Это утонченная форма страданий, как ее иногда называют, или как бы самая высшая форма страданий, когда ты боли не чувствуешь, но ты не чувствуешь и радости. Ты как будто заживо похоронен, находишься за гигантской интернетной стеной. И нельзя сказать, что ты даже живешь - как забальзамирован.

Кстати, такие периоды бывают предвестниками серьезной практики йоги.

Но вернемся опять к Патанджали. Итак, вторая составляющая эгоизма - это нежелание чего-то получить. Дальше идем!

Ученик: Девятый афоризм:

9. Самосущная жажда жизни возникает даже у мудрого.

Комментарий Вьясы: У всех живых существ постоянно присутствует такое пожелание самому себе: «Да не перестану я быть! Да буду я [вечно]!» И это пожелание [никогда] не возникает у того, кто не испытал состояния смерти. Тем самым устанавливается достоверность опыта прошлых рождений. И этот аффект - жажда жизни - самосущен ¹ даже у только что появившегося червя. Страх смерти, который по своей сути есть проницание (будущего] уничтожения и который не может быть объяснен ни посредством восприятия [как источника истинного знания], ни посредством логического вывода или авторитетного свидетельства, позволяет заключить, что страдание, вызываемое смертью, испытывалось в предшествующих рождениях. И, подобно тому, как этот аффект, [то есть жажда жизни], обнаруживается у крайне невежественных [существ], он точно так же возникает даже у мудреца, познавшего начало и конец [круговорота бытия].

- Почему [так происходит]?

- Потому, что этот бессознательный след испытанного через смерть страдания одинаков для обоих: и для мудреца, и для лишенного мудрости.

Комментарий Вадима Запорожцева: И еще раз афоризм прочитай.

Ученик:

"Самосущая жажда жизни возникает даже у мудрого".

Вадим Запорожцев: Вот афоризм Патанджали о том, что есть такое понятие, как жажда жизни.

Причем, как в дальнейшем здесь в комментариях добавляет Вьяса, она наблюдается как у червя, так и мудреца. Вьяса из этого делает вывод (достаточно любопытная точка зрения): раз есть страх смерти у существа, только что родившегося, которое в принципе не переживало смерть - откуда оно знает, может, это не так ужасно, - то откуда это знание? Это знание – из предыдущих смертей.

Ученик: Значит, был уже какой-то опыт?

Вадим Запорожцев: Значит, был опыт по умиранию. И, вероятно, это не самое приятное занятие – умирать, раз мы к нему не стремимся.

Ученик: А, может быть, это условный рефлекс? Генетически передающийся?

Вадим Запорожцев: Есть любопытный ответ. С точки зрения случайно возникшего и закрепившегося, может быть, да. Но, с точки зрения передачи опыта, - нет.

Тебя не может породить тот, кто уже испытал смерть. Потому что он уже мертвый. Понимаешь?

Ученик: Не совсем…

Вадим Запорожцев: Смотри, говорят: "Вот этот страх смерти мы получили генетически от родителей". А родители-то откуда знали страх смерти, если они сами еще живы?! Кто-то скажет: "От их родителей". Но они-то тоже, когда родили наших родителей, были еще живы. То есть эта цепочка непрерывной жизни с безначальных времен говорит, что это не приобретенный инстинкт, потому что никто из наших предков не переживал смерть до того, как появились, соответственно, наши родители, в общем, следующее поколение.

Ученик: Откуда он, собственно, взялся?

Вадим Запорожцев: Кто-то на это говорит: "А это вот такая хитрость, что из всего многообразия возникших существ выжили именно те, у которых каким-то чудом запечатлевается такая программка: как только угроза жизни - сразу же бороться за выживание». А те, у кого не было такой программки, якобы просто вымерли.

