдоль стен – слушали шорох, разворачиваемый как язык – принесенный, отданный жертвам (булькали пузыри в болоте). Крабы в травах шевелились, крались. Треснула ветка осторожно в часах настенных. Вышел, взяв отражение в зеркале (Кровавый король шел вдоль стен).
Отданный в лунный плен: птичий зов тонул камнем – тихо зовущим…
Сотканный из вечера исчезал в ночи, заляпанный сиренью как поцелуями. Радугу свело в судорогу. Темный воин стоял – погибло отражение в ручье. Вернувшийся положил ответ на стол, вышел из комнаты…
Смерть спала в доме – воцарялась, когда мы засыпали. Тягучие лучи как чулки, травы в кровати тесной – лунная казнь… Терпеливый страж лил воду в таз: мокрые ноги от крови… травы зовут в глубину зари, ветер расцвел внутри – посмотри! Безумный голубь взорвался в небе! Ты был там, где кончилась песня волка…
топкий закат: тронул за рукав, обернулся – ветер…
где-то я гуляю на свете
Безмятежность в развевающихся одеждах. Неясный мотив вытворил плоть из плохо слышных гармоний. Там где лежала кошка, открыла тень свой рот. Чувству друга была дорога рука. Подводной тишиной снесло ум на мель: выросла дочка, стала кустом жасмина. Стоял на коленях передней, просил милостыню… Ты пой, пой руками надо мной, над моими мыслями… таяла ответом над ручьем, у корней…
А весь голос выгорел от слов моих!
Город раздарил чайкам, сильным.
Был день, звался май – ни на что не откликнулся, ничего не забыл. Ты свей грозу из рук своих, положи мне на голову: убитая змея… плела тоска сердце зверя, ждала изгородь оклеванных птиц.
Путь тянулся в поля, ждала солома журавля. Дом холоден как улей, черен. Зеркало отражало часы, которых не было в доме. Это шли за мной, сюда. Лежит у ног звезда: Ты мне помог
Пуст порог.
Ментоловые тропики кофеен…
Ментоловые тропики кофеен.
Город как мягкие тапочки:
наполнен волной, позывными вдохновения —
легкий гавайский бриз
Болит плечо. Ноет тело в дружелюбной неге
Бродим по развалинам ума – две хромые собаки:
воздух проколот кубинской сигарой
жуют свои покрышки такси измазанные изумлением
перекресток в позе йога
…и тикает будильник в будущее: воздух можно
сгребать руками – разбрасывать как мыльные пузыри,
дарить
Жемчужная тоска кораблей
Ограбленная набережная —
купаемся в позолоте забвения…
Пурпурные события. Шафран и шалфей —
сонная партитура немного придурковатая
…свет шелестит сквозь полусон, в комнатах,
сушит мои бумаги – и становится легче дышать
Дом закис в синеве, искрящаяся сыпь побережья:
– Переплывем на тот берег!
сонно гудит шмель
ходит молодой отец в комнатах
ярких
Граффити солнца…
Граффити солнца. Свобода.
Молнии лоснятся в жаре, сползают как ласки
с убитых. Маски подхватываются ветром, пылью —
их подбирают жители освобожденного города
Позывные возлюбленных растворились
в космосе, в пустоте. Измазали стены рекламными
откровениями – волки растерзаны неоновой волной.
Мел Гибсон распятый на баннере…
проводят кастинг сутенеры, громыхают созвездия
над головой – как водосточные трубы, как якорные
цепи. Одиночество спускается в долины
с телевышек – попробовать нашу плоть
Хаос дня завораживающий правдоподобием,
потолки струятся в рекламной неге: это небо
спустилось к нам…
Шахидки на трассах безмолвия
голосуют ангельскими сердцами: церемония крови
забрызгала камни… вдохновение – балерина
смерти – так и хочется сказать: «fuck…»
Гонцы возвращаются из будущего
с искусственными глазами. Дремлет паранойя
в шепоте деревьев и вдохновением пахнет полынь:
компьютерная память зависла в минуте молчания
to becontinued
Мертвые травы…
Мертвые травы желаний светились…
Сумерки замедляли ход времени: войска перешли
жизнь и стало холодно в строю, и тяжелей нести тела
Накинутый крючок на дверь: вот и западня
Запоздалый дым потянуло к берегу —
к знакомым местам
Заколдованный выстрел: лег спать часовой,
оставив звезды беззащитными
Мертвый соловей выкликал имена солдат удачи,
схваченной у дороги: сейчас будут раздевать
А я забыл дома топор и молитву, услышанную ночью.
А я валил звезды под откос, закапывал в еще теплой
земле. Змеи шевелились во мне…
Облако счастья превратило мой сон в кошмар: я не мог
проснуться! Вышел из дома, свернул улицу по лицу —
искал дорогу, возвращался к порогу
Тени съели плоть, стал я вольным как ветер —
все искал себя-тебя, никого не встретил.
Голые кони в черной ночи —
смерти нет, кричи – не кричи.
Голая луна: Смерть дана.
Милая одна – звезд полна.
Янка…
Янка упала, ушибла коленку. Дым затянул переулок,
ограды… побежали к реке наперегонки с вечером:
смотрели, как возвращались мертвые солдаты…
тупоумный звук выдуло в облака из заводской трубы
Рыжей памятью выгорели холмы: к млечному очагу, к
Прошлое это бумажный часовой, сказала ты.
Листопад просачивается в приоткрытые двери,
ложится на стол: рассыпанные, потемневшие гильзы…
Отпускали деревянных рыб в воду —
плыл кверху брюхом, улыбался облакам со дна долины:
мело мелиссой по неслышным полям, непослушным
детям
…волна грусти, окутывающая улицы: спроси ее,
ветер… они выходят из нас как из города Бога —
наши ангелы, наши убийцы… поднося лезвие к лицу —
молча входя в блаженство
Бризовые улицы…
Бризовые улицы растворяют сердца, ленивые
и мертвые мысли… рекламы божественно трахают
город – «снайперы любят вас: будьте внимательны»
Юпитер, спутник Царя. Сатурн, спутник святого:
вкатывают носилки в божественную операционную.
Выкладывают надгробия на стол: так просто с отцом…
Июль, меланхоличные дни распродаж…
Иисус прощает нам скидки на Свой день рождения.
Сильнее чем Югославия горят сердца —
их можно звать ангелами без крыльев
Шрапнель лунного света ворвалась в комнату:
звенит браслетами на запястьях моей божественной
природы. Бездомной мелодией…
наши лица успели смениться, пока ты пела.
Только степь горела, шпалы регулярно лежали
Нас несло на причал, на мол…