— Не только чай, будет вам и суп, — пообещала Валюха. — Будто я вас не знаю: без супа не работники…

Почаевничав, ребята прежде всего проверили, что за дыра в потолке, нельзя ли до нее как-нибудь добраться. Три луча сошлись в одной точке. Это оказалась узкая щель между двумя плитами, такая узкая, что о лазе и говорить не стоило. К тому же находилась она на десяти-двенадцатиметровой высоте, тут и шнур не помог бы. Однако дыра доказывала, что западная сторона пещеры выходит в тайгу.

— Ну что ж, будем стукать, — сказал Цырен. — На трех уровнях: у пола, на высоте груди и на высоте вытянутой руки. Кто услышит гулкий звук, вроде как в пустой бочке, — премия.

— Какая премия?

— Первым осмотреть сокровища Чингисхана.

И пещера наполнилась стуком. Беспрерывным, упорным в две кирки. Под сводом перестук множился, спутывался, падал сверху уже сплошной дробью не то пулемета, не то отбойного молотка. Если бы и таились в пещере какие-нибудь злые духи, приставленные охранять клад, вмиг разбежались бы.

Вечером, когда уже руки опускались от усталости, Цырен в досаде отбросил кирку и возмутился, будто его обманули:

— Вот черт! Монолит! Никаких просветов!

— Ну, захотел в первый же день найти! Мы еще постукаем, — утешил его Санька. — Давайте-ка, братцы, ужинать, от грохота брюхо подвело. Как пустая бочка.

Так буднично и заурядно окончился этот день, которому Цырен прочил стать великим. Назавтра предстояло простукивать стены на высоте трех и четырех метров. Нечего было и думать, сладить с этой работой без лестницы. Не рубить же ступени на каждом шагу.

— Эх, сожгли большую летку, — огорчился Санька. — Я бы из нее лестницу смастерил.

— Из одной-то? — не поверила Валюха.

— А из двух сможешь? — хитро прищурился Цырен.

Санька отвернулся, решил — опять его разыгрывают.

— Чудак, будут тебе ветки. Только, может, малость кривые.

И Цырен начал разуваться. Дождь шел вторые сутки, кора сосны намокла, и Валюха, тревожно глянув вверх, нахмурила брови.

— Могу я попросить тебя об одном одолжении?

— Конечно, Валя. Все, что угодно.

— Не лазь туда, Цырен. Скользко же! Сорвешься — и больница не понадобится. Подождем, пока перестанет дождь…

Цырен уже начал было натягивать снятый сапог — и расхохотался.

— Ты гляди, едва не уговорила! Да для меня это… Рудик, Санька, скажите-ка! К тому же по мокрой коре босиком даже лучше. Так что не из-за чего беспокоиться. А ну, гоп-гоп!

Странно, внизу виднелась не земля, а крохотные волны, кипящие в береговых утесах. Пожалуй, ему было бы страшновато, если бы не Валюха. Ее присутствие делало ствол шероховатым, сучки — надежными, руки — сильными. Много ли надо человеку — несколько добрых слов! Ему нравилось, что Валюха переживает за него, хотя, может быть, точно так же переживала бы и за Рудика. А вчера Цырен приметил: она старается не оставаться с Санькой наедине. Чуткая. У них даже сами собой сложились две бригады. Валюха с Рудиком и Санька с Цыреном.

Он вспомнил, как утром Санька уговаривал: «А что, Валюта, может, опять супчиком нас побалуешь? Страсть люблю супчик, особенно когда ты, готовишь». — «Вари сам, если охота. Мне и дома надоело». — «Ну, пожалуйста, Валюшенька!» — и украдкой погладил ее руку. Она обернулась, увидела Цырена и ответила сердито: «Не подлизывайся! Каждый день суп — жирный будешь!»

Наконец он достиг первой капитальной ветки.

— Ау, Санька, лови! — Цырен сбросил вниз связку из разных тоненьких веревочек, шнурков и ремней, и Санька привязал к ней топор. — Буду рубить ветку, на которой сижу.

Рубить на весу было неудобно, а тут еще, как назло, первая ветка, самая толстая, ухнула мимо уступа.

— Может, заодно и дровишек наломать? — крикнул он вниз. — Для супчика?

— Никаких дровишек, слезай! — отозвалась Валюха.

— Без супчика пробьемся, — подтвердил Санька. Когда Цырен ступил на землю, Валюха вздохнула и, ни слова не сказав, ушла в пещеру. Вскоре Санька соорудил классную лестницу. А обрубков от нее хватило-таки на костер. Агитировал ли Санька еще раз, Цырен не знал, но суп на обед был.

