ИМЕНА И СУДЬБЫ За каждым из имён стоит судьба, А за судьбой стоит сам человек, И жизнь его есть вечная борьба За место под Луной. Из века в век Их очень много – судеб и имён. Нам первые никто не выбирал, Вторые – прихоть нравов и времён, Всё вместе – то Всевышнего астрал. Без яблока ни Ева, ни Адам Не дали б нам порочной ДНК, А там… и Казанова… Здрасьте вам!.. (Ему б под зад приличного пинка). И-и-…заветвилось древо, занялось Соцветиями судеб и имён, От А до Я, и к небу вознеслось, Пусть знают кто есть «ху», и что почём. Кто б ни был ты, ты – случая дитя С неподотчётной имени судьбой: Владеть бы миром мне – Владимир я, — Но мир меня обходит стороной. Я кое-что имею вам сказать: Судьба моя не пафосный гламур, Пусть и Владимир, всё ж, ядрёна мать, От жизни той в башке сплошной сумбур. Меня груз славы не отягощал, Хоть в голове один эпистоляр, «Не без царя» в последней, я б сказал, Ведь не биндюжник я и не фигляр. Судьба и имя – врозь! И весь ответ! Тандем их, знать, подобие тому, Как мухи, что отдельны от котлет, И потому я на судьбы педали жму. ОБОРМОТ Стоит у парапета обормот — Лохматый, маленький, — и пряники жуёт. Всё дочиста умяв, кулёк на землю бросил. «Хочу ещё!» — он громко загундосил. «А ну-ка, быстренько, пострел! Где наши ножки? Давай-ка подберём!» — ему сказал. Мальчонка, отряхнув свои ладошки, За маму спрятавшись, мне кукиш показал АПОКАЛИПСИС Глубь высот вспышкой молнии взялась, Обнажив беспросветную хлябь. Штрих-пунктиром промозглость пронзалась, Порождая небесную рябь. Ледяною, колючей шрапнелью Разрядился трёхмерный простор Вкупе с чёрного цвета капелью, Завершившей природный декор. Задрожав, ходуном заходила Под ногами зыбучая твердь, И в мгновенье одно обнажила Огнедышащих жерл круговерть. В диких судорогах изошёлся Планетарной оси дифферент И корою земною прошёлся Под проклятий аккомпанемент. Жуткий треск по Вселенной промчался, Недра вспучились, горы круша, То, знать, демон в аду взбунтовался, Своим мертвенным хладом дыша. В колебания мерной системы Жан Бернара Леона Фуко Погрузились Земли астроблемы, Воды, суша, земное ядро. Под пронзительный скрежет и грохот Шлёт Вселенная смерти гонца, И зловещий, раскатистый рокот Предвещает начало конца. Шлёт истошные вопли и крики Неживое с живым в пустоту, Что в агонии бьются безлики, В мир иной преступая черту. Жар с огнём заменились на мерзлость И стенанья уже не слышны, Мировое пространство разверзлось, Поглощая осколки Земли… Плазмой тленной, межзвёздною пылью В бездне вечности будем блуждать В тщетном поиске гавани тихой И покоя мирского не знать. СПАСИБО ПОЛКЕ КНИЖНОЙ!..
С лет незапамятных, в багете прихотливом, В глухом простенке полка книжная стоит, Напоминанием о времени счастливом, И тайну памяти ушедшего хранит. Её, в пять ярусов, из жёрдочек и реек, В сороковых отец однажды смастерил, Морилкой, лаком, что по двадцать пять копеек, Он нежно, кисточкой, рукой своею крыл… С тех пор немало полка книг перевидала — Джек Лондон, Грин, Жюль Верн, Фейхтвангер, Пастернак, О. Генри, Купер Фенимор, Толстой, Беляев, Ильф и Петров, Корней Чуковский и Маршак, Долгушин Юрий, Корольков, Сервантес, Чехов, Владимир Обручев, Катаев, Конан Дойл… То всё друзья мои, без копий и доспехов, С душой распахнутой и светлой головой. Мы вместе воды океанов бороздили, Мы в их пучины погружались; к небесам В мир звёздный чаянья и помыслы стремили, Неслись к Ассоль, подвластны алым парусам. Сажали смело космолёт на астероид, Бурили скважину сверлом к ядру Земли, Искали гаринский фантом-гиперболоид И вечный бой со злом без устали вели. Нас странствий дали необъятные манили, Влекла к свершеньям путеводная звезда. Мечтали мы, смеялись, верили, любили, Страдали молча, ненавидели врага… Коль ты читающий «без страха и упрёка», Ты, без сомненья, настоящий Вавилон. Скажи, явившись из далёкого далёка, Спасибо полке книжной!.. Низкий ей поклон! ПО ЛОГОВУ, ЗВЕРИНОМУ!.. «По логову, звериному!.. По кумполу Рейхстага!.. Прямой наводкой, мать его!.. Огонь!.. Гад, получай!» Сквозь клубы дыма, шквал огня стяг штурмового флага Взметнулся над Германией в победный первомай. На Кёнигсплац – в Кроль-опера и в здании гестапо, — Жестокий бой. Грань «жизнь иль смерть» бойцом превзойдена. Мнёт под себя врага стрелковый семьдесят девятый Последний бой. Рывок, и… Всё!.. Будь проклята, война!.. Фашист капитулировал на утро дня второго, Что лично оберстгруппенфюрер Йодль подтвердил. В ночь на девятое – Карлсхорст, в нём акт подписан снова: Союзнички!.. Ну где же всю войну вас чёрт носил?.. Прописаны навечно в землях Трептов и Тиргартен, Шёнхольце – батальоны, роты, взводы и полки, Что фрицам не позволили переиначить карты Планеты круглой и российской матушки-земли. Так выпьем же за дедов, за отцов, за ветеранов, За жён их, матерей, за вдов, за тех, кто пал в бою, Кто замерзал в снегах под Брянском и под Сталинградом, За Ленинград блокадный, за Великую Страну. |
