Что-то я отвлеклась, кстати, о варенье и мыслях. Стало ясно, отчего так безумно обидно, а предательские слезы бегут в три ручья – он тоже был там. Весьма откровенно и однозначно высказывался на мой счет. Я-то, как последняя куропатка, размечталась о принце, раскатала губу и вообще. Переходный возраст, что ли, гормоны взыграли? Иначе как объяснить себе это помутнение обычно здравого рассудка. Петух он, короче говоря, а не принц. А кого же еще достойна глупая куропатка. Ну, мозг вроде все понимает, а тело и чувства убедить сложнее. Вот поэтому сейчас я сижу, доедаю свое треклятое варенье и реву. Потом встаю, собираю вещи, книги. Все, что смогу сама утащить на своем горбу. Ибо путешествовать одной гораздо полезнее для здоровья души, чем продолжать обманывать себя. Надо признать, в этом дальнем, пропахшем рыбой захолустье я никому не нужна кроме мамы. Но она поймет, она всегда меня понимает. А я не намерена терпеть больше насмешки и унижения от кого бы то ни было, даже ради призрака дружбы. Хватит с меня, не судьба, видно мой удел в одинокой самостоятельности. Ну и пусть, я самодостаточная личность и сам себе отличный друг. Буду в это верить и повторять почаще. Так легче, так не больно.
– Ну, Алистер, девочка моя, куда ты собралась? Неужели все так плохо? Я думала, ты побудешь со мной хотя бы до своего совершеннолетия. Мне страшно за тебя. Как ты совсем одна справишься? Мир бывает таким не дружелюбным.
Мама, теребя в руках край моей юбки, взволнованными шагами вытаптывала мой любимый пушистый коврик по замысловатой кривой траектории и пыталась свыкнуться с мыслью, что я уже все решила.
– Ой, мамуль, мне ли не знать все и даже больше о приветливости этого мира. Не волнуйся, справлюсь как-нибудь… Я же гений-воин забыла?
Мне было жаль оставлять ее, но о ней есть кому позаботиться. Тетушка Гвен присмотрит за мамой и не даст заскучать. Вообще, у этой милой старушки всегда очень много энергии, а главное, желания направить ее не только на свои дела, но и на ближнего. Что весьма удивительно для ее возраста. Безукоризненно опрятная, с веселыми, живыми глазами, она никогда при этом не обременяла. Внимание тетушки не было навязчивым и не вызывало желания распрощаться как можно скорее.
– Шутишь все, гений-воин, и вспомнила же. Вот да, твой отец бы с энтузиазмом поддержал эту затею, не сомневаюсь. Да, я ожидала, когда его кровь проявится настолько, что повлечет тебя в далекие туманные дали, но все же никак не думала, что это произойдет так скоро и внезапно.
Мама грустно вздохнула, откинула со лба, выбившуюся из хитрой прически, прядь русых волос и села на край моей кровати. Напряженно глядя в окно, она как будто что-то решала для себя. Ее губы сжались в тонкую ниточку, а руки с побелевшими костяшками все так же сжимали мою, уже изрядно помятую, юбку.
Я ее понимала, после того как папа умер, кроме друг друга у нас никого не осталось. Я была очень на него похожа. Тот же цвет волос, глаз – карих с зеленым ободком по краю, вздернутый кверху нос и те же жесты. Мама не очень любила рассказывать о папе, я видела, что ей это тяжело и старалась не настаивать. А сама я мало помнила. С годами же и то малое, к моему огорчению, начало стираться из памяти, тускнеть. Например, мама говорила, что когда я волнуюсь, радуюсь или испытываю другие сильные эмоции, то начинаю очень активно жестикулировать, как она выражалась – создавать ветер. Забавно, я и не замечала этого за собой. Правда, последствия ощущала. Причем не только я, но и все, находящиеся в неосторожной близости к моим маневрам. Ох, сколько всего я разбила или уронила за свою недолгую жизнь. Опрокинь самое ценное в самый не подходящий момент, это, пожалуй, моя любимая игра. Да вот играть не с кем, желающих нет. Может, еще и поэтому меня сторонятся и считают чокнутой.
