– Не-а, – подумав ответил тот, и попросил еще бутерброд. – Дедушка живет в поселке Смолино Володарского района. Хороший. Я его очень люблю.

Это всего лишь в ста километрах от города.

– Не пойдет – близко.

– Тетя живет в Москве. Анастасия Филипповна. Хорошая…

– Да, и вы ее очень любите… – подхватил раздраженно Иван Петрович. – Как вы думаете, она обрадуется, увидев своего племянника, решившего погостить у нее пару недель со своим лучшим другом?

– С тремя лучшими друзьями, – подумав, добавил погорелец. – Сережик и Коляша поедут со мной.

– Кто такие?

– Ребята мои, охранники, в подъезде сейчас стоят. В теткиной квартире места всем хватит. У нее трехкомнатная «сталинка» неподалеку от метро «Университет». Я ее очень люблю.

– Годится, – кивнул Шмыга, приподнимаясь. – Тогда едем!

– Когда?

– Сейчас!

– Но маму завтра…

– Еще раз соболезную, но ничем помочь не могу. Не исключено, что как раз на кладбище… – перед детективом вновь промелькнула картинка из сновидения автомобильной королевы. – Вы меня, надеюсь, поняли…

– Но мне надо заехать за вещами! – Заупрямился Витенька, перестав жевать.

– Все необходимое купите в универмаге на Московском вокзале.

Однако, несмотря на решительность, с которой Иван Петрович намеревался бежать из Нижневолжска, выводя клиента из-под удара, отбыть в Москву им удалось лишь в два часа ночи проходящим поездом. Пришлось убеждать недоверчиво хмыкающую Аню, что никакой угрозы для них нет, что командировка является исключительно профилактической мерой, что в эти трудные для папы дни надо пожить с ним, и, кстати, показать ему, как классно она научилась готовить в замужестве, что домой следует приходить только в случае крайней необходимости, и в сопровождении бугаев из папиной службы безопасности… «Угу, и в бронежилете», что тридцать тысяч евро – неплохие деньги… «Угу, на похороны много, а на жизнь вдовы мало», и надо хотя бы немного за них поработать; что она – жена капитана, в сущности, человека военного…

Убеждения не помогли, Аня сморщила носик и разревелась. Пришлось вызывать такси и везти ее в родительский дом, а там не удалось избежать объяснений с тестем и тещей. Затем все-таки пришлось заехать на Родионова – как и говорила тетя Маша, сынок ее был довольно строптивым молодым человеком, – где Витенька в темных комнатах на ощупь набил вещами объемистый чемодан.

Словом, строжайшей конспирации выдержать не удалось, как хотел Иван Петрович, и поэтому провожающих на перроне собралось неожиданно много. Тут были здоровые молодые люди с накаченными грудными мышцами и настороженными взглядами исподлобья, и сотрудники патрульно-постовой службы, парами, как девицы из женского училища, прогуливающиеся по платформам, и бросающие на беглецов быстрые нескромные взгляды. Был и капитан Колобок из УБОПа – он прокатился вдоль вагонов так стремительно, что Шмыге не удалось с ним поздороваться; еще какие-то по-военному подтянутые люди, с коротко стриженными затылками, увешанные рациями и сотовыми телефонами.

Вся эта разношерстная компания загрузилась в ничем не примечательный поезд, кажется, «Северобайкальск-Москва», и прокатилась с детективом, Витенькой и двумя его телохранителями до самого Владимира. Здесь большая часть молодых тренированных людей там сошла и тут же пересела в поезд, шедший в противоположном направлении. Нижневолжская область закончилась, а что произойдет во Владимирской, Московской или Тверской – полковника Шивайло не интересовало.

Среднерусская возвышенность мягко перекатывалась под колесами, редкие ночные огни медленно плыли вдалеке, улыбчивая официантка меняла кофейные чашечки; возились за дверью, как малые дети, Сережик и Коляша – два бугая под два метра роста, показывая исподтишка друг другу новые разученные приемы… И совсем немного времени оставалось до тех томительных страшных минут на Ярославском вокзале, когда Иван Петрович будет исходить смертной тоской, глядя в невозмутимые лица приближающихся убийц.

