Житомирский и Борохов,
Смутился Ваня Прохоров,
Иван Петрович Прохоров –
По матери еврей.
Простите нас, товарищи, за легкий ваш испуг,
У нас в гостях, как видите, заокеанский друг,
Друг Ленина и Сталина, банкир, миллиардер,
Он на могилу дедушки приехал в СССР.
По просьбе гостя нашего собрали мы миньян,
И это поспособствует сближенью наших стран.
«А как же без десятого? Миньяна нету здесь...» –
Промямлил Залман Ягода. Сказал Андропов: «есть».
В недоуменье Ягода
Кацнелебоген, Брауде,
Марголин и Бронштейн,
Житомирский и Борохов,
И даже Ваня Прохоров,
Иван Петрович Прохоров –
По матери еврей.
Пускай не беспокоится наш друг-капиталист
Надень, товарищ Ягода, фуражку и молись,
Уж если ищут органы, – не скроется еврей,
Десятым буду я у вас, по матери – Файнштейн.
Молились с гостем Ягода
Кацнелебоген, Брауде,
Марголин и Бронштейн,
Житомирский и Борохов,
Иван Петрович Прохоров,
И хорошо ли, плохо ли –
Сынок мадам Файнштейн.
Комиссар
(Подражание Игорю Талькову)
Восемнадцатый год. Расстреляли царя.
По Руси православной лютуют пожары.
Мордехай Цукерман, младший сын шинкаря,
Бросил свой ешибот и ушел в комиссары.
На гражданской войне он стреляет в упор
Генералов седых и безусых корнетов.
Лев Давидович Троцкий, наркомвоенмор
Награждает его именным пистолетом.
Отгремела война, боевой комиссар,
Был направлен в Москву за сноровку и хитрость.
И в центральной партшколе профессором стал
Философии Маркса учить коммунистов.
Пробил час - увезли Цукермана в тюрьму,
Как лазутчика "Джойнта", и космополита,
И троцкиста к тому же, напомнив ему
О подарке припрятанном, но не забытом.
В МГБ на допросе он сразу признал,
Что убить Кагановича замыслы строил.
Без ненужных речей заседал трибунал,
И лубянский подвал услыхал: "Шма Исроэл!..."
Старинная баллада
(Подражание русским переводчикам немецких и английских романтиков)
В роскошном чертоге на смертном одре
Король, пораженный недугом.
Напрасно стремят свои взоры горе
Вассалы и верные слуги.
Молитвы их тщетны, и знают они,
Что дни повелителя их сочтены
А в замке смятенье и трепет –
Король умирает бездетным.
Погиб на охоте от пули шальной
Эрцгерцог-престолонаследник.
За власть и владенья грозятся войной
Кузены – монархи-соседи.
Весь двор в ожиданье кровавых интриг...
И вот государственный канцлер-старик
Садится в карету, и мчит он
В забытую всеми обитель.
В обители сей августейшая мать
От суетной жизни спасалась.
Печальную весть довелось ей узнать,
Что сыну недолго осталось.
Промолвив, что правит судьбою творец,
Вдова открывает заветный ларец,
Таинственный свиток из кожи
Она доверяет вельможе.
И вместе в карете, под кровом ночным
К соседнему городу едут,
О том, что известно им только одним,
Ведут по дороге беседу.
Всю ночь они едут, и вот уж видна
В рассветных лучах городская стена.
Куда же ведет их дорога?
В еврейский квартал, в синагогу.
Пришедших встречает встревоженный взор
Молящихся шахрис[12] кагалом[13],
Но ропот среди иудеев прошел -
Они королеву узнали.
И вот уже хором браху[14] говорят,
Которой евреи встречают царя:
Будь славен ты, единосущный,
Могущество плоти дающий!
Окончено чтение Торы. Кагал
Встает, и осанистый кантор[15]
Молитву о благе державы сказал
И за исцеленье монарха.
И взгляд королевы и канцлера взор
Недвижны. На хазана[16] смотрят в упор.
И в недоумении хазан:
Чем честью такой он обязан?
А гости к нему направляются в дом,
Приняв приглашенье обедать.
Семья собралась за субботним столом,
Накрытым кошерною снедью.
Обычная радость еврейских семей:
Супруга, три дочери, пять сыновей,
Кидуш[17], преломление хлеба
И песни для дома и неба.
Пока не закончился этот шабат,
Пока за окном не стемнело,
Нежданные гости покорно молчат:
В субботу ни слова о деле.
Но время идет. Наконец, авдала[18].
Простившись с гостями, хозяйка ушла.
И время пришло говорить им
Про тайную цель их визита.
«Вы, кантор Иаков Галеви, узнать
Должны о великом секрете.
Сейчас пред собою вы видите мать
И вот документы об этом.
Для всех ваш отец – знаменитый раввин,
Но вы – короля предыдущего сын.
А брат ваш теперь на престоле,
Но неизлечимо он болен.
Родились два мальчика, два близнеца,
Два принца по праву рожденья,
И вот одного по решенью отца
Лишили святого крещенья,
Сокрыли от челяди и от двора
И прочь из дворца увезли до утра,
Чтоб во избежанье раскола
Один был наследник престола.
Какая же участь могла ожидать
Младенца, чей жребий неласков?
Сиротство безвестное? Может быть, яд?
Тюрьма и железная маска?
О, нет. Наш король его отдал туда,
Откуда пути во дворец никогда
Не будет несчастному сыну –
В семью городского раввина.
В обмен на обет навсегда запретить
Кровавый навет на евреев,
Раввин обязался ребенка растить
По заповедям Моисея,
В столицу его не возить никогда.
Король был не жаден. Раввину он дал
Четырнадцать тысяч дукатов,
Чтоб мальчик рос в доме богатом.
Но вот умирает ваш царственный брат,
Наследника нам не оставив.
И прибыли мы вас на царство призвать,
Идите и правьте по праву.
Примите крещение в церкви святой
И будьте с женой королевской четой.
И деткам – сиятельным принцам
Конечно же надо креститься.»
В раздумье Иаков Галеви провел
Мгновенье, другое и третье
«Итак, вы зовете меня на престол, -
Пришедшим спокойно ответил. –
Но я обладаю наследством иным,
Мы верность ему всем народом храним
Завет сохраняется нами
С времен праотца Авраама.
И я был обрезан. С младенческих лет,
Закон соблюдая усердно,
Вступил со Владыкой единым в завет
И твердо храню ему верность.
Дворец мой – семейство, корона – жена,
Из рода царя-псалмопевца она,
И в книге ее родословной
