боль шевелится как новорожденный, не угасает
Экстаз полз по коже…
Экстаз полз по коже, нащупывая
этажи позвонков. Плавные авиалинии
тела… лежал в яслях полных ясности,
лодка в надире лунной дорожки —
из наших надежд сделают черное фортепиано,
лоснящееся на подиуме наслаждения.
Громоздятся крылья, заваливая Вселенную.
Шарят радары во тьме сердец, чувств
украденных у бриза на одичалом причале
Седла скрипели как кости в теле.
Как луки в колчане. Как камни в горле.
Отправился за звездой красивой. Обжегся
волшебной крапивой. Пыль вечная как расстояния.
Река… здесь звезд больше, чем у меня в гареме!
твоя талия тонкая как боль подростковая
растрескавшаяся мозаика губ – курлыкала белая
птица словно не могла согласиться
словно не могла остаться в вышине
нет, я об этом не
Случилось это на днях…
Случилось это на днях, на костях…
Река кладбищем молча текла. Слезы-березы… вылил день за порог, с грязной водой. Несколько слов не отмытых лежат на столе (надо выйти пока не дорого). Зарой могилу, а то упадешь: (надо встать, выйти пока не поздно…) стоят вокруг, топчутся как мысли. (Стая зевак на деревьях). Мысли есть у полковников – о покойниках: еще несут службу. Убьют – выпьют за дружбу. Неси сани сюда скорей! Уже видишь во снах Царей?! Выльется тебе вино на колени. Возьми в провожатые тени…
Натекла черная тень под ноги. Черным мылом искупался грех единственный. Голос таинственный – черным жасмином цвели звезды.
Однажды коснулся края крыла – вышла она: стояла одна… для тебя одна принцесса (Твоя Богиня, Рабыня). Сдвинь льдину у ног, подтолкни в волну-седину: садись у ворот, раз пришел, парень…
Южная ночь как клубника: нежная тень реки… возьми венок за голову тихо: милый друг, плыви за месяцем-отражением – только вернись…
Южная беда навлекла глаза. Черные глаза черемухи ночной. Черный ветер обнимает за плечи на ночных тротуарах, сушит губы
Холодного ужа прикосновенье на постели. Жареный петух потух: клюнул словечко – выпало сердечко. Милый мой, прости – только вернись…
тяжела высь. Монотонно окно, с гвоздем в стекле – в сердце. Распахнулась дверца: печь пустая… ночь холостая. Вчерашний вечер под окном, чужой гость задержался, почуяв высь. Глядел в пол стол. Милый, прочти эти мысли – только вернись…
Черный соловей – пепел с полей.
Черный ручей – голос ничей.
Вышла моя судьба налегке:
несли шаги к милому, вышли к реке.
Отведи меня к милому:
мне прощенье – угощенье,
только вер…
Сгорающий аромат…
Сгорающий аромат мандаринов
ярче обожженного неба!
экстаз саранчи голодным безумием.
Вялые шторы процеживают зной, тесня
полумрак сонным балетом. Я не знаю
куда ушла мать, задернув полдень…
покрышки шелестят в наркотическом
наречии цикад – радиостанции выгружают
мозги в океан безмолвия, предпочитают бойню
полету шмеля: божественна улыбка твоего кота,
Алиса – абрикосовый миндаль десен,
невидимая засмеявшаяся в ответ
Из семени сердца вырастает любовь.
Океанический бриз в глубоком шоке ночи:
скоро вернусь из призрачного путешествия,
волшебные кости ноют в предчувствии
– Я в твоем сердце, дурачек, – сказала мать.
Индия Вселенной ухает бездной
Сэлфи…
…сэлфи манекена облепленное «лайками».
Сердечками поцелуев… звезды снижаются, словно
НЛО пикирующие с высоты – в точке взрыва
распускается алмазный букет
Заросшие дни – выше головы, ниже братьев моих.
