– Причем здесь…
– Думаешь, Рим безграничен?
– Нет, но…
– Вот именно. Если они будут здесь со всеми нянькаться.
– Ты же не собираешься здесь оставаться?
– Дело не в том, что собираюсь делать я. Вопрос в том, что собираются делать они.
– И что собираются делать они?
– Ты не интересовался субботой?
– Нет, я…
– И ты не знаешь, что такое гладиаторские бои?
– Наверно какие-нибудь соревнования.
– Да, только до нас соревновались исключительно проштрафившиеся граждане, да плохо работающие рабы.
– Хочешь сказать, что это своего рода наказание? Но за что нас наказывать, да и относятся к нам не как к наказуемым.
– В том то и дело. Почет, слава, жратва, бабы… Почему же тогда для них бои хуже рабства?
– Значит, они рабы, а не бойцы, – Костика уже начал злить этот разговор.
– Мы как будто в разных городах живем, – не унимался Михей. – Женька, та вся в тряпках, помадах, цацках. Она ничего больше ни видеть, ни слышать не хочет. Ну да ладно, ей простительно, но ты… Ты-то почему не видишь Рим?
– Ты считаешь себя самым умным? Ну да, у одних дворцы, у других хижины, одни работают, другие нет, ну и что? Что у нас по-другому? Здесь вилла с бассейном, у нас склад с тушенкой. Кто успел, тот и взял. Люди везде одинаковые.
– А ты давал кому-нибудь на халяву тушенку? То-то и оно.
Суббота. Еще задолго до начала представления весь Рим, включая детей и рабов, устремился на трибуны Колизея. В городе оставались лишь они, да еще необходимая свита. Их нарядили в яркие костюмы и дали мечи. Настоящее боевое оружие.
– Вот тебе и почести, – прошептал Михей.
– Ничего. Не из таких переделок выходили, – Костик бодрился с большим трудом.
Они вышли на арену и буквально утонули в цветах, так народ Рима приветствовал гладиаторов.
– Начало пока ничего, – прошептала Женька.
– Подожди, в еду они здесь тоже чего только не кладут, – приободрил ее Михей.
Протрубили трубы, и рабы при помощи специального подъемного механизма подняли ворота Колизея, те, что были напротив гладиаторских. Оттуда на арену неторопливой походкой…
3
Жизнь возвращалась болью. Болела каждая клеточка, каждый миллиметр его несчастного тела. Казалось, у него не осталось ни одной целой косточки. Голова же не только готова была разорваться от боли, но еще и кружилась, а в глазах летали мушки, рыбки, зайчики в окружении разноцветных кругов, как у героев мультфильмов. Вслед за болью пришли вода и холод. Вода была холодной и лилась откуда-то сверху. Надо было открывать глаза, и вообще, возвращаться к жизни. Он попытался сесть. Тело принялось возмущаться на разные голоса, но, тем не менее, повиновалось.
Он сидел на старой, поросшей какой-то светящейся дрянью металлической решетке в колодце для стока воды, стенки которого тоже испускали тусклый холодный свет. Здесь все было заброшенным и прогнившим. На стене были старые ржавые скобы. Михей попытался встать. Новый приступ боли и головокружения, но если держаться за скобы… Удивительно, но он был цел. По крайней мере, руки, ноги, голова. Господи, и почему оказался прав он, а не Костик!
Скобы были склизкими и шершавыми от толстого слоя ржавой плесени. Когда боль и головокружение становились нестерпимыми, он привязывал себя к скобам остатками своего дурацкого костюма и ждал, когда силы вновь к нему вернуться. Он двигался медленно, и каждая новая скоба, каждое движение приносили нестерпимую боль. Несколько раз, впадая в отчаяние, он был близок к тому, чтобы отпустить руки, но его останавливала мысль, что он может выжить после падения, раз каким-то чудом выжил в первый раз, но только с более серьезными последствиями. И он вновь, матерясь, глотая слезы и проклиная судьбу, продолжал ползти по осклизлой стене этого проклятого колодца.
Боковой тоннель. Крепкий сухой пол, и никаких больше скоб. Михей без сил рухнул на пол.
