У подъезда большого дома, в котором помещалось множество контор, нерешительно стоял бедно одетый человек. Его скромная внешность, поношенный костюм и стоптанная обувь свидетельствовали о том, что он нуждался в деньгах. Он производил впечатление иностранца: лицо было худощаво и выразительно, а над подернутыми дымкой грусти глазами чернели прямые и тонкие брови.

Он внимательно знакомился с табличками, на которых были перечислены все фирмы, помещавшиеся в этом доме, и вскоре нашел то, что искал. Взгляд его упал на табличку, на которой значилось в числе прочих конторских помещений пятого этажа и следующее:

Пришелец вынул из кармана газетную вырезку и сличил ее содержание с надписью, красовавшейся на табличке, затем, приняв определенное решение, поднялся по нескольким ступенькам и прошел в вестибюль. Пальто его было наглухо застегнуто, ибо воротник и сорочка были далеко не первой свежести — он не менял их более недели. При внимательном рассмотрении можно было обнаружить следы пятен на его котелке, а также то, что находящиеся у него в руках перчатки были обе с левой руки.

Войдя в лифт, он сказал лифт-бою с резко выраженным иностранным акцентом:

— На пятый этаж!

Лифт-бой доставил его на пятый этаж и движением руки указал на дверь, за которой помещалась «Дурная слава». Пришелец нерешительно подошел к двери и прочел на ней:

Он постучал в матовое стекло двери, и мгновение спустя дверь отворилась. Хоть в механическом приспособлении, отпиравшем дверь, не было ничего удивительного, но пришелец почувствовал себя не совсем ловко.

Переступив порог, он очутился в скудно убранной комнате. У окна стоял письменный стол, на котором лежала пачка газет. На стене висела потрепанная географическая карта Англии. Пришелец направился к двери, находившейся в противоположной стене, и снова постучал.

— Войдите, — прозвучало в ответ.

Осторожно отворив дверь, он прошел в следующую комнату.

Эта комната была просторнее и наряднее. На массивном дубовом письменном столе высились две электрические лампы с красивыми шелковыми абажурами. У одной стены стоял большой книжный шкаф. Царивший на столе беспорядок свидетельствовал о том, что в этой комнате и помещалась редакция газеты.

Самым примечательным во всем этом был человек, сидевший у стола. Он был широкоплеч, коренаст и, судя по голосу, находился в расцвете сил. Лица его посетителю не удалось разглядеть, так как оно было скрыто за кружевной черной вуалью. Вуаль эта, словно капюшон, была накинута на голову и под подбородком стягивалась шнурком.

Заметив изумление пришельца, сидевший у стола человек расхохотался.

— Прошу вас присесть, — сказал он по-французски. — Пусть вас не пугает мой вид.

— Смею вас заверить, что меня ваш вид не пугает, — ответил пришелец, — меня может испугать лишь перспектива умереть в нищете.

Незнакомец под вуалью мгновение помолчал, а затем произнес:

— Вы пришли ко мне по моему объявлению?

Пришелец утвердительно кивнул головой.

— Вы нуждаетесь в секретаре, скромном и не болтливом, владеющем иностранными языками и нуждающемся в заработке. Я удовлетворяю всем перечисленным требованиям. Если бы вы при этом еще потребовали, чтобы за кандидатом было бурное и обильное приключениями прошлое, то и тогда я бы удовлетворял вашим требованиям.

Пришелец чувствовал, что владелец этого странного бюро внимательно наблюдает за ним, хотя и не мог разглядеть его глаз. По-видимому, шеф внимательно изучал своего будущего служащего.

— Мне кажется, что вы отвечаете моим требованиям.

— Несомненно, — поспешил его заверить посетитель. — А теперь я попрошу вас изложить свои условия, дабы я мог решить, соответствует ли моим желаниям ваше предложение. Вам как деловому человеку известно, что для заключения договора требуется обоюдное согласие обеих сторон. Поэтому прежде всего прошу вас сообщить мне, какие вы полагаете возложить на меня обязанности?

Человек под вуалью откинулся на спинку кресла и засунул руки в карманы.

