Голова на шпиле вдруг разразилась сатанинским хохотом, а следом за ней и сам дом напомнил огромную, голодно разевающую окна–рты голову. Если бы только найти в себе силы попятиться, убежать… Но сама мысль о том, что придется повернуться спиной к ожившему кошмару, лишала воли и высасывала последние силы.

Уже находясь в полуобморочном состоянии, Гарри вдруг заметил рядом с собой движение.

— Фините Инкантатем! — вскричали два голоса, и Гарри увидел, как палочки авроров выписывают витиеватые узоры, оставляя в воздухе огненно–оранжевые царапины, будто вспарывая саму реальность. На мгновение проступили контуры накрывающего поместье купола, покрылись светящимися изнутри трещинами. Дементор подернулся рябью, голова на шпиле оплыла, словно цветная рождественская свечка, и стекла по черепичной крыше башенки. В следующий миг с глухим "буммм" полыхнуло оранжевое зарево. Гарри зажмурился, отшатнулся, споткнулся и чуть не присоединился к распростертому на земле Малфою.

— Черт, силен старик, — тяжело дыша, выдавил Нотс, складываясь пополам и упираясь руками в колени. По его лицу градом катился пот. – Ну и где ваши мертвые головы, Поттер?

Гарри подумал, что напоминает сейчас мокрую, трясущуюся курицу.

— Откуда вы узнали про голову? — хрипло спросил он, вытирая со лба испарину.

— А вы думаете, только вам ужасы мерещатся? — усмехнулся Нотс. — Отрезанная голова — можно сказать, визитная карточка Аластора. Классика жанра. Он еще ноги любит. Между нами, — Нотс понизил голос, — думаю, это у него комплекс неполноценности сказывается.

— Ногу на шпиль неудобно закидывать, — заметил Брустер, помогая Луне подняться с мостовой. — Хотя эффектно, согласен. Можно было их перед крыльцом накидать.

— А как насчет дементоров? — не выдержал Гарри.

— Каждому свое, Поттер, — Брустер пожал плечами.

— Этак можно и в ящик сыграть, — сказала Луна, шмыгнув носом. — Черт, чуть не описалась.

Авроры переглянулись и одновременно повернулись к Блейзу.

— Все в порядке? — участливо.

— В полном, — Забини искусственно улыбнулся. Потом ответил на немой вопрос:

— Я просто не смотрел.

— Ну… э–э–э… молодец, парень, — неуверенно произнес Нотс. — Сейчас еще поколдуем немного — и можно входить. Поттер, может, вы все‑таки оттащите с дороги свой… гм, груз?

Гарри кинул мрачный взгляд на Малфоя.

— Эй, — легонько пнул носком ботинка под ребра. — Кончай симулировать, Малфой, я тебя весь день на носилках таскать не собираюсь.

Ноль реакции.

— Малфой, ты слышишь? Поднимайся, хватит тут комедию ломать.

Еще один тычок — и светловолосая голова перекатилась, открывая взгляду слипшиеся от крови волосы на виске. Должно быть, при падении с "носилок" разбил голову о булыжную мостовую. Гарри выругался.

— Какие мы нежные, — и взмахнул палочкой. — Вингардиум левиоса, чтоб ты сдох, Малфой!

* * *

Вечером Гарри разжег камин, чтобы не замерзнуть. Ветер гудел в дымоходе. По–осеннему стылый, промозглый, сырой ветер. Странное в этом году выдалось лето.

Гарри удалось восстановить разбитые стекла в гигантских окнах, которые только добавляли впечатление неуютной пустоты. Огонь дрожал и горел неохотно, словно лишь сила Инсендио удерживала его в рамках огромного камина. Гарри задернул шторы, скрыв с глаз долой прозрачные витражи в тонких металлических решетках. Слишком красивые витражи. Когда‑то в лучах утреннего солнца они двигались, разбрасывая по залу красочные блики.

Обитатели портретов на фиолетовых стенах недовольно перешептывались, но Гарри не обращал на них внимания. Он устроился в кресле, потягивая разогретый шоколад из большой кружки — с третьей попытки удалось трансформировать фамильный малфоевский серебряный кубок в обычную маггловскую фарфоровую кружку. Не было ему ни хорошо, ни уютно — в животе словно образовалась черная, глубокая дыра с того самого момента, как он переступил порог Поместья. Высасывающая хорошие воспоминания, не позволяющая думать ни о чем, кроме происходившего здесь и сейчас, не дающая сосредоточиться на собственной судьбе… судьбе героя волшебного мира, которого, в общем‑то, никто не спросил, а хочет ли он… Точно дементор, вытягивающий счастье.

