– У нас нет никаких секретов друг от друга. Спрашивай о чем хочешь, друг мой.

– Первое – что за ролевые игры между всеми вами? Реформаторы, Кочевники – зачем? У вас нет нормальных имен?

Мужчина улыбнулся.

– Мне понятно твое недоразумение. К сожалению, современное общество навязало нам свои принципы понятия «нормального». Но здесь все иначе. Наш предводитель невероятно изобретателен. Он позволил нам самим выбирать себе так называемые «вторые имена» – имена, которые отражали бы нашу сущность, какие-то черты характера, какие-то моменты прошлого. Я зовусь Кочевником потому, что долгое время я скитался по пустыням африканских стран со своим небольшим караваном в поисках места, которое мог бы назвать своим домом. Я тогда и понятия не имел, что мои поиски приведут меня сюда…

– Интересно… в книге об этом ничего не сказано…

– «Белый мрак» был написан Реформатором задолго до произошедших со мной событий. Мы все читали эту книгу не один раз и глубоко почитаем ее автора, но несмотря на все это, это всего лишь книга. Она определила путь, по которому пошел наш хозяин, но она не могла предсказать все события, которые с ним произойдут.

– Хорошо… это место… Цитадель… о нем ведь известно только определенному кругу людей?

Кочевник кивнул.

– Город-призрак. Он не отмечен на карте, о нем нет информации в Сети или еще где-либо. Реформатор специально выбрал место, окруженное непроходимыми лесами, находящееся вдали от других населенных пунктов и дорог. И, как ты мог заметить, здесь нет высоких зданий, кроме этой башни. Цитадель еще слишком мала для города, но уже слишком велика для деревни. Пожалуй, это к лучшему. Мы стараемся скрывать это место от любопытных глаз.

– Почему?

– А сам как думаешь? Люди не поймут. Это ведь нелегальный город, грубо говоря. Они придут сюда со своими законами, правилами и губительными традициями и превратят Цитадель в один из миллионов городов, разбросанных по нашей планете. Хотя о чем я… они просто его снесут…

– Я смотрю, Реформатор хорошо над вами поработал.

– Ты думаешь, нам промыли мозги… о, нет… поверь, каждый из нас пришел к этому выводу сам. Реформатор никого не принуждал идти сюда. Он не заставлял нас покидать тот мир, к которому мы уже привыкли, забывать ту жизнь, в которую мы уже окунулись. У каждого из нас был выбор. А как часто тебе предоставляют выбор в современном мире? Все уже решено за нас. Нам навязали жизнь в загрязненных городах, нам предлагают есть и пить яд в привлекательной оболочке, тратить драгоценные минуты жизни на охоту за деньгами, окунаться в мир насилия и испорченности.

«Нет, мне определенно сейчас промывают мозги» – подумал Антуан, стараясь не поддаваться жгучему желанию подписаться под каждым словом Кочевника. Когда он закончил говорить, они как раз подошли к деревянной двери синего цвета.

– Твои покои, – улыбнулся мужчина, показав на дверь.

– Спасибо, – молвил музыкант, поворачиваясь к нему, – И все же… последний вопрос… насколько я знаю из книги, ваша организация, во главе которой стоит Реформатор, называется Белый мрак. Как и его книга, собственно. Я так понимаю, к ней относятся не все жители этого города?

Кочевник кивнул.

– Только одетые в черные плащи.

– Я так и думал… но я хотел спросить о другом… почему Белый мрак? Что скрывается за столь противоречивым названием?

Мужчина мягко улыбнулся.

– Ты не поверишь, но это единственный вопрос, на который я не могу дать тебе ответ.

– Почему же?

– Так распорядился Реформатор. Возможно, он хочет сам тебе обо всем рассказать завтра. Или же… хочет, чтобы ты сам нашел ответ. Спокойной ночи, Антуан.

