– Никто не обязан нас любить, милая. Как ты себя чувствуешь?

– В ушах звенит.

Наташа вздохнула.

– Я, наверно, мало интересуюсь твоей жизнью, да? Совсем стала невнимательная, черствая. Не спрашиваю как дела. А ты все молчишь, молчишь и сама ничего не расскажешь. Молчунья ты моя…

– Угу. – Кира посмотрела на тетю. Ни растерянности, ни волнения. Она очень быстро взрослела. – Может, перекусим?

– Это мысль.

Они взялись за руки и покинули негостеприимный храм науки.

Первые «отклонения от нормы» были зафиксированы еще в детском саду. Тогда неожиданно выяснилось, что четырехлетняя Кира умеет лечить людей. Причем не на физическом, а на каком-то ином уровне. Первым «пациентом» девочки стала ее воспитательница.

Тридцатилетней Евгении приходилось несладко: вставала с постели в шесть, собирала дочь в школу и бежала в детский сад, а вечером уходила после семи, когда забирали последнего сорванца. Утомление, сонливость, круги под глазами, общий негативный настрой – все это стало обыденностью и в один не очень хороший вечер привело к срыву. Тетя Женя уселась в углу возле клетки с хомяком и горько разрыдалась. Из детей в группе остались только Кира и щекастый крепыш по имени Вова. Последний быстро ретировался, а молчаливая Кира присела рядом с воспитательницей и стала наглаживать ее руки.

Поначалу у Евгении похолодели пальцы, затем стала накатывать головная боль – не боль даже, а пульсация в затылочной части. В глазах потемнело, опустилась серая пелена, словно вуаль. Что самое интересное, Евгения не могла сопротивляться «вторжению», даже не найдя в себе сил просто подать голос и озвучить срывающийся с губ вопрос. Вскоре Кира так же неожиданно отняла свои руки, отползла в сторону и уселась на пол. Взглядом словно спрашивала: «Ну?».

В точности описать свои ощущения Евгения впоследствии не сумела. Головная боль прошла, холодок, бежавший по телу, исчез, но главное – прошел страх перед завтрашним днем, таким же непроходимо пустым и тяжелым, как и все предыдущие. Подобный эффект оказывают первые две рюмки крепкого алкоголя (тот факт, что все последующие рюмки не делают человека в несколько раз счастливее, не отменяет благотворного воздействия первых двух), но Кира всего лишь погладила ее руки.

Родители девочки, выслушав рассказ, смущенно улыбались. Очевидно, это был не первый случай, когда они замечали за своим чадом проявление необъяснимых чудес.

Через несколько лет родителей не стало.

Они занимались проектированием и строительством специализированных учреждений – больниц с дорогим и сложным оборудованием, офисных, телерадиоцентров и лабораторий. Специалистов такого уровня в стране насчитывалось всего пара десятков, поэтому чета Эммер могла не беспокоиться о хлебе насущном долгие годы. Единственное, что их смущало в таком положении, это постоянные отлучки из дома, да и невозможность построить стабильный, нормальный дом в его обычном обывательском понимании. Первые три года своего супружества они провели в Сибири, недалеко от Байкала, потом вернулись на Южный Урал; едва успели обзавестись квартирой, как страна направила их в Африку на возведение детской клиники. Они нырнули в джунгли черного континента где-то на западном побережье в районе Нигерии, а вынырнули через полтора года чуть севернее Йоханнесбурга. Вернулись домой изменившиеся до неузнаваемости и внешне, и внутренне и поставили перед руководством компании вопрос ребром: либо вы даете пару лет на отдых и обустройство гнездышка, либо контракт разрывается.

Переговоры продолжались всего несколько минут. Эммерам предоставили на выбор несколько проектов внутри страны на максимальном удалении от дома в двести километров. Они согласились. Вскоре у них появилась девочка Кира. Тихая, задумчивая, загадочная, способная часами лежать в кроватке и смотреть в потолок, изучая какие-то одной ей видимые узоры.