К вечеру простукивание закончили — безрезультатно. На лица легли первые следы разочарования. Больше всех был обескуражен Цырен: великий день открытия ускользал. А дождь все лил и лил, теперь вода уже не капала в кружку — бежала сплошной струйкой. Ребята не знали еще, что дождь им не враг, а союзник. Они узнали об этом лишь на утро четвертого дня.

Цырен снова завел речь о поездке за веревками, с помощью которых надеялся достичь дальних углов пещеры, Валюха отговаривала его, Санька и Рудик молчали. Настроение было кислое.

— Ну зачем тебе веревка, где ты ее там зацепишь? — наседала Валюха. — Покажи, где!?

И она чиркнула фонариком по стене. Что-то показалось ей подозрительным, она вскочила, направила сноп света вверх. Под сводом, на высоте пяти-шести метров, расплывалось серое пятно. Посреди пятна сверкнула искра — и холодной каплей упала на лицо Валюхи. Из стены сочилась вода!

Ребята бросились к лестнице. Но даже Санька, самый длинный из всех, не смог дотянуться киркой до серого пятна. В ход пошли камни, валявшиеся в пещере, остатки дровишек, рюкзаки, куртки. Лестница поднялась на полметра, с последней ее ступеньки Санька рубанул по стене — к ногам щедро посыпалось каменное крошево. После третьего удара в углублении показался сгнивший корешок. Санька потянул за него, корешок оборвался — и лестница поползла в сторону. Цырен едва успел подставить плечо.

— Нет, братцы, так не пойдет. Надо натаскать камней.

Наконец лестницу надежно установили на каменной пирамидке, укрепленной грунтом, и Цырен взялся за кирку. Углубление в стене постепенно увеличивалось, земля сыпалась из него все более сырая, все чаще попадались гнилые корешки. И вот какой-то удар Цырена достиг цели — грунт отвалился пластом, потом сам по себе пополз неширокой струйкой. Цырен отстранился, ждал.

— Да ты вдарь посильнее, — посоветовал снизу Рудик.

Цырен вдарил — и целый поток воды обрушился вдруг на испуганных друзей, — воды, смешанной с песком, с прелыми листьями. — Ребята отскочили, отряхивались, отплевывались. Когда поток иссяк, Цырен снова вскарабкался на лестницу, сунул голову в образовавшуюся дыру — и пещеру огласил восторженный вопль:

— Вижу небо!

Через полчаса, кое-как расширив новый, очень сырой лаз, решили рискнуть. Как самый худенький, на роль первопроходца опять был избран Рудик.

Томительно тянулись секунды. Валюха нервно похрустывала пальцами. Санька стоял на лестнице, подстраховывал Рудика. А Цырен едва не бегал по пещере: наконец-то, кажется, пробил час, настал «великий день».

Прошла целая вечность, когда в дыре показалась подкованная подметка сапога.

— Держите! — предупредил глухой голос Рудика.

Он стоял мокрый, весь в глине, с круглыми от изумления глазами и не мог вымолвить ни слова. Три фонарика уставились на него в упор.

— Что?! Сокровища?! — закричал Цырен.

— Д-дом, — заикаясь, выдавил из себя Рудик. — 3-зимовье…

Санька ждал каких угодно слов, только не этих. Было бы куда больше похоже на правду, если бы их ждал снаружи караван верблюдов или даже дикарь в шкурах, с каменным топором в руке. Но дом…

До того как Рудик произнес это слово, Санька; представлял себе узкую расщелину, повдоль разрезавшую утес, и мрачную противоположную стену; они выйдут — и сразу увидят вход в другую пещеру, теперь уж в ту самую! Не может же эта каменная громадина, внутри которой они находились, быть такой узкой, всего в две пещеры шириной. Значит, она продолжается и дальше в сторону тайги, а коли так, почему бы не здесь затеряться пещере Чингисхана? Где еще нашел бы он столь потаенное местечко? Рудик сказал «дом»! Санька не верил ушам, он должен был увидеть все своими глазами.

Против ожидания, лаз оказался довольно крутым. «Ни дать ни взять, воронка. Естественная воронка, по которой первобытные выбирались в тайгу, — соображал Санька, карабкаясь по камням. — Видать, засыпало грунтом самое горлышко, а после дождей вода скопилась на дне и просочилась в пещеру. Не дожди — пришлось бы нам возвращаться восвояси».