— Я издаю небольшую газетку, читаемую главным образом прислугой состоятельных людей. Время от времени ко мне поступают не лишенные интереса сообщения о жизни господ, написанные истерическими француженками-горничными или чем-либо оскорбленными и затаившими месть итальянцами-лакеями. Я, к сожалению, не владею в достаточной степени этими языками, чтобы мог непосредственно ознакомиться с такими письмами, а между тем желал бы, чтобы эта информация не проходила мимо меня. Поэтому я нуждаюсь в скромном человеке, который переводил бы мне содержание этих писем. Вам, я полагаю, известно, что у прислуги обычно имеются в запасе истории, рисующие их господ в не совсем лестном свете. Кстати, как вас зовут?

Пришелец мгновение колебался в нерешительности.

— Полтаво, — сказал он после минутного молчания.

— Вы итальянец или поляк?

— Поляк.

— Я вам уже сообщил, что моя газета заинтересована в широком осведомлении обо всем, что происходит в обществе. Меня особенно интересует закулисная сторона жизни нашего света. Если какие-нибудь сообщения пригодны для печати, то мы их опубликовываем. В тех случаях, когда эти сообщения не пригодны для печати… — редактор многозначительно помолчал, — тогда мы их не печатаем. Но, — он предостерегающе поднял палец, — не вздумайте эти, не подлежащие опубликованию сообщения бросать в корзину для бумаг. Мы сохраняем их в нашем архиве ради нашего собственного удовольствия и забавы.

Снова наступило продолжительное молчание. Казалось, что завуалированный редактор о чем-то задумался.

— Где вы живете? — спросил он наконец.

— На четвертом этаже в маленьком доме на Блумсберри.

— Когда вы прибыли в Англию?

— Шесть месяцев тому назад.

— Почему вы прибыли в Англию?

Полтаво пожал плечами.

— Почему вы прибыли сюда? — вторично и на это» раз настойчиво спросил редактор.

— Я разошелся во мнениях с начальником полиции в Сан-Себастьяно, — равнодушно ответил Полтаво.

— Если бы вы вздумали рассказать мне что-либо иное, то я бы не принял вас на службу, — заметил редактор.

— Почему? — изумился Полтаво.

— Потому что мне известно, что вы не солгали. Ваше столкновение с полицией в Сан-Себастьяно произошло не без причин. В отеле, в котором вы жили, исчезла изрядная сумма денег. Пропажа произошла в соседнем с вашим номере, к тому же в этот номер вела дверь из вашего номера. Для человека, умевшего при помощи отмычки отпереть эту дверь, все дело не представляло никаких трудностей. Ваш отъезд также связан с тем, что вы не располагали средствами для оплаты счета гостиницы.

— Я вижу, вы толковый человек, — по-прежнему не смущаясь, заметил Полтаво.

— Род моих занятий требует, чтобы я был осведомлен обо всем… Кстати, вы можете меня называть мистер Броун… Если я иногда не буду откликаться на это имя, то вы не смущайтесь: я могу и забыть его, потому что на самом деле я ношу иное. Я беру вас на службу.

— Весьма вам признателен. Кстати, эта вырезка из газеты, — и Полтаво предъявил ее, — была мне прислана каким-то неизвестным доброжелателем.

— Этот неизвестный доброжелатель не кто иной, как я. Теперь вам, надеюсь, все понятно.

— Теперь все понятно. Но самое важное для меня выяснить, сколько я буду получать жалованья.

Мистер Броун назвал сумму, значившую для Полтаво очень много. Издатель газеты внимательно следил за ним и, казалось, был удовлетворен произведенным впечатлением.

— Вы не часто будете видеть меня здесь. Если вы будете хорошо работать и не злоупотребите оказанным доверием, то я вам удвою содержание. Но если вы вздумаете разочаровать меня, то берегитесь. Это все, что я имел вам сказать. Завтра утром вы сами отопрете контору. Вот вам ключ, а вот и ключ от несгораемого шкафа, в котором я сохраняю свою корреспонденцию. Вы найдете в нем уйму писем, рисующих лучших представителей нашего общества с весьма нелестной стороны, но вряд ли вы там обнаружите хотя бы одну строчку, которая могла бы пойти мне во вред. Я надеюсь, что вы не заставите меня сожалеть о том, что мой выбор пал на вас, — внушительно закончил мистер Броун.