Молотов слегка приглушенным голосом ответил, что его правительство стоит за выполнение крымских договоренностей, и добавил:
— Для нас это вопрос чести.
По его словам, добрые отношения, которые сложились, открывают светлые перспективы в будущем.
— Советское правительство убеждено, что можно преодолеть любые трудности.
Трумэн снова вмешался, говоря немного в нос:
— По Польше было достигнуто соглашение, и маршалу Сталину следует сделать только одно — выполнить соглашение в соответствии с данным словом.
Молотов ответил, что Сталин выразил свою точку зрения в послании от 7 апреля, и добавил:
— Лично я не могу понять, почему, если три правительства смогли прийти к соглашению по вопросу югославского правительства, то почему такая же формула неприменима к вопросу по Польше.
— По Польше достигнуто соглашение, — резко заметил Трумэн. — Теперь советскому правительству только остается его выполнить.
Молотов был явно раздражен. Он сказал, что его правительство безусловно поддерживает ялтинские решения.
— Однако я не могу согласиться с тем, что отмена этих решений другими может рассматриваться как нарушение обязательств советского правительства. Несомненно, польский вопрос, который небезынтересен для граничащей с ней страны, представляет большой интерес для советского правительства.
Трумэн не собирался уклоняться от главной темы разговора.
— Соединенные Штаты готовы полностью выполнить все договоренности, достигнутые в Ялте, и просит от советского правительства сделать то же самое.
Президент дал понять, что Соединенные Штаты хотят дружбы с Россией, но добавил при этом:
— Однако я хочу, чтобы вам было абсолютно ясно, что это можно сделать только на основе взаимного соблюдения договоренностей, а не на принципах улицы с односторонним движением.
Впервые за все время беседы Молотов открыто проявил раздражение.
— Со мной никогда в жизни еще так не разговаривали! — воскликнул он.
— Выполните свои обязательства, — сказал Трумэн, — и с вами никто так не будет разговаривать.
Вайнант, посол Великобритании в Вашингтоне, проинформировал Трумэна, что Черчилль желает поговорить с ним по трансатлантической телефонной линии о предложении Гиммлера, переданном через шведское правительство, о капитуляции немецких войск на Западном фронте. Президент позвонил Маршаллу, который предложил провести данный разговор из Пентагона.
Генерал-майор Джон Э. Хэлл, начальник управления оперативно-стратегического планирования, дал указание подготовить шифровальную систему и позвонил исполняющему обязанности госсекретаря Джозефу Грю, чтобы получить дополнительную информацию, но тому тоже не было ничего известно о подробностях. Он не знал, что длинную радиограмму министра Г. В. Джонсона из американского посольства в Стокгольме уже расшифровали в другой части здания.
Трумэн, Лейхи, Маршалл, Кинг, Хэлл и полковник Ричард Парк собрались в центре коммуникаций Пентагона, и в 14. 10 все услышали голос Черчилля:
— Это вы, господин президент?
— Это президент, господин премьер-министр.
— Рад слышать ваш голос.
— Большое спасибо, я рад слышать ваш, — ответил Трумэн.
— Я несколько раз разговаривал с Франклином, но… Вы получили отчет от вашего посла из Стокгольма?
Черчилль сообщил, что он получил детальный доклад от сэра Виктора Маллета, британского посла в Швеции, и считал, что подобный же получил и Трумэн от Джонсона. Трумэн подумал, что Черчилль имеет в виду информацию, полученную от Вайнанта, и не знал, что Грю недавно выехал из Госдепартамента с расшифрованным сообщением от Джонсона.
— Да, получил.
— Об этом предложении?
— Да. У меня короткое сообщение (сообщение Вайнанта), где говорится о существовании данного предложения.
— Да, конечно, — сказал Черчилль, все еще думая, что Трумэн получил сообщение от Джонсона. — Нам показалось, что предложение выглядит неплохо.
— Что он может сдать?
Озадаченный непониманием Трумэна, Черчилль сказал, что "упоминались Италия и Югославия, а также весь Западный фронт, но он (Гиммлер) не предлагает капитуляцию на Восточном фронте. Англичане, по его словам, подумали, что, может быть, следует сообщить об этом Сталину. То есть, разумеется, сказать, что, по нашим соображениям, капитуляция должна быть одновременной на наших условиях.
