«Нет-нет, моя дочь никогда в жизни не брала чужого», — патетически воскликнула моя подруга, когда мы обсуждали этот вопрос. Ну, что ж, может быть. Есть же дети, которые встают на ноги, минуя стадию ползания, но и ползают, прежде чем начнут ходить, многие. Когда в семье несколько детей, ситуации повторяются, и я стала гораздо меньше переживать, когда набегала очередная волна «денежной лихорадки». Как-то исчезла у меня десятка. Ну, я уже следствие провела, как знаток. Говорят: «Купили мороженое». «А остальное где?» — Не понимают вопроса, твердят: «Купили по порции мороженого». Пошла в ларек по соседству, где они покупали, и такая хорошая продавщица попалась, рассказывает: «Вы не ругайте их, они пришли утром, дают десятку и говорят: «Мороженого четыре порции». Я говорю: сдачи нет, а они мне: а вы без сдачи. Я мороженое дала и говорю: «А за сдачей вы через полчаса приходите». А они не пришли, а сдача у меня вот лежит, я ждала, что они придут или вы. Не ругайте их». И я последовала совету — не стала ругать, а стала объяснять, что такое деньги. (Это ведь они от меня слышали, я так часто прошу: «Яблок на два рубля, без сдачи, пожалуйста».) А не пришли за сдачей потому, что забыли. А взяли деньги — так я же сама твержу, что все общее, что все делим на всех, вот они и разделили. Но я поняла, что одними объяснениями ничего не добьешься, и я стала учить их практически: посылать в магазин сначала с определенным заданием (2 пакета молока и килограмм колбасы по два двадцать), а потом и с неопределенным (хлеба и чего-нибудь к ужину). С получки я даю им на всех рубль, и они покупают подарки. «Ну что там можно купить на рубль, какие еще подарки'» — возмутилась однажды продавщица и выгнала их из магазина: «Идите отсюда!» Это взрослым не купить, а дети очень даже могут: сдвижные картинки, блокноты, головоломки, пластмассовые игрушки, значки, марки, открытки — можно долго перечислять. Хочется вот того, но на то не хватит денег, так что купим, на что хватает, чтоб с учетом желаний, чтоб без обиды. Мне говорят: «Если б ты держала деньги под замком, они бы не брали». Какая же это честность — из-под замка не брать? Постоянный доступ к деньгам, отсутствие запрета реализовать их во что-либо снимают интерес к денежному волшебству, а стало быть, и тягу к так называемому воровству.
Мне понравилось, как одна мама поделилась со мной своей находкой: она наменяла три рубля медяками и дала пятилетнему сыну. Он сразу стал богачом: этакая прорва денег. Уж он их пересыпал и пересчитывал, налился газированной водой по самые уши, купил и значки, и ручку — и остыл.
Может, кто-нибудь еще что-то придумает, только надо, мне кажется, твердо помнить: мой ребенок хороший — он взял деньги, но он не вор, он получил двойку — но он не тупица, он подрался — но он не злодей.
Мамы часто жалуются: «Сын растет эгоистом. В песочнице кричит: «Мое! Мое!» — и отнимает все у всех». Это нормально — человек осознает себя человеком где-то в 2–2,5 года, понимает свою ценность и, следовательно, ценность своих желаний. Можно и так попробовать успокоить, и этак, но не надо панического страха: эгоист! Не эгоист — просто растет. Года в три будет период упрямства: надо или не надо, мама слышит в ответ: «Не буду!»
Когда упрямится первый ребенок, мать чуть ли не в отчаяние приходит, но потом тот же период у второго, у третьего — уже начинаешь улавливать закономерности, ожидаешь привычного и реагируешь гораздо спокойнее, а раз нет прямого запрета, то и упрямство сглаживается, конфликт затихает. Не надо стоять стеной: «Я сказала — делай!» — плохо будет в первую очередь себе, а значит, и ребенку.
У Мани слабый тип характера, она нуждается в приказании, для нее нет большего страдания, как услышать «делай, как хочешь». Плохо ли это? Не знаю. Уже до того дошло, что мужчины стоном стонут, в газеты пишут: «Женщины стали командирами, замучили нас!» Ну, тогда Маня — мечта, она будет подчиняться с радостью, если, конечно, найдется желающий быть не мнимым, а подлинным главой семьи.