Отчет Гарри отправил вместе с аврорами. Нотс и Брустер справились со своей частью работы: сняли защитные заклятия, осмотрели территорию, выявили несколько малфоевских ловушек и оградили их щитами и магическими ленточками. Прошлись по первому этажу, вынесли из подземелий четыре трупа… Гарри не смотрел, чьи именно, но одним точно должен был быть Петтигрю. Отправили на опознание… У них свои методы. И, наверное, железные нервы. Сказали, что не прощаются: неизвестных ловушек много, обезвреживать найденные должны профессионалы. Гарри заикнулся было, что справится сам, — куда там! Они видели его, сжавшегося в комок перед воротами Поместья, видели его безумные глаза, направленные на воображаемого дементора, слышали хриплые возгласы. Моуди не доверит ему больше, чем уже доверил. В конце концов, он Мальчик–Который–Выжил, его нужно беречь как память, как символ, как талисман на удачу.

Гарри готов был вцепиться в глотку тому, кто осмелится произнести это вслух.

Ты сильный волшебник, Гарри Поттер, но твоя сила была направлена лишь в одну точку, и когда цель исчезла, ты стал одним из многих, думал он. Ты не справишься со всем и сразу только потому, что ты — это ты. Тебе еще столькому нужно научиться!

Поэтому он попрощался с Брустером и Нотсом спокойно, вернулся в каминный зал и устроился в кресле. На сегодня работа была выполнена.

— Хватайся за руку! Держи–и–и–ись…

Первозданный огонь — жуткий, живой, испепеляющий своим дыханием, выжигающий легкие и глаза, — гигантскими клубами взмыл под самый потолок. Взрыв — и ослепительное оранжевое пламя смертоносными струями ударило во все стороны, разлетевшись, точно цветок маггловского салюта, и распавшись на десяток оживших чудовищ.

— Гарри! — истеричный вопль сзади.

— Летите к выходу! — прокричал он в ответ, срывая голос.

Он уже знал, что не успеет. Огненные демоны, разевая голодные пасти, рванулись к нему. В лицо ударил горячий воздух вперемешку с пеплом и заткнул горло. Он снова заложил вираж, спасаясь от наступающей гибели, вырывая у смерти еще несколько мгновений, еще несколько конвульсий оглушенного разума и обожженного тела.

Снизу, из груды ветоши к нему тянулась ладонь – мокрая и скользкая от пота, слишком узкая, чтобы за нее можно было схватиться, а затем вытянуть. Но он пытался снова и снова. Кружил в чудовищном огненном водовороте, задыхаясь от дыма и корчась от боли. А она выскальзывала. Раз за разом.

Он метался по простыни, пропитавшейся горячим потом. Он стонал и бредил. Пульс зашкаливал за сотню ударов. Но там, во сне, в беспрестанной лихорадке, он знал, что должен вытащить, должен спасти… И никогда не успевал. В пятый, в десятый, в двадцатый раз за ночь — не успевал. И отчаяние жгло сильнее самого страшного огня, и тоска разливалась по венам огненной лавой, и обреченность давила бетонной плитой… И на последнем вздохе он проснулся. С криком, с хрипом, с искривленным ртом. С лицом, мокрым от слез. В футболке, пропитанной потом. На кровати с перекрученными в жгуты простынями.

— Гарри, — тихонько позвал голосок из темноты.

Он сдавил голову ладонями, с силой потер лицо, размазывая по щекам слезы.

— Я тебя разбудил, прости, — прохрипел в ответ.

— Ничего. Я не спала. — Недолгое молчание. — Тебе снился кошмар.

Он заставил себя усмехнуться. В глазах все еще стояли всполохи огня, сердце не успело успокоиться.

— Да… иногда бывает.

— Хочешь, заварю чаю?

Он удивленно приподнял брови. Так странно слышать этот спокойный голос из темноты. Не видеть ничего, кроме отсветов прозрачных витражей на шторах. Не чувствовать направленного на тебя участливого взгляда. Не понимать, где ты и кто, собственно, с тобой разговаривает.