Кстати о ветре, это не совсем фигуральное выражение. Становясь старше, я стала замечать, что мое рукомашество действительно приводит в действие потоки воздуха, самым необъяснимым и непредсказуемым образом. Особенно после тех ярких, неотличимых от яви, снов, что стали сниться мне все чаще. Как правило, это были повторяющиеся сны, не обладающие большим разнообразием. Удивительные пейзажи, которых я никогда не видела в реальной жизни. Призрачные существа, прекрасные, красивые, свободные, они манили меня к себе. Я чувствовала, среди них мне будет хорошо и легко. Но всякий раз в последний момент меня охватывал неописуемый ужас. Я замирала и боялась пошевелиться, сделать шаг на встречу, протянуть руки, позволить им вовлечь себя в их безумный танец, ведомый одной лишь стихией. Ветер, воздушные потоки чистого прозрачного счастья ласкали меня, закручиваясь в сложно вообразимые узоры, сплетаясь и рассыпаясь множеством завихрений. Я просыпалась, а душа металась, как растревоженная птица. И в такие дни все шло наперекосяк в моей, и без того, бардачной жизни.
Пострадавших пока не было, но каверзы случались. Пойдешь так с утра к соседке за молоком, запнешься о деревянный порожек при входе в кухню, махнешь рукой, отчаянно ловя равновесия и перебирая в голове всех матерей и родственников пресловутого хозяина подземелий, а у той вся утварь возьмет да и рассыплется по полу. В художественном таком беспорядке, еще и все бидоны с тем самым молоком, которое приготовили на продажу, опрокинутся. К наиглубочайшему восторгу хозяйки дома. Вот хорошо пока не додумались всякие подобные случаи со мной связать, явных доказательств не было. Понятное дело, я и сама не сразу поняла, что происходит. А оказывается, я – та свинка, у которой рыльце в пушку. Но все-таки неладно подозревать начали и старались обходить меня десятой дорогой. На всякий случай, ага.
Из размышлений меня вывел голос мамы, – Значит, точно решила? В ее глазах больше не было беспокойства. Лишь тоска поселилась на той недосягаемой глубине, что разглядеть мог только очень близкий человек. Тело казалось расслабленным, руки бессильно опущены. Юбка лежала у ног на полу, но она этого не замечала. Просто смотрела на меня, прямо и открыто.
– Да, – тихо, но твердо сказала я и выдержала ее взгляд. Она выдохнула.
– Хорошо, родная, я верю в тебя. Ты у меня молодец и… воин, – закончила мама улыбаясь.
– И гений. – Я тоже не сдержалась от улыбки, так называл меня папа. Хотя объективных причин ни тому, ни другому наименованию я в себе не находила, это прозвище, между нами, так и осталось за мной.
Мы обе рассмеялись, переключившись на светлые воспоминания. Это сняло напряжение, повисшее в комнате, а с ним ушли и все щипавшие душу сомнения в правильности того, что я делаю. Ведь действительно, Средний Мир огромен. Наша Империя занимает в нем большую территорию. Что я могу противопоставить этому миру? Себя – физически не подготовленного подростка с кучей заморочек в голове, непонятными магическими наклонностями и очень упертым характером? Ну что ж, что есть, то и предоставим. Уж мир не взыщи, и да убоятся все, аминь. В самом деле, должна же я понять, что со мной происходит, что я могу, на что способна. В нашей глуши мне ответы на эти вопросы точно не найти. И может, я выбрала не самый удачный способ их поиска и не лучшее время, но теперь сожалеть о чем-либо поздно. Выживу – узнаю!
Ну, вот и все. Скомканное прощание с мамой осталось позади вместе с тем немногим, что я действительно ценила и любила в своей жизни. Моя комната, мой дом, мой сад и та уютная, затерявшаяся в лесных калейдоскопах полянка, где я чувствовала себя очень спокойно, свободной ото всего. Теперь посмотрим, что же имеется впереди? Странно, но я озаботилась этим очевидным вопросом только сейчас. Факт остается фактом, плана у меня не было. Что ж, будем исправлять сие упущение.
Так я размышляла, шурша жухлыми опавшими листьями под ногами и щурясь от яркого осеннего солнца. Дни еще стояли теплые, и это играло мне на руку. Небольшая по ширине дорога, ведущая по направлению из города, была то очень прямой, то резко делала повороты в самых непредсказуемых направлениях. Наличие твердых горных пород, причудливо разбросанных в непостижимом порядке, служило прямым объяснением такой особенности дороги. Прокладывали ее в свое время, как могли, и где позволяла местность, лишь бы к цели привела. А цель была, река и плодородные земли вдоль ее русла. Это уже потом люди научились подчинять себе природу разными хитрыми способами, но переделывать путь, служивший с давних времен для связи с цивилизацией не стали. И так сойдет, есть и ладно.