Реформатор спустился вниз по винтовой лестнице, ведущей в подземелье башни. Толкнув черную дверь, он вошел в большой зал, окутанный тьмой. Здесь не было ни окон, ни люстр, свисавших с потолка. Единственными источниками света служили лишь маленькие огоньки, исходившие от зажженных свечей. Закрыв за собой дверь, Реформатор подошел к длинному столу, по обе стороны которого стояли люди в черных плащах, державшие в руках эти свечи. Их глаза, светящиеся в полумраке, были направлены на предводителя. Он некоторое время смотрел на присутствующих, затем тоже взял со стола зажженную свечу и поднес к своему лицу. Горячий воздух ударил ему в глаза, а пламя заколыхалось от его дыхания.

– Тушим свет, – произнес Реформатор.

Раздался единовременный звук выдоха, и зал погрузился в полнейшую тьму.

Александэр повернул ключ в двери. Мастерская встретила его гробовым молчанием.

Он некоторое время стоял на пороге, безжизненным взором оглядывая осиротелую комнату. Деревянный пол был усеян сухими желтыми листьями, которые ветер на протяжении нескольких месяцев старательно вдувал через открытое окно. Он же наверняка добавил толстый слой пыли каждой горизонтальной поверхности. Да… определенно, никто еще не был здесь с августа. С того самого августа.

Парень закрыл за собой дверь, бросил свой рюкзак на кровать и подошел к окну. Зима постепенно давала о себе знать неистовым снегопадом и морозным воздухом. На улице Воронцова была довольно умиротворенная атмосфера, чего нельзя было сказать об остальной части города. Только сойдя с поезда на вокзале, Александэр уже чувствовал неладное, когда мимо него сновали наряды полиции. Ту же самую картину он увидел, когда спустился в метро, где его обыскивали сотрудники безопасности чуть ли не через каждые два шага. Возможно, тот факт, что он не брился уже полтора месяца, не играл ему на руку. Художник подошел к треснувшему зеркалу. Давно он не смотрел на свое отражение. Возможно поэтому ему показалось, что от человека, которым он когда-то был, не осталось и следа. И дело было даже не в бороде, покрывавшей его молодое лицо, а, скорее всего, во взгляде. Это был взгляд мертвого человека, потерявшего свою душу, взгляд без надежды на будущее.

Некоторое время понаблюдав за тем, как трещина в зеркале рассекает его отражение пополам, Александэр наконец отошел от него и, оглядев комнату, взял в руки метлу. Прутья забегали по деревянному полу, собирая пыль и листья многомесячной давности в одну большую кучу. Вскоре весь мусор был в мешке, а художник уже проходился тряпкой по письменному столу, комодам, шкафу и стульям. Когда взгляд его упал на мольберт, Александэр на некоторое время замер на месте. В мгновение ока он увидел себя сидящим напротив него, с дрожащей рукой проводящим кисточкой по холсту. Холодные длинные пальцы Милорда лежали на плечах парня, а тихий вкрадчивый голос проникал в самую глубину сознания.

Она прекрасна… я бы назвал ее бриллиантом своей галереи… и этим бриллиантом я обязан тебе, Александэр…

Художник зажмурился и с силой потряс головой, стараясь изгнать оттуда воспоминания.

Сейчас ты полон пороков, искажающих твою безупречность… а в вечном сне мы станем произведениями искусства… как те картины в коридоре… я готов смотреть на них вечно…

– НЕЕТ! – заорал Александэр, с размаху ударив мольбертом об стену. Деревянные стойки полетели на пол. Раздалось еще несколько ударов, и деревянная рухлядь упала сверх охапки листьев в мешке. Туда же вскоре отправилась и толстая пачка холстов. С одного из них сверкнуло серебристое озеро.

А Александэр тем временем уже красил стены. Малярная кисть скользила по ним, закрашивая зарисовки художника, которые он делал в порыве творческого вдохновения, когда готовил картины для своей выставки. Темно-коричневая краска уже имелась в мастерской – Антуан когда-то купил полдюжины банок, грозясь покрыть кофейным цветом «девичьи» обои Александэра.

За окном уже смеркалось. Снег умерил свой холодный пыл, посылая лишь редкие избранные снежинки в этот мир. Художник заполнил пустыми банками из-под краски второй мешок и приложил его к первому, решив выкинуть все это завтра утром. Встав посередине комнаты, он наконец-то сделал глубокий вдох, приводя сердцебиение в норму. Обновленная мастерская деловито смотрела на него, призывая немедленно сотворить что-нибудь творческое.