Хорошая точка зрения, очень хорошая. Она действительно многое могла бы объяснить, только одного она не может объяснить: вариантов опасности слишком много. Понимаешь? Вариантов опасности очень много, а какова бы не была материальная, чисто генетическая, переносимая информация, она все равно ограничена чем-то. Невозможно передать все варианты поведения! Мало, мало там информации. Ведь еще надо и организм весь построить по этому сценарию, генетически заложенному, а какое уж там поведение?! Но в любом случае это, вероятно, открытие ближайшего будущего в науке. Рано или поздно ученые поймут, что генетически, на физическом уровне, может быть, многое передается, но этим всего не объяснишь. Когда концы с концами перестанут сходиться, будут искать тонкий план. Ну, да Бог с ними, пускай ищут!

Вопрос в другом. Есть жажда жизни, присущая всем, и она идет, как красной нитью. Эгоизм фактически ее сформировал. Инфузория-туфелька слабо понимает, жива она или мертва. Тем более, когда она, например, делится на две. При делении одной на две старая умирает, и возникают две новых? Или остается старое и новое? Сложно сказать. То есть степень самости, степень эгоизма, степень эгоцентризма у нее малая, эгоизм размыт. Потом, по мере того, как эгоизм начинает расти, соответственно, и цепляние за жизнь упрочняется, и у человека оно, может быть, одно из самых сильных. Недаром человек – самое приспособляемое существо. Он везде живет.

Ученик: Борется…

Вадим Запорожцев: Борется. Даже в космос уже научился летать и там тоже выживать.

Ученик: Это вопрос сохранения и поддержания тела физического?

Вадим Запорожцев: Абсолютно правильно. Но я бы сказал более широко: сохранения и поддержания того, с чем ты себя отождествил.

Ученик: То есть всей индивидуальности?

Вадим Запорожцев: Абсолютно! Не только физического тела, но еще и тонкого тела, эмоций, разума, памяти, привычек, своих представлений о себе - всего конгломерата.

Ученик: Но в основном это относится к физическому телу? Возникает какая-то угроза, например, порезался, тут же – раз! – и хватаешься за физические ощущения...

Вадим Запорожцев: Нет, не обязательно. Если, допустим, ты интеллектуально себя осознаешь, отождествляешь себя с тонким телом, ты точно так же начинаешь предпринимать какие-то шаги в направлении сохранения и поддержания тонкого тела.

Здесь опять отмечу: хватание за жизнь бессмысленно, если нет эгоизма. А за что хвататься, если его нет? Мы хватаемся только за то, с чем мы себя отождествили. Но мы не являемся этим!

В тот момент, когда человек действительно познает, что он – нечто совсем иное и Высшее, он перестает хвататься за свои представления о себе.

Причем, цепляемся мы не обязательно за тело. Это может какой-нибудь иной вариант. Помнишь, у писателя-фантаста Беляева в «Голове профессора Доуэля», эта голова в каком-то питательном растворе жила? Собственно, уже и тела-то нет...

Когда ты понимаешь, чем ты являешься, ты перестаешь хвататься за то, чем ты не являешься. Тебе, на самом деле, начинает быть наплевать на это. Вот только тогда исчезает страх смерти окончательно и бесповоротно. Потому что забываешь об этом, как забываешь о рубашке, которую ты носил десять лет назад. Где она сейчас? Сгнила на какой-нибудь помойке. Ты о ней много думаешь? Нет. Тебе до нее дела нет. Точно так же и здесь: человек перестает заботиться об этом всем механизме, и это, может быть, высшая степень отсутствия эгоизма. Высшая степень.

Ученик: Но это уже полное просветление?

Вадим Запорожцев: Да, это полное освобождение, полная независимость ни от чего. И все обычно говорят: "Ой, как плохо, бедолага: и тело у него все распадется, и он останется без тела". Но никто почему-то не спешит подумать над этим вопросом, а ведь, как правило, когда человек достигает такой способности, он может плодить себе тела. Он может сбросить одно тело и тут же сотворить другое, может в него перейти. То есть по мере удаления эгоизма начинают приходить какие-то способности, которые нам кажутся совершенно фантастическими.

Ученик: Выходит, можно тело вечно поддерживать?