* * *
Слетов привез Ольгу Александровну в Бурже после того, как ждал ее чуть ли не целый час в холле ее гостиницы, и они успели увидеть только улетающий аэроплан. Она провела еще один мучительный час на аэродроме в ожидании следующего аппарата и так настойчиво требовала сказать правду, что Слетов, в конце концов, должен был ей рассказать, в чем дело. После этого она совсем потеряла голову. С подурневшим от неостанавливающихся слез лицом она села, наконец, в аэроплан и улетела одна; Слетов не мог ее сопровождать – у него не было визы; у Ольги Александровны, как у всех членов семьи Сергея Сергеевича, был английский паспорт. Когда она сошла с аэроплана, в Кройдоне было необычное возбуждение. Слово «катастрофа» долетело до ее слуха, но она не поняла его.
Джонсон, отправившийся в Кройдон вместе с шофером, чтобы встретить Сергея Сергеевича, первым увидел ее. – Отвезите меня к нему, – сказала она, даже не поздоровавшись и таким голосом, что Джонсон не мог не только спросить ее о чем бы то ни было, но даже ответить что-либо. В клинике она не могла дождаться минуты, когда ее пустят к Сереже; наконец, в сопровождении врача, она вошла в его комнату и наклонилась над ним. Он открыл глаза.
– Мамочка! – сказал он. – Слава Богу, я тебя увидел, теперь я могу умереть.
Ольга Александровна с отчаянием посмотрела на доктора. Тот улыбнулся и сказал, что всякая опасность миновала.
Она опустилась на колени перед его кроватью быстрым движением и поцеловала его руку. Он сделал усилие и улыбнулся.
– Вот… – сказал он с трудом. – Когда я приходил в себя, я только на это надеялся… только твое лицо, мамочка, только твои глаза… Больше у меня ничего не оставалось… И чтобы ты сказала «мой беленький».
Изменившимся и немного смешным от слез голосом Ольга Александровна говорила:
– Мой мальчик, мой Сереженька, мой беленький, все будет хорошо, ты увидишь.
Был холодный и ветреный день, было около двух часов пополудни – и в кабинете Сергея Сергеевича в Париже Федор Борисович Слетов, которому только что позвонили по телефону, сидел, опустив голову на письменный стол Сергея Сергеевича, и плакал навзрыд, как ребенок.
Рассказы*
Гостиница грядущего*
1. Губы как таковые
Можете себе представить – парижская улица. В орнаменте строгого асфальта, ровных стен и домов, где пол гладок, как брюхо ящерицы, и швейцары медлительны, как крокодилы.
В орнаменте: ежедневных обедов и жизней легких, как облако. Гостиница грядущего.
Косой стеклянный навес похож на площадь застывшей воды. Огненные проволоки электричества освещают траурную доску, на которой собраны в немногих словах все достижения цивилизации: центральное отопление, горячая и холодная вода и ближайшая станция метрополитена.
Грядущее помещается в пяти этажах.
Нижние комнаты сдаются на ночь возлюбленным и страдающим, – Проституткам и путешественникам. Любовь отражается в зеркалах и погружает влюбленных в созерцательность. И зеркала в нижнем этаже – это дань искусству и чувству прекрасного, – в той области, где момент требует повторений.
В нижнем этаже – только одна постоянная обитательница – с именем Бланш: это псевдоним, так как она брюнетка. Ей двадцать лет.
В гостинице грядущего нет твердой привычки иметь постоянную профессию. Жизнь Бланш многоместна и разнообразна. Она вдруг приезжает домой на велосипеде и через два дня продает его. Она уходит в модной шляпе и длинном пальто и возвращается в кепи и кожаном плаще.
В графе о профессии: – студентка.
– Скажите, Бланш, чем вы, собственно говоря, занимаетесь?
– Привилегия любопытства принадлежит женщинам.
– Я знаю, Бланш, что за любопытство выгоняют из рая. Но если рай хоть немного похож на эту улицу, то мне остается только пожелать, чтобы меня выгнали возможно скорей.
– Вы настаиваете, m-r? Я пишу трактат. Бланш пишет трактат.
– Да. «Губы как таковые».
