Инспектору предоставлено еще право одним росчерком пера лишать целую группу студентов всяких средств к существованию, запретив им давать частные уроки. Многие бедные студенты полностью зависят от подобной работы ради хлеба насущного. Но никто не может давать уроки без разрешения полиции, а разрешение не выдается без согласия инспектора, и то на ограниченный срок. Инспектор, если ему заблагорассудится, может отказать в возобновлении разрешения или даже отменить его до истечения срока действия. Он может так же, как и любой из его помощников, наказать непокорных студентов заточением в карцер на срок, не превышающий семи суток. Он может наложить взыскание за опоздание на лекцию, за то, что студенты одеты не так, как ему нравится, что волосы у них подстрижены не так или шляпа заломлена набекрень, и вообще изводить их всякими пустяками, какие только взбредут ему в голову.

Мелочная тирания ощущается русскими студентами острее, вызывает в них более бурное возмущение, чем это, возможно, было бы у студентов в других странах. Наши юноши развиты не по годам. Страдания, очевидцами которых они являются, и гонения, которым они подвергаются, заставляют их рано созреть. Русский студент сочетает в себе достоинство возмужалости с пылом юности, и он тем болезненнее чувствует издевательства, которые вынужден переносить, что бессилен воспротивиться им. Студенты большей частью принадлежат к семьям мелкопоместного дворянства и низшего духовенства, а те и другие бедны. Все они знакомы с прогрессивной, вольнолюбивой литературой, и огромное большинство из них пропитаны демократическими и антимонархическими идеями.

Когда они становятся старше, эти идеи у них усиливаются благодаря условиям их жизни. Они вынуждены либо служить правительству, которое ненавидят, либо избрать поприще, к которому не питают особенной склонности. В России молодые люди с благородной душой и великодушными стремлениями не имеют никакой будущности. Если они не согласятся надеть царский мундир или стать членами продажной бюрократии, они не смогут ни служить своей родине, ни участвовать в общественной деятельности. При этих обстоятельствах не удивительно, что среди студентов русских университетов очень силен бунтарский дух и они всегда готовы принять участие в манифестациях против властей вообще, но прежде всего против своих врагов из Третьего отделения, манифестациях, превращающихся на официальном языке в "беспорядки" и "волнения" и приписываемых махинациям революционной партии.

Такое обвинение неверно. Революционная партия ничего не выигрывает от этой борьбы. Напротив, она ослабляется, потому что те, кто потеряны для общего дела из-за университетской передряги, могли бы применить свои силы для лучшей цели, в настоящей революционной борьбе. Беспорядки в русских университетах носят чисто стихийный характер; единственная их причина - скрытое недовольство, непрестанно накапливающееся и всегда готовое найти выход в манифестации. Студент несправедливо исключен из университета; другой произвольно лишен стипендии; ненавистный профессор просит инспекцию заставить студентов посещать его лекции. Весть об этом с молниеносной быстротой распространяется по университету, студенты волнуются, они собираются по двое и по трое, чтобы обсудить эти дела, и в конце концов созывают общую сходку, выносят протест против действий дирекции и требуют отменить несправедливое решение. Появляется ректор и отказывается дать какие-либо объяснения. Инспектор приказывает всем немедленно разойтись. Доведенные теперь до белого каления, студенты с негодованием отказываются повиноваться. Тогда инспектор, предвидевший такой оборот, призывает в аудиторию жандармов, казаков и солдат, и сходка разгоняется силой.

События, происходившие в Москве в декабре 1880 года, служат лучшей иллюстрацией того, что беспорядки возникают часто по самой незначительной причине. Профессор Зернов читал лекцию по анатомии перед внимательными слушателями, когда из соседней аудитории донесся громкий шум. Большинство студентов выбежали туда, чтобы узнать причину шума. Ничего особенного не случилось, но профессор, раздосадованный перерывом в его лекции, пожаловался властям. На следующий день разнеслась весть, что жалоба профессора привела к исключению шести студентов курса. Необычайно жестокое наказание за столь простительное нарушение дисциплины вызвало всеобщее негодование. Созвали сходку, просили ректора дать объяснения. Но вместо ректора явился московский градоначальник во главе отряда жандармов, казаков и солдат и приказал студентам разойтись. Молодежь страшно заволновалась, и хотя она прислушалась бы, конечно, к голосу разума, но отказалась повиноваться грубой силе. Тогда аудитории были оцеплены солдатами, все выходы преграждены, и около четырехсот студентов были арестованы и под конвоем штыков проследовали в тюрьму.

Дела такого рода не всегда кончаются одними арестами. При оказании малейшего сопротивления солдаты пускают в ход ружейные приклады, казаки взмахивают нагайками, лица юношей обливаются кровью, раненых швыряют на землю, и тут развертывается страшная картина вооруженного насилия и тщетного сопротивления.

Так случилось в Харькове в ноябре 1878 года, когда беспорядки возникли из-за чистого недоразумения между профессором ветеринарного института и одним из его курсов, недоразумения, которое можно было устранить, просто объяснившись со студентами. То же самое произошло и в Москве, и в Петербурге во время студенческих беспорядков 1861, 1863 и 1866 годов. При определенных обстоятельствах закон допускает еще более зверское насилие. В 1878 году был опубликован указ, свирепость которого невозможно преувеличить. Этим указом "ввиду часто происходящих студенческих сборищ в университетах и высших школах" действие закона о бунтовщических сборищах на улицах и в других общественных местах распространяется на все здания и заведения, используемые как гимназии и высшие школы. Это значит, что студенты в России всегда находятся под действием закона военного времени. Студентов, собравшихся на сходку или группой, после троекратного приказа разойтись можно расстреливать как вооруженных мятежников.

К счастью, этот чудовищный закон пока не применялся во всей его жестокости. Полиция еще ограничивает свои репрессивные меры избиением и заключением в тюрьму студентов, не выполняющих ее приказов или чем-либо вызывающих ее неудовольствие. Но студенты не выказывают особой признательности за эту умеренность; они всегда пребывают в состоянии глухо кипящего бунтарства и пользуются всяким случаем, чтобы словом и делом протестовать против тиранства представителей закона.

Между студентами вообще очень сильно чувство товарищества, и "беспорядки" в одном университете часто служат сигналом для выступлений во многих других высших школах. Волнения, вспыхнувшие в конце 1882 года, распространились почти на всю учащуюся Россию. Они начались далеко на востоке, в Казани. Ректор Казанского университета Фирсов лишил студента Воронцова стипендии, чего он не имел права делать, так как стипендия была предоставлена юноше земством его родной губернии. Воронцов был в таком отчаянии, что бросился на ректора с кулаками, да еще в публичном месте. В обычных условиях и в упорядоченной университетской обстановке такая грубая выходка вызвала бы всеобщее негодование и сами студенты заклеймили бы поведение Воронцова, как оно того заслуживало. Но вследствие своего деспотического самоуправства ректор сделался столь ненавистным, что в день исключения Воронцова человек шестьсот студентов взломали двери в актовый зал и провели шумную сходку. Прибежавший проректор Вулич приказал студентам разойтись. Никто его не слушал. Двое студентов произнесли речи против Фирсова и защищали Воронцова. Бывший студент Московского университета, не обращая внимания на присутствие Вулича, в самых резких выражениях выступил против попечителя, ректора и вообще против профессоров. Под конец сходка приняла резолюцию, и проректору Вуличу вручили петицию с требованием немедленной отставки Фирсова и отмены исключения Воронцова.