— Хорошо.

— Премного благодарен.

— Спасибо вам, — ответил президент.

— Вы помните о тех речах, которые мы собирались произнести по поводу встречи союзников в Европе?

Трумэн выглядел озадаченным.

— Я не понял вашей последней фразы, господин премьер-министр.

— Вы знаете, о чем я говорю — речь, заявления, которые уже написаны. Я думаю, они должны быть обнародованы, как только произойдет соединение войск союзников.

— Я думаю, что вы правы, — ответил Трумэн, наконец понявший, о чем идет речь. — Я с этим согласен… Надеюсь скоро с вами увидеться.

— Это также входит в мои планы. Вскоре я пошлю вам несколько телеграмм по этому поводу. Я полностью согласен с вашими действиями по польскому вопросу. Мы с вами шагаем в ногу.

— Я собираюсь так поступать и впредь.

— Я, собственно говоря, буду следовать за вами, поддерживая любые ваши действия по этому вопросу.

— Спасибо и спокойной ночи.

В 20. 00 президент начал чтение своего радиообращения к делегатам, собравшимся на заседание по случаю открытия сессии Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско. Он сказал, что это заседание имеет особую важность. "Вам, участникам конференции, предстоит быть архитекторами нового, лучшего мира. Наше будущее в ваших руках. После вашей работы на конференции мы узнаем, достигнет ли страдающее человечество справедливого и прочного мира… Энергия участников конференции и выработанные ими решения будут направлены исключительно на решение единственной проблемы — создания столь необходимой для поддержания мира организации. Вам предстоит выработать фундаментальную хартию. Суть проблемы — создать разумный механизм для решения споров между нациями. Мы должны построить лучший мир, гораздо лучший — такой, в котором будут уважаться вечное достоинство человека…".

Через два дня Большая Тройка объявила, что американская и русская армии соединились, и скоро весь мир узнал в деталях о встрече подразделения лейтенанта Робертсона с советскими солдатами в Торгау. Когда он и три его солдата передали Эйзенхауэру самодельный флаг, с которым они встречались с русскими, то верховный главнокомандующий, веря, что они первые соединились с русскими, немедленно повысил их в звании.

После соединения американских и русских солдат гитлеровский рейх оказался разделен на две части. В южную часть, где вся полнота власти находилась у фельдмаршала Кессельринга, входила юго-восточная Германия, около половины территории Чехословакии, большая часть Австрии, западная часть Югославии и Северная Италия. На Восточном фронте войска Кессельринга держались довольно стойко от Дрездена до Адриатического моря, но весь западный сектор обороны находился на грани краха.

Северная часть Германии находилась в еще более ужасающем положении. Гитлер назначил ответственным за этот участок фронта главнокомандующего военно-морскими силами адмирала Карла Деница. Сюда также входила большая территория бывшего третьего рейха: Норвегия, Дания, около половины Восточной Пруссии и очаги обороны на востоке. Самому Берлину предстояло стать последним оплотом сопротивления; Жукову и Коневу требовалось несколько часов для того, чтобы окружить старую прусскую столицу.

В два тридцать утра 26 апреля Кейтель послал радиограмму Деницу в его штаб, находившийся в Плене, в восьмидесяти километрах севернее Гамбурга: Битва за Берлин станет сражением за судьбу Германии…. Вы должны поддержать битву за Берлин… Войска следует доставить воздушным транспортом в сам город, а по суше и воде на подступы к Берлину…

Через час Кейтель послал радиограмму Шернеру, чьи войска находились южнее того места, где произошла встреча американцев и русских: Группа армий «центр» после выяснения обстановки должна атаковать на северном направлении между Бауценом и Дрезденом с целью отвлечь силы противника от Берлина…

То, о чем просил Кейтель, было невозможно выполнить, но к рассвету сообщения о том, что Берлин будет освобожден, распространились по городу, и даже реально смотрящий на вещи генерал Вейдлинг, военный комендант Берлина, написал в своем дневнике: "День надежды!".

