— Не кто иной как Монтегю Феллок, — закончил за него Смит. — Об этом я знаю.

— Что же вы хотите еще узнать от меня? — изумился Полтаво. — Конечно, я готов вам рассказать обо всем, что могло бы облегчить мою участь. Человек, живущий там под именем мистера Молла, выживший из ума простолюдин, который даже не знает о том, какую роль его заставляет играть Фаррингтон. Все организовано таким образом, чтобы рассеять подозрение, которое неминуемо упало бы на Таинственный Дом и его обитателей. Благодаря присутствию в доме мнимого больного миллионера, остальные обитатели чувствуют себя спокойнее и безопаснее в своих действиях.

— Это мне ясно, — сказал Смит. — И это неплохая идея. Что вам известно о Фолле?

Полтаво пожал плечами.

— Вы знаете о нем ровно столько же, сколько и я. Но есть многое другое, о чем вы не знаете, — медленно сказал Полтаво. — Например, вы не знаете о том, что вам никогда не удастся схватить Фаррингтона.

— Почему? — спросил заинтересованный Смит.

— Это — тайна, — ответил поляк, — и я готов продать вам ее.

— И какая ваша цена? — спросил детектив.

— Моя свобода. Я открою вам ее лишь при условии, что вы отпустите меня, — решительно потребовал Полтаво. — я знаю, что вы пользуетесь у полиции большим влиянием и смогли бы это сделать, особенно принимая во внимание, что против меня пока не возбуждено никакого обвинения. Вы можете меня обвинить лишь в попытке обманным путем получить сумму денег — да и это было бы нелегко доказуемо. Как видите, и я осведомлен в английских законах. Я знаю, что за это преступление мне не грозит особенно тяжкое наказание, но я бы не желал оказаться выданным правительству моей родины. И поэтому я решился предложить вам эту сделку. Уладьте мои дела, и я раскрою вам планы Фаррингтона и снабжу вас полным перечнем его агентов, рассеянных по всей стране. За время моего пребывания в Таинственном Доме я главным образом занимался тем, что заучивал наизусть список их имен и их адреса.

Смит задумался.

— Ваше предложение должно быть взвешено, — сказал он.

Смит прислушался к шуму на дороге и, отдернув занавеску, выглянул в окно.

К домику подъехал полицейский автомобиль, из него вышли несколько полицейских, в том числе инспектор Эла.

— Я вам вскоре дам ответ, предварительно посоветовавшись с моими товарищами, — сказал Смит и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Ключ он вынул из замка и положил в карман.

К нему приблизился Эла.

— Вы поймали его?

— Да. Я поймал его. И надеюсь, что теперь вся шайка у меня в руках.

— А Таинственный Дом?

— И с ним я справлюсь. Теперь все зависит от того, как мы поступим с Полтаво. Если бы нам удалось избегнуть необходимости представить его суду, то нам бы удалось одним ударом ликвидировать всю организацию. Я знаю, что это противозаконно. Но это вместе с тем в интересах закона и общественного порядка. Сколько человек находится в настоящее время в вашем распоряжении?

— В настоящую минуту в Грет-Бредли находится сто пятьдесят полицейских. Половина из этого количества прислана из Лондона.

— Распорядитесь, чтобы отряд окружил Таинственный Дом. Никто не смеет покинуть это здание. Все автомобили, направляющиеся в Дом или выезжающие оттуда, должны задерживаться. Что это такое?! — вскричал Смит и прислушался.

Подавленный вопль достиг его ушей. Сыщик прервал разговор со своим помощником.

— Скорей! — воскликнул Смит.

С этими словами он бросился к комнате, в которой оставил Полтаво. Быстрым движением он отпер дверь и распахнул ее.

Комната была пуста!

Фаррингтон заперся с доктором Фоллом в кабинете последнего. Произошло нечто, что повлияло на настроение даже всегда спокойного и невозмутимого врача.

Лицо Фаррингтона было искажено от злобы.

— Вы в этом уверены? — спросил он своего помощника.

— В этом не может быть никаких сомнений, — ответил Фолл. — Он сделал все приготовления, чтобы срочно покинуть Лондон. Его багаж отослан в Париж. Квартиру свою он сдал и арендную плату получил вперед… Это свидетельствует о том, что он обманул нас.