Прибегает домой голоднющая: «А кушать что?» Садится и тут же находит причину не есть: либо суп не тот, либо тарелка не та, а то, может, Настя на нее посмотрела не так. И сразу: «Не буду!» Я никого не уговариваю: «Не хочешь — не ешь!» В слезы: «Я хочу!» — «Ну, ешь!» — Еще громче: «Не хочу!» — «Не ешь!» — «Ну, ма-а-ма, я бу-у-ду!!» — «Ешь, если хочешь!» — И опять по кругу, пока мне не надоест, тогда я использую два методических приема: 1) Прикрикну: «Немедленно ешь!», и она вмиг опустошит тарелку — есть-то хочется. 2) Сурово: «Немедленно иди и вылей суп, если не хочешь есть! Сию минуту!» В слезах идет на кухню, там мгновенно успокаивается и стоя начинает стремительно работать ложкой. Результат достигнут в обоих случаях: ей приказали — она сделала (а что не вылила, а съела — это я как бы не знаю, мы с ней молчаливо так договорились, что я будто не знаю). Приходит с пустой тарелкой. Я строго: «Вылила?» — Она надуто: «Да!» — Я еще строже: «Давай дам второе, и хватит капризничать». Второе тоже стремительно перебирается в Манин животик.
Сейчас с едой стало спокойнее, потому что Маня нашла себе подругу, и обычно они приходят из школы вдвоем: Маня и Маша Хлебникова, по прозвищу Батон. Ее так все зовут, она совсем не обижается, даже я говорю: «О, Батончик пришел!» Ну и вот в этой дружбе Манька главная: она и придумывает шкоды, и командует Батоном, и защищает ее от всех. Ей нужно и главной быть с кем-нибудь, нельзя, постоянно соглашаясь, выполняя чью-то волю, чувствовать себя уверенно. Как бы плохо она ни поступила, ей надо чувствовать, что она ничего, хорошая. «Маня, почему у тебя двойка?» — «Ну и что? А у Иванова единица!»
Я всегда гордилась тем, что мои дети осознают себе членами единого коллектива — семьи, а с появлением Батона я увидела как бы оборотную сторону этой сплоченности. Они приняли девочку буквально в штыки: «Мама, почему она опять пришла?! Она мешает делать уроки!» Мешает, конечно, но дело было явно не в этом: они ревновали Маню! У всех есть друзья вне семьи, и у Сани, и у Насти, и Ваня постоянно то одного, то другого мальчика приведет обедать, даже Аська говорит: «Я с соседским Женей дружу». Но как-то сразу было видно, что Маша занимает в Манькиной жизни серьезное место. Маша приходит сразу после школы и уходит когда в шесть, а когда и полдевятого. Напрасно время от времени звонит ее мама: «А Маша у вас?» Напрасно я толкую, что мама ждет: мой ребенок твердит: сейчас, через минутку, через полчасика, а Маша молчит и улыбается, как будто не слышит.
«Мама, она ничего не понимает! — возмущаются дети. — Почему ты ее защищаешь?» — «Потому что она — Манина подруга! — объясняю я. — У тебя ведь тоже есть друзья, я же их не выгоняю». — «У меня не такие!» — «А у нее такие. Придется потерпеть». Как-то прихожу — Маня в слезах: Саня выгнал Батона. «Саня, почему?» — «Они с Маней по столу бегали!» — «Ну и что? Ты должен был объяснить, попросить, что угодно — а выгонять не имеешь права: она к Мане пришла». И я порадовалась, что Настя с ее жаждой справедливости стала на Манину сторону и поссорилась с братом: «Не имеешь права!» — и Маньку обняла, стала утешать. Любовь ревнива — ребят обижает, что их любви Мане не хватает, что ей нужен еще какой-то Батон. Плохо ли это? Думаю, что все-таки хорошо. И то, что Маня, такая податливая, стоит на своем и каждый день (каждый!) приводит свою Машу — хорошо, с моей точки зрения. Отстаивать свой внутренний мир, свое право быть собой, иметь свои взгляды — Саня это делает по-своему, Настя по-своему, Маня — по-своему. «Что это сегодня Батона нет? — ворчит Ваня. — И поколотить некого». Это они сдаются, Манька их победила, вот она с недовольным видом бормочет как будто просто сама себе — «Заболела она. Какое тебе дело!»
«Друзья мои! Прекрасен наш союз!»