Тварь была намного крупнее первой. Она нехотя выходила из своей норы на арену, не обращая никакого внимания на трибуны. Сюда бы автомат, но оружие потерялось во время падения в Рим. Боевые мечи выглядели зубочистками на фоне не столько страшного, сколько омерзительного зверя. Тварь нехотя принялась кружить вокруг них, выбирая момент для прыжка. Неожиданно резкий бросок, и Михей едва успевает уклониться от зловонной пасти, но, получив сильнейший удар лапой, летит на землю. Костик тоже уже на земле. Женькины глаза полны ужаса. Она, не глядя, куда-то тычет мечом, и в следующее мгновение тоже лежит на арене, только из ее горла хлещет кровь. Тварь поворачивается к Михею. Следующий прыжок. Теперь он придавлен сильной жилистой лапой с острыми длинными когтями. Меча нет, а вонючая зубастая морда в нескольких сантиметрах от его лица. И тут Костик втыкает свой меч в ее невидящий глаз. Их крики сливаются в один, полный ненависти и боли вопль… И вот он в этом колодце.
После отдыха тело разболелось еще сильней. Первый шок прошел, да и ушибы на другой день всегда болят сильнее. Головокружения, правда, не было. Была сильная пульсирующая боль в висках, но голова уже соображала. Надо было вставать и идти дальше, но сил не было, словно отдых отнял у него последние. Боль, усталость и бессилие. Михею приходилось преодолевать себя, чтобы сделать каждый следующий шаг. Он брел вперед, не останавливаясь и не отдыхая. Голова была тупой и ватной, ни одной мысли, что, вероятно, было и к лучшему. Он даже не заметил стену, которой заканчивался коридор, и врезался в нее на полном ходу. Тупик. Михей рухнул на пол с одним только желанием: умереть прямо сейчас, возле этой проклятой стены…
Человеческая речь совсем рядом, прямо здесь, возле него. Люди! Михей окончательно проснулся. Люди! Первым его побуждением было закричать, позвать на помощь, но наученный горьким опытом, он предпочел затаиться. Говорили за стеной. О чем, понять было невозможно, да это и не было важно. Люди! Но какой сюрприз принесет встреча с ними?
Ждать было еще трудней, чем идти, но он терпеливо выждал, пока голоса стихли, затем подождал еще, для гарантии, и только потом принялся ломать стену. Ему определенно везло. Стена оказалась тонкой и непрочной. Кирпичи клали кое-как, на плохой раствор. Иначе… У него не было ничего, даже пилочки для ногтей.
Коридор был теплым и обжитым. Пахло людьми, едой, жизнью. Михей очутился в превращенной кем-то в бытовку нише. Старый топчан, стол, на столе остатки еды. Михей подмел все до последней крошки, и только потом обратил внимание на то, что стол застелен большими книжными страницами, разделенными на колонки. «Газета выходит с…» Газета! До этой минуты он видел газеты только на экране. Их читали вечерами важные люди в креслах у камина, в них заворачивали бутерброды, ими застилали столы… Газеты! Неужели я…? Но до поры до времени он отогнал эту мысль.
Здесь все было другим: Пол, потолок с тусклыми лампочками на одинаковых расстояниях друг от друга, стены, вдоль которых тянулись кабеля и трубы, воздух. Воздух был наполнен незнакомыми запахами. Следующей находкой была старая грязная ватная куртка, в кармане которой лежали сигареты и спички. Сигареты были странные, в тусклой бумажной пачке с длинным мундштуком вместо фильтра. Михей затянулся и закашлялся. Да, ну и табачок тут у них! Коридор слегка задрожал, и до Михея донесся странный, он никогда раньше не слышал ничего подобного, гул. Михей прибавил шагу. Уже через пару минут он оказался на узком выступе, идущем по краю тоннеля. Ниже, по всему полу шли какие—то непонятного назначения коммуникации. Вновь послышался нарастающий гул, и из—за далекого поворота вырвался луч ослепительного яркого света. Мимо Михея пронеслось что-то огромное, громыхающее и затягивающее под себя. Михею с большим трудом удавалось держаться на ногах. Вот и дракон. А демоны… Счастливый ты человек, преподобный Джо. Мало того, что занесла тебя судьба в это странное место, так ты еще умудрился вернуться живым и невредимым. А для гарантии решил прикинуться дурачком – мало ли чего, вдруг кто по следу идет. А так милый сумасшедший дурачок, поехавший на своем боге. Безвредный, да и кто такого примет всерьез? Прав был Костик, ой как прав. Михей вновь услышал голоса, гул множества голосов. Сколько же их там?