Трактат о губах как таковых. Губы как лохмотья красоты, как материал для парфюмерных изысканий, как незаживающий шрам любви, вооруженной ножом.
Значит, Бланш недаром называется студенткой.
Дверь в комнату Бланш, вообще говоря, закрывается бесшумно.
В следующих этажах живут братья Дюжарье. Их четверо, четыре Жи. В самом деле: старшего зовут Жозе-фом, средних Жаном и Жаком. Имя младшего – Жакоб.
Братья в «грядущем»: постоянный свист. Некто входит в гостиницу. Когда его подметка стукнет по медным скобкам лестницы: – сразу открываются четыре двери. Со второго этажа на него смотрит Жозеф, с третьего – Жан, с четвертого – Жак и с пятого – Жакоб.
Жозеф говорит: – Держи.
Жан: – Смотри.
Жак: – Вот этот?
Жакоб: – Наплевать.
А некто поднимается по лестнице.
Внизу же стоит русский матрос Сережа, заменяющий отсутствующего хозяина.
Сережа весь день поет песню:
Я на экваторе
На легком катере
К… матери
Свой путь держу.
Еще: постоянный обитатель – на втором этаже – агент сыскной полиции. Он скрывает свою профессию. Секрет этот знают все и раньше других – братья Дюжарье. Ровно в четверть десятого агент выходит из своей комнаты.
Ровно в четверть десятого открываются четыре двери и четыре брата кричат:
– Здравствуйте, господин шпик!
Агент останавливается и поднимает голову.
– Я не допущу такого отношения…
С четырех этажей кричат:
– Не допускайте!
– Авторитет прежде всего!
– Такое отношение!
– Доложите префекту полиции!
И агент выходит из гостиницы.
В комнате Бланш – грохот падающих стульев: Бланш недовольна существующим порядком. А Сережа все поет об экваторе.
– Сережа, расскажи что-нибудь.
– Да вот, плывем мы недалеко от Александрии. Приходит до мине кок и говорит…
Хлопает дверь. Бланш должна идти по делу.
Развевается шарф, стучат каблуки: эхо тонет в асфальте. Во втором этаже рядом с комнатой Жозефа: летают тарелки, белые палочки и маленькие пакеты, разворачивающиеся в веера. М-r Си: фантастический жонглер. Маленькая китаянка передвигает столики с тарелками и складывает веера; китаянку зовут Сюзи.
– М-r Си, – говорит Жозеф. – Научите меня свободно обращаться с тростью и ловить головой котелок.
М-r отвечает:
– Возможно.
И каждое утро Жозеф берет уроки: он хочет платить m-r Си. М-r Си отвечает – невозможно.
Дрожит лестница: три брата спускаются во второй этаж. Тогда m-r Си вызывает Сюзи.
– Скажите, Сюзи, возможно, чтобы я брал деньги с m-r Жозеф?
Сюзи говорит:
– Невозможно. Огорченные братья уходят.
Четыре комнаты третьего этажа – наполнены: галстуками, перчатками, женскими туфлями, вращающимся зеркалом Ренэ и шумной улыбкой Армана. М-r Арман моряк: каждый день спорит с братьями, – он хочет убить шпика.
– Он не имеет права жить с порядочными людьми. – Братья отговаривают. Он соглашается: ну, хорошо.
В три часа дня возвращается Бланш:
– Губы негров, негритянок. Нет, они не выдерживают критики. Ведь можно проглотить губы? История любви пишется на губах: это прекрасно. Это лучше любой бумаги.
– Губы – это тавро характера: посмотрите на узкие губы монахинь: это дневник без содержания, тетрадка с белыми листами; губы шулеров сделаны из железа; губы проституток из резины.
– Приходите вечером, сейчас не мешайте. Я погружаюсь в работу.
– Не утоните.
Часов в десять вечера появляется веселая девушка Марго.
– Ни одного клиента сегодня вечером, Серж, понимаешь, мой мальчик.
Сережа понимает.
Через полчаса Марго возвращается. На буксире: клиент. Котелок клиента съехал на затылок. Воротник пальто подвернут. Он говорит – да – и больше ничего.
