– Да, – подтвердил я. – В моей стране люди путешествуют весьма диковинными способами. Им не нужны лошади. Они в мгновение ока могут переноситься через высокие горы и широкие моря.

– Колдовство! – выпалил кто-то.

– Нет, – возразил я, – просто более быстрый способ путешествовать.

– Вроде ковров-самолетов в сказках багдадских базарных рассказчиков? – осведомился Субудай.

– В самом деле, мой повелитель, – ухватился я за эту мысль. – Весьма схоже.

– А я всегда считал подобные истории детскими сказочками, – приподнял он брови.

– Детские сказочки порой сбываются, мой повелитель, – слегка склонив голову, чтобы не выглядеть вызывающе, ответил я. – Ты сам свершал деяния, казавшиеся твоим праотцам невозможными.

Он снова тяжко вздохнул. Остальные хранили молчание.

– Ладно, – подытожил Субудай. – Завтра утром отведешь меня в тот странный край, о котором говорил. Меня и моих телохранителей.

– И сколько же человек всего? – уточнил я.

– Тысяча, – ухмыльнулся полководец. – С конями и оружием.

– Тебе понадобится большой ковер, Орион, – без улыбки заметил нукер, сидевший по левую руку от Субудая.

Остальные прыснули. Субудай сперва осклабился, затем, подметив написанное на моем лице изумление, закатился смехом. В дураках остался все-таки я. Все присутствовавшие, повалившись на подушки, хохотали до слез, до изнеможения. Я тоже смеялся. Монголы не смеются ни над чародеями, ни над колдовством. Раз они хохочут – значит, не боятся меня. А раз они меня не боятся – значит, не всадят нож в спину.

Суровый, покрытый боевыми шрамами ветеран отвел меня на церковные хоры, где из одеял и подушек была устроена приемлемая постель. Спал я крепко, без сновидений.

Утром сквозь рваную пелену косматых туч проглянуло бледное солнце. Дождь перестал, но улицы Киева уже превратились в грязное серо-коричневое болото.

Должно быть, квартирмейстер Субудая всю ночь выискивал среди награбленного у русских добра одежду моего размера. Вещи, сшитые самими монголами для себя, мне бы явно не подошли.

В неф я спустился, уже облачившись в кольчугу, кожаные шаровары и сапоги – чуточку тесноватые, но зато теплые. На боку у меня висел ятаган из дамасской стали с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Верный железный кинжал, подаренный мне Одиссеем, я заткнул за пояс.

Рыжеволосая рабыня вывела меня под затянутое облаками рассветное небо, где дожидались два монгольских всадника на низкорослых лошадках. При них был третий конь, чуть побольше ростом, – для меня. Ни слова не говоря, мы поехали по грязным улицам и оказались у тех же ворот, через которые я вошел вчера.

За городской стеной меня дожидались телохранители Субудая – тысяча закаленных боями воинов, прошагавших победным маршем от Великой китайской стены до берегов Дуная, разбив все противостоявшие им рати. Оседлав своих коренастых лошадок, они выстроились идеальным воинским строем, разбившись на десятки и сотни; каждый воин имел при себе две-три запасные лошади и все необходимое для битвы снаряжение.

А во главе строя приплясывал великолепный белый жеребец Субудая. Должно быть, ему тоже передалось нетерпение великого полководца.

– Орион! – окликнул меня Субудай. – Мы готовы тронуться в путь.

Эти простые слова означали для меня и приказ, и вызов. Мне придется переместить сквозь пространство и время целое войско, но я опасался делать это столь же внезапно, как транслировал по континууму себя.

Поэтому, решив разыграть небольшой спектакль, я с прищуром посмотрел на тусклое солнце, полуобернулся в скрипучем седле и указал примерно на север.

– Туда, мой повелитель Субудай!

Он отдал гортанное приказание ехавшему рядом нукеру, весь строй повернулся, образовав походную колонну, и неспешной рысью последовал за нами.

Я повел их в унылый сумрак леса, начинавшегося примерно в полумиле от городских стен. Сосредоточившись с предельным напряжением, неведомым мне прежде, я вознес к Ане безмолвную мольбу о помощи и постарался сконцентрировать для переноса монголов сквозь пространство и время всю энергию, какую только мог собрать.