Если Черчилль изъяснялся туманно, то Трумэн нет.
— Я думаю, что его нужно вынудить капитулировать перед тремя правительствами: Россией, Британией и США. Я не считаю, что мы должны идти на частичную капитуляцию.
— Нет, нет, нет, — скороговоркой произнес Черчилль. — С таким человеком, как Гиммлер, нельзя говорить о частичной капитуляции. Он будет выступать от имени немецкого государства так же, как и любой другой. Поэтому мы думаем, что переговоры, которые он ведет, должны вестись с тремя правительствами.
— Именно так. Я тоже так считаю.
— Я понимаю, конечно, что это локальная капитуляция на фронте. А потом, Эйзенхауэр имеет полномочия принять капитуляцию, и он пойдет на это.
— Да, разумеется.
Трумэн наконец понял, что они имеют в виду совершенно разные сообщения, и сказал:
— Я не получил сообщения из Стокгольма. Ваша информация — это все, чем я располагаю по данному вопросу. Мне сообщили, что ваш разговор основывался на сообщении, которое вы получили из Швеции.
— Понятно, — сказал Черчилль. Он прочитал сообщение, полученное им из Стокгольма, и сказал, что его долгом было сказать Сталину о предложении Гиммлера.
— Я тоже так считаю, — согласился Трумэн. — Вы уже поставили Сталина в известность?
— В течение двух часов я выдерживал паузу, ожидая ответ на посланную вам телеграмму…
Телеграмму все еще не доставили, но Грю уже подъезжал к Пентагону с сообщением от Джонсона.
— Телеграмма отправлена. Вот ее содержание… Трумэн не обратил внимания на тот факт, что Черчилль разговаривает как бы сам с собой, и прервал его:
— Хорошо, тогда вы сообщите Сталину, а я сразу за вами сообщу ему о нашем разговоре.
— Именно. Вот что я сообщил Сталину и затем передал вам: Нижеследующая телеграмма была недавно получена мною от посла Великобритании в Швеции. Президент США также знает об этом.
Я подумал, что вы получили эту телеграмму. Она не прошла?
— Нет, я ее еще не получил. Черчилль продолжал цитировать: Что касается правительства Ее Величества, то вопрос совершенно ясный одновременная безоговорочная капитуляция всем трем основным державам.
— Полностью с этим согласен, — подтвердил Трумэн. Мы полагаем, что Гиммлеру следует сказать, что немецкие силы, представленные как отдельными солдатами, так и целыми подразделениями, должны сдаться повсеместно войскам союзников или их представителям. Если этого не произойдет, то наступление союзников будет продолжаться с той же мощью со всех сторон и на всех театрах военных действий, где продолжается сопротивление. Ничто из вышесказанного не может повлиять на наши решения.
Американцы не могли понять смысл последнего предложения. Под «решениями» Черчилль имел в виду «договоренности», и он также забыл добавить последние слова: "принятые во время встречи союзных войск".[40]
— Я отправил ее несколько минут назад, — продолжал Черчилль, — и я посылал сообщение вам вместе с телеграммой. С той самой, которую я сейчас прочитал. Я немедленно собрал военный совет, и он одобрил текст телеграммы, которую я вам прочитал.
— Я также одобряю текст.
— Тот, который я послал Сталину?
— Я одобряю текст телеграммы, посланной Сталину, и немедленно отправляю Сталину идентичное сообщение.
— Большое спасибо. Именно этого я и хотел.
Один из американцев, генерал Хэлл, засомневался. Он чувствовал, что Черчилль пытается прощупать президента насчет возможности сделки с Гиммлером без участия русских.
— Я рад, — сказал Черчилль. — Уверен, что нам удастся договориться, и я надеюсь, что Сталин ответит нам телеграммой, в которой скажет: "Я также согласен". В этом случае мы могли бы дать указание нашим представителям в Стокгольме сказать Бернадотту, что вы передадите послание Гиммлеру. До тех пор пока мы не придем к общему согласию, нельзя будет ничего сделать.