Анастасия Филипповна Колясова, приходившаяся госпоже Мироновой не то двоюродной сестрой, не то женой ее рано умершего брата – подробности родства за давностью времени забылись, встретила нежданных гостей холодно и равнодушно. Она лежала в большой зашторенной темной комнате в узком красном гробу и держала окоченевшими пальцами тонкую восковую свечу. Огонек ее плыл в воздухе высоко над открытым белым лбом, над плотно зажмуренными глазами. Свечи также горели в углах под образами, по комнате медленно передвигалась очередь провожающих, переминаясь с ноги на ногу, осторожно покашливая, вздыхая, перешептываясь…

Иван Петрович перекрестился: «Господи, помилуй нас, грешных!», и отступил в прихожую, заваленную баулами, чемоданами, рюкзаками, дешевыми венками искусственных цветов… Сережик и Коляша поскучнели, Витенька присоединился к очереди, а Шмыга наскоро перетолковал с высоким дяденькой, седым, взлохмаченным, с черной повязкой на рукаве пиджака.

– Анастасия Филипповна была так молода… – осторожно начал Иван Петрович.

– Куда там! – махнул рукой дяденька. – Восемьдесят два отмахала, нам бы столько пожить.

– Горе-то какое… – вздохнул детектив… – Смерть была насильственной?

– Чего?

– Убили старушку?

– Что это «убили»? Сама померла. Да еще, старая карга, ни копейки на похороны не припасла. Думала, раз квартиру оставила, так надо на руках ее нести до кладбища… А вы кем ей приходитесь? – вдруг настороженно и с нескрываемой неприязнью спросил опечаленный родственник.

– Я друг племянника Анастасии Филипповны. Вы не переживайте, он без жилищных проблем.

– А-а, – с нескрываемым облегчением протянул распорядитель. – Тогда милости прошу к столу в кафе «Солярис», тут неподалеку, за углом. Подходите к двум часам, а сейчас, извините, автобусы пора встречать.

Отпихнув плечом Коляшу, побежал вниз по лестнице с двумя табуретками в руках.

– А лифт? – крикнул вдогонку Иван Петрович.

– Не работает! – донеслось откуда-то снизу.

«Вот тебе и Москва, – с провинциальным злорадством подумал Шмыга. – Только что работал, уже не работает. Эх, столичные порядки!» Будто в Нижневолжске были другие порядки…

Вышел Витенька, помял в руке платок.

– Судьба, – сказал он негромко детективу. – Уехал от одних похорон, нарвался на другие… Поехали в гостиницу?

– Бабушку любили… народу набежало, – задумчиво проговорил детектив, не двигаясь с места.

– Любили… – саркастически хмыкнул Витенька, оглядываясь. – Родня с деревни Белокуриха Горно-Алтайского края понаехала квартиру делить. Московских родственников у тетушки Настасьи нет… Едем? – нетерпеливо перебил он себя и вопросительно уставился на Шмыгу.

– Минуту. Виктор Валентинович, теперь ни одного движения без моего приказа. Стойте, где стоите. Молодые люди! – обратился он к телохранителям. – Один из вас на лестничную площадку выше, другой к лифту.

Коляша и Сережик переглянулись, Витек кивнул им, и те повиновались, заняв указанные позиции.

– Оружие у них есть? – шепотом спросил детектив Витеньку. – Замечательно.

Сам неторопливо спустился по широким ступеням вниз на два этажа и стал подниматься обратно вверх, внимательно осматривая каждую надпись на стене, каждый брошенный окурок, газетную бумажку…

Сами по себе похороны пожилого человека не являются чем-то особенным, что может вызвать пристальное внимание детектива по несчастным случаям. Только в ряду других подобных событий в человеческой жизни, несущих в себе смерть и разложение, атрибутика похорон – еловые ветки у подъезда, венки, крышка гроба, сама процессия, гроб, лицо покойника – является Знаком, страшным свидетельством нарастающей угрозы, неотвратимой, как и само печальное действо, которое происходит на глазах якобы случайного наблюдателя. И здесь играет роль все: и степень нарастания знака, и расстояние до него, и эмоции, которые он вызывает в том, кому предназначается.