Когда ей исполнилось два года, архитекторы пристроили девочку в детский сад и возобновили дальние поездки. Родная сестра матери Наташа Ростовцева с удовольствием занималась ребенком. Своей семьи журналистка, разменявшая четвертый десяток, пока не завела, меняя потенциальных женихов как не отслужившие гарантийный срок бытовые приборы. Выбирая между бабушкой с дедушкой по линии матери и теткой Наташей, Кира остановилась на последней, хотя старики души в девочке не чаяли и старались баловать.

Пока Эммеры отсутствовали, Кира росла под присмотром Наташи. Тетка оказалась неплохой нянькой, способной не только накормить ребенка кашей или показать гориллу в зоопарке, но и рассказать что-то интересное об окружающем мире. Родители Наташи помогали по случаю. Удивительно, но даже сама Ростовцева, свободолюбивая рыжая бестия, каковой ее считали в журналистском сообществе, стала меняться на глазах.

«Что происходит, Рыжик? – спросил ее однажды главный редактор еженедельника „Радар“ Федор Чудинов. – Сама не своя. Поймала прокурора области в бане с проститутками?».

Наташа с улыбкой воздержалась от комментариев.

Спустя семь лет после рождения дочери Герман и Екатерина Эммер улетели во Вьетнам. Обычная плановая двухмесячная командировка. Там их компания возводила фешенебельный офисный центр. При перелете из отеля к месту предполагаемой застройки вертолет, на борту которого, кроме четы Эммеров, находились представители заказчиков и охранник, зацепился за линию электропередач и рухнул в степь с высоты восьмидесяти метров. Выжил лишь охранник, да и тот на всю жизнь остался без ног.

У Киры с тех пор оставалась только тетя Наташа.

Из лицея девушки зашли в «Макдоналдс». Наталья заказала пару бигмаков, картошку, молочный коктейль и черный кофе.

Присели в углу подальше от шума. Наташа разложила на столе ноутбук и стала задумчиво открывать и закрывать страницы Интернета. Кира с видимым удовольствием поедала гамбургер.

В этот момент Наталье позвонили. Она посмотрела на дисплей телефона, отодвинула стакан с кофе. Кира заметила тревогу.

– Все нормально, теть Наташ?

– Да, моя хорошая, это по работе. Ты ешь, не отвлекайся, у нас еще много дел.

Кира кивнула и вонзила зубы в бутерброд.

– Алло!

– Привет, Наташ. На тебе лица нет.

– Откуда вы знаете, Федор Николаевич, что на мне есть, а чего нет? – улыбнулась Ростовцева. Приступы человеколюбия с ее главным редактором случались редко, поэтому она не упускала случая насладиться ими по полной программе.

– Слышу по голосу. Визит прошел неудачно?

– Ага.

– Переживаешь?

– Немного.

– Перестань. Сукин сын еще получит свое…

Наташа покачала головой. Для человека, ногами открывающего двери в высокие полицейские кабинеты, Федор Чудинов обладал достаточным количеством цинизма, но иногда и он перегибал палку.

– Он не сукин сын, он всего лишь несчастный функционер.

– У функционеров всегда счастье. Ладно, бог с ним, у меня к тебе предложение.

Чудинов взял небольшую паузу, которой как раз хватило, чтобы Наталья успела сделать глоток кофе.

– Я решил отдать тебе отдел криминальных расследований. Весь, до последнего дырокола. Ты долго к этому шла, немало моей аристократической крови выпила и вполне заслужила народное звание. Приказ уже подписан, бюджет утвержден, штат перетряхивается. Стасика, разумеется, возьмешь к себе, он без тебя в лифт боится войти. Что скажешь?

Наташа задумалась. Целый отдел в подчинение? Месяц назад она бы обрадовалась и закатила громкую пирушку.

– Слышу неописуемый восторг, – заметил Чудинов.

– Ну, как вам сказать…

– Другого ответа не ожидал. Знаешь, Наталка, я не могу смотреть на тебя такую. О моей рыжей гарпии напоминает только цвет волос. Даю две недели, возьми Киру и отправляйтесь отдыхать. Когда почувствуешь, что готова работать, возвращайся.

– А если не почувствую?

– Все равно возвращайся. Твои колонки вместо тебя никто делать не будет, даже если власть в этой стране поменяется десять раз.