Натуральный спирт вместо крови: поднеси горящую
спичку и
…мертвая зыбь морей в черном шелесте бриза —
за их мульками не видно неба – бриз напоминает
страз разбитый безмолвием. Туманность небесной
изморосью: каблук мягко надавил на май,
смял мысль, провалился в темя…
ночь: сидели на ее эшафоте
пульс точит психотонию тревоги, именем «Татьяна»
веет с полей… безупречная машина памяти,
на пластике кожи ослепляющие лайки блеска —
проститутка, ангельской наружности и тронутости
…вмазались на полной скорости – застывшая
кукла в огне: глаза сухие, а руки… токсичная плоть
затягивающая под гланды – аромат смерти, который
мы вдыхаем… ее шепот невнятен:
пусть это останется между нами…
Ее глаза…
1
Ее глаза полны ртути. Сияния. Идем за этой звездой в лучах мегаполисов. Пульсирующий ветер в алмазных туманностях – хочется сжевать зубами живую звезду притягивающую с обелиска
Языки афиш в изнеженном воздухе набирали высоту, прятали тишину в комнатах, запертых на ключ. Обезумевший закат над городом – пульсирующий, безмолвный. Гарь воздуха блаженна… распахнутое окно: тронутые отблеском скулы, катастрофическая улыбка – твоя
Холодные отражения блуждают в зеркалах, словно призраки закинутые кислотой. Великолепные гости в ускользающей дымке. Я лег на пол, поближе к огню: голову опустив на лапы… Безжалостный друг кинжал, изнеженность тел в опустошенности бриза – сквозит разложением день рождения плоти. Покоем сонных лучей – на щеках, змеиных запястьях… переходишь туманности вброд, охотник за огнем и первыми поцелуями. Грустишь, не помня себя – тело дергается в конвульсиях: рождающийся
Горящие такси, спокойная река проспекта в полумраке. Жирафы вытащили головы из песка, выгнули шеи: жертвенность водопадом ниспадающая на плечи. На последней остановке обменялись взглядами
Полдень залитый кощунством света. Паранойей. Зеркала стекали со стен, и духи струились в прикосновениях, шевелились листвой – в складках лета, затаив дыхание. Мир уснул в слабоумии, став тишиной… обелиском проткнувшим время
Осточертевшие облака, пыль. Магнитные полюса спокойствия. Меланхолия зреет в глазах, полях. Поэзия это собака потерявшая хозяина – чистая предсмертная тоска…
Одиночество реклам прогрызающее рассвет: лебеди пряли тишину в своем омуте, гуляли в парке дети – в моих сердцах мокрых от слез. Тишину тянуло время как резину. Трансформировало на всю страну: развоплощало… Звезда на площадях сияла – отчаянием (несло нас на окна – раскаянных ангелов)
Нас семьдесят. Пошли войной на Свет.
Пенсионеры пили пиво. Чахли на скамейках,
клумбах. Закрытые окна сияли: ждали сигнала, камня.
Я очнулся
от земли
пылали космические корабли
сторукое жало пожара грело плоть
2
Очертания полу-неба. Жгло плоть увечье, темнота овечья. Мысли-кролики, алкоголики. Растущее светило светило. Поле полное улыбок, памяти – Припять припадающая на одну ногу, к моим стопам. В небе гам: память зависла как коромысло. Сбился со счета рыбак, растерял ячейки – полное безрыбье в голове – гниющее светило светило, гнило. Холм и месяц двурогий. Гонец одноногий… вычерпывал месяц из лужи. Космический бриз холодил колени – брел сквозь туманности, вспоминая себя – жирафы выгнули шеи с небес
Смерть сомкнувшая губы. Клювы. Не молиться ночам – соловьям… Сидел задумчивый на заре: солнце плавилось в янтаре (идем со мной, безумная лошадь).
Скрипнули ветви под ветром, подвинулся призрак, впуская – где Россия, спроси… Деревянная дурь. Полные головы пуль (тьма беспросветная).