Кребс снова и снова звонил Вейдлингу и всегда с "хорошей новостью": Венк ведет на помощь Гитлеру целую армию; «прибыли» три хорошо вооруженных батальона; Дениц направил в столицу на самолетах лучших курсантов из центра подготовки подводников.

Оптимизм Вейдлинга испарился, когда он начал свой ежедневный обход своих войск. У высокой башни слежения за самолетами противника полковник Ганс-Оскар Велерман, новый командующий артиллерией Берлина, сказал Вейдлингу, что он смог связаться со своими батареями только по обычному телефону. Стены кабинета Велермана были завешаны детальными картами, на которых указывался радиус действия и максимальная дальность выстрела орудий, но они были бесполезны, поскольку отсутствовала система связи. Велерман сказал, что у него мало тягачей для орудий, а запас снарядов на исходе. Счастливым считался день, когда по воздуху доставлялся один снаряд на орудие.

На всех командных пунктах города наблюдалась одна и та же ситуация. Вейдлинг вернулся в штаб после наступления темноты, уставший до изнеможения и в отвратительном настроении. От взятых недавно в плен солдат противника стало известно, что на Берлин наступают две или три танковые армии и не менее двух полевых армий. Он позвонил Кребсу и сообщил, что противник только что прорвался на городские окраины на западе, юго-западе и востоке. Даже это сообщение не расстроило Кребса, и он продолжал утверждать, что Венк прорвется через несколько часов.

Ночью Вейдлинг еще раз проехал по Берлину. Площадь Потсдамерплац и улица Лейпцигштрассе подвергались такому массированному обстрелу, что кирпичная и каменная пыль колыхались здесь, как густой туман. Улицы были изрыты воронками и завалены обломками зданий. Проехать на машине оказалось настолько трудно, что генерал вышел из нее и пошел пешком. Когда артиллерийский обстрел усилился, он спустился в метро, забитое жителями города, и пошел по рельсам до следующей станции.

Как бы ни были напуганы жители города, их надежда не умирала. Венк идет к ним на помощь! Они воодушевлялись все больше и больше с каждым новым сообщением о его приближении.

Однако на самом деле к Берлину прорывался только один корпус, 20-й, и его ограниченная задача заключалась в том, чтобы добраться до Потсдама и обеспечить коридор для отхода берлинского гарнизона. Основные силы армии Венка пробивались на восток, чтобы спасти Буссе.

— После выполнения этой задачи, — сказал Венк полковнику Рейххельму, своему начальнику штаба, — мы повернем к Эльбе и сдадим наши армии американцам. Это будет наша последняя операция.

Воздушные налеты американцев и англичан почему-то прекратились, и Венк надеялся, что это может означать намерение Запада вот-вот присоединиться к немцам для совместной атаки на большевиков.

В пятидесяти километрах к востоку от Венка окруженная 9-я армия Буссе медленно, с тяжелыми боями, пробивалась на запад, и измученные солдаты продолжали идти только подстегиваемые ответственностью за толпы беженцев и надеждой, что скоро они соединятся с Венком.

Буссе не обратил внимания на приказ ставки, который предписывал ему соединиться с Венком и идти на Берлин. Его войска находились в кольце, и было бы чудом, если бы он соединился с Венком. К счастью, Буссе был хорошо знаком с песчаным лесистым районом к югу от Берлина еще с молодости, когда он проходил военную подготовку в "Песочнице Кайзера", и он умело повел войска через лес, скрывший их от самолетов противника и танков.

Вместе с подразделениями двигались гражданские лица: мужчины, женщины, дети, ехавшие на повозках, нагруженных скарбом, едой и багажом. Как ни странно, но паники не было. Гражданские знали, что они окружены, но все были живы, погода стояла теплая, еды хватало, и все твердо верили военному руководству.