— Он осмелился обмануть нас?! — вскричал вне себя Фаррингтон. Жилы на лбу у него вздулись, и лишь большим усилием подавил он кипевшую в нем злобу. — Я подобрал этого парня на улице, я дал этой изголодавшейся собаке возможность беззаботного существования… Я ему дал возможность спасти свою жизнь тогда, когда он заслуживал смерти… Я не могу поверить, что у него хватило дерзости решиться на это.

— Эта порода преступников идет на все, — сказал Фолл. — Вы видите, что он один из отвратительнейших типов в своем роде. Он увертлив, коварен и не останавливается ни перед чем. Он пошел бы на то, чтобы предать вас, он продал бы родного брата. Разве он не убил своего приемного отца? Разве на его совести не значится отвратительнейшее преступление? Я просил вас не доверять ему, Фаррингтон. Если бы вы поступили так, как я того желал, то он бы никогда более не очутился на свободе.

— Я его отпустил ради Дорис. Да, да… — подтвердил Фаррингтон, прочтя удивление в глазах доктора.

— Вы поступили несколько сентиментально, если мне позволено будет высказать свое мнение.

— Я не хочу слушать вашего мнения, — продолжал Фаррингтон. — Вы никогда не поймете моего отношения к этой девушке. Я удочерил ее после смерти ее отца, вывшего моим лучшим другом. Я признаюсь, что первым Моим побуждением было овладеть ее состоянием. Но Годы шли, и я искренне привязался к ребенку. Она внесла в мою жизнь что-то новое и прекрасное. Я никогда не испытывал за всю мою бурную жизнь что-либо подобное. Я любил Дорис, я любил ее сильнее, чем люблю власть, деньги, могущество над людьми. А это означает в моих устах многое. Я хотел обогатить ее, и когда мои спекуляции привели к плачевному концу и поглотили ее состояние, я понял, — Фаррингтон понизил голос до шепота, — что я обрек единственное дорогое мне существо на бедность. И я решился на шаг, о котором сожалею по сию пору. Я убрал с дороги Джорджа Доутона для того, чтобы получить возможность женить наследника толлингтоновских миллионов на Дорис. Я убил Доутона, — упрямо заявил Фаррингтон, — ради будущей жены его сына. Такова ирония судьбы! — И он принужденно расхохотался.

— Полтаво я отпустил, потому что он должен был помочь осуществить мой план относительно Дорис. Позже я увидел, что он не годится для намеченной для него роли, но это не имеет теперь никакого значения. Дорис счастлива, она замужем, — удовлетворенно продолжал Фаррингтон. — Если она еще не поняла, что любит своего мужа, то в дальнейшем она поймет, что чувство, которое она питает к нему, и есть любовь. С каждым днем ее чувство к Франку Доутону растет. Я знаю Дорис, знаю ее помыслы, — и голос его задрожал. — Обо мне она забудет. И дай Бог, чтобы она забыла обо мне поскорее.

Сказав это, Фаррингтон переменил тему разговора.

— Вы получили сегодня известие от Полтаво?

— Ничего особенного он не сообщает. Он вступил в связь с некоторыми из наших агентов и занимается рассылкой писем обычного содержания. Наш человек, который следит за ним, говорит, что он затеял большое дело, о котором нам не сообщил.

— Если он в самом деле вздумал обмануть нас…

— То что бы вы могли с ним сделать? — спокойно спросил Фолл. — Он теперь вне нашей власти.

Из угла донеслось легкое жужжание.

Доктор удивленно поглядел на Фаррингтона.

— Что это такое?

— Уж не с сигнальной ли башни?

Высоко над домом вздымалась башня, в которой круглые сутки дежурил часовой. Фолл подошел к телефону и поднес трубку к уху. Переговорив с наблюдателем, он сказал Фаррингтону:

— Полтаво находится в Грет-Бредли. Один из наших людей видел его и сообщил об этом сюда.

— В Грет-Бредли? — удивился Фаррингтон. — Чего ради он явился сюда?

— А чего ради повез он сюда Франка Доутона? — ответил вопросом на вопрос Фолл. — Он хотел тем самым навлечь на нас подозрение полиции. Это ясно.