Лес скрылся в сыром мареве. С земли серыми космами поднялся холодный туман, охватив нас студеными щупальцами. Лошади бежали вперед неторопливой рысью. Субудай ехал бок о бок со мной, а его телохранители чуть позади, но достаточно близко, чтобы изрубить меня в капусту, случись мне допустить малейшую оплошность. Туман укутал нас плотным одеялом, заглушавшим даже звук. Слышался лишь приглушенный топот копыт по сырой земле, да изредка доносилось фырканье лошади или лязг меча о стальное стремя.

Не отвлекаясь, не обращая внимания даже на Субудая, я собрал силу своей мысли в единый поток и послал весь наш отряд сквозь континуум, ощутив знакомую одномоментную вспышку обжигающего холода, но она кончилась, почти не начавшись.

Только тут я сообразил, что еду, плотно зажмурившись. Открыв глаза, я снова увидел лес – но туман уже рассеивался, быстро испаряясь. Под копытами лошадей была твердая сухая почва, сквозь листву деревьев пробивался яркий, ласковый свет солнца.

Мы оказались в лесах Рая, направляясь на северо-восток, к опушке. Сейчас ранний неолит. Именно это место и время Сетх решил сделать своим оплотом, чтобы стереть с лица земли род человеческий, пока люди немногочисленны и слабы, – тем самым отомстив мне и творцам за уничтожение родной планеты, а заодно захватив Землю для своих рептилий.

Субудай спокойно ехал вперед, но так и стрелял глазами по сторонам. Он понял, что мы уже покинули студеную сырую Русь. Солнце припекало даже сквозь листву величественных деревьев. Пристальный взор полководца подмечал каждое дерево, каждый камешек, даже крохотных зверушек, шнырявших по кустам. Впервые оказавшись в совершенно незнакомом краю, он уже мысленно составлял карту местности.

Наконец Субудай поинтересовался:

– Так ты говоришь, тут больше нет людей?

– Несколько немногочисленных разобщенных племен. Но они малы и слабы. У них никакого вооружения, кроме грубых деревянных копий и луков, ни в какое сравнение не идущих с монгольскими.

– Значит, женщин тоже мало?

– Боюсь, весьма и весьма мало.

– А чудовища? – хмыкнул он. – Они-то чем вооружены?

– Они заставляют сражаться вместо себя огромных ящеров. Каждый дракон больше десятка лошадей, да вдобавок вооружен острыми когтями и ужасающими зубами.

– А, звери… – протянул он.

– Звери, направляемые разумом своих хозяев, так что бьются они с умом и отвагой, – поправил я.

После этого Субудай снова погрузился в молчание.

Большую часть дня мы ехали по лесу. Монгольские воины бесшумно скользили среди деревьев, будто призраки. Не останавливаясь на обед, мы на ходу пожевали вяленого мяса, запив его водой из фляг.

Наконец перед самым закатом мы выехали к опушке и увидели бескрайнее море трав, простирающееся за горизонт.

– Велик ли сей край? – окликнул меня монгольский полководец.

Сделав быстрый подсчет в уме, я прокричал в ответ:

– Как от Багдада до Каракорума!

Испустив неистовый торжествующий вопль, Субудай пришпорил жеребца, погнав его галопом. Испуганные телохранители с улюлюканьем ринулись следом, оставив меня позади. Не покидая седла, я любовался этим непривычным зрелищем – взбудораженные монголы радостно вопили, будто мальчишки, не в силах сдержать переполнявшего их души ликования.

И тут высоко в синеве небес проплыл птерозавр.

"Добро пожаловать обратно, Орион! – зазвучал в моем сознании голос Сетха. – Как я погляжу, ты притащил кучу шумных обезьян, чтобы досадить мне. Славно! Истребив их, я получу огромное наслаждение".

Я закрыл для него сознание. Чем меньше Сетх будет знать об этих людях, тем лучше. Пусть место и время битвы определяет он, но мне жизненно важно сохранить за собой хоть какой-то элемент неожиданности.

Субудай наслаждался скачкой по зеленым просторам добрых полчаса, прежде чем вернулся ко мне с широкой улыбкой на мужественном лице.