Как ни странно, женщина, занимающаяся мужским делом, — летчик, капитан дальнего плавания, даже космонавт — вызывает меньшее удивление, чем женщина, занимающаяся извечным женским трудом — материнством. Эта «непрестижная» работа связана в сознании очень многих с бесконечным однообразием бытовых дел, отупляющих, убивающих творческое начало в женщине.

Как-то совершенно неожиданно для себя я стала чуть ли не достопримечательностью микрорайона. Незнакомые женщины улыбаются моим малышам: «Как выросла Аннушка!» И везде мне задают одни и те же вопросы, и приходится отвечать.

И это все ваши? Как вы справляетесь? Наверное, двойняшки? Вы, вероятно, не работаете? Дети ходят в садик? Нет? А как же? И «коронный» вопрос — как это могло мне прийти в голову: родить столько детей? Мне всегда и смешно, и грустно, и неловко как-то отвечать на это. Неужто это такой уж подвиг — ребенок? «Вы, наверное, очень любите детей?» — спрашивают меня. И этого вопроса я тоже не понимаю. Это же мои дети, при чем же тут «очень любите»? Кто «очень любит» детей, работает в детском саду, а я работаю со взрослыми студентами, к которым отношусь по-разному: кого люблю, а кого и не очень.

Итак, все пятеро — мои. Справляюсь обыкновенно, привыкла. Не «решилась», а исполняла свою мечту. Когда-то, когда я была еще девчонкой, рядом с нашим домом жила одинокая старушка. Каждый вечер она выходила с тарелкой еды и звала: «Кис-кис-кис!» И со всего переулка к ней бежали кошки, может, 30, а может, 40. Она с ними говорила, улыбалась им, а мне было страшно. Еще тогда я решила: пусть лучше буду плакать от своих детей, чем радоваться чужим кошкам. Как и всякая мечта, и моя при воплощении в жизнь претерпела какие-то непредсказуемые изменения, многое оказалось неожиданным.

Двойняшек у нас нет, старшему 13, потом дочери 11, сыну 9, еще двум дочуркам 7 лет и 4 года. Пока не плачу, что будет дальше — посмотрим. Работаю, дети в садик не ходят, справляемся так. Мой 6-летний сын однажды подсчитал, сколько дел я делаю одновременно, оказалось 7, при этом он, по собственному разумению, отнес в это число те, которые я не делала, а, так сказать, вдохновляла:

Сын увидел мой труд и сказал мне, что видит, и сделал это без моей подсказки — это следствие большой семьи, очень серьезный ее плюс.

Я хочу, чтоб дети были моими единомышленниками, чтоб нам было хорошо — одновременно и плохо — тоже одновременно. Никогда я не понимала принципа: все лучшее — детям. Получается, что тогда все худшее — мамам и папам? Равенство — вот чего я хотела бы добиться в своей семье. Даже новорожденная крошка имеет право на личное желание, но и я тоже не прислуга при собственных детях.

Молодая мама жалуется мне, что у двухлетнего сынишки диатез. Спрашиваю, что он ел, оказывается, полтора килограмма апельсинов за вечер. «Ах, я не могу ему ни в чем отказать!» Неправда, это она себе ни в чем не может отказать: ребенок, наверное, хныкал и мешал ей, вот она и дала ему, чтоб молчал и не лез. У нас это невозможно, полтора кг — как раз по штучке на ребенка. Плачь — не плачь, больше нет. Зато все делится на всех. Сын придумал задачку: как 6 конфет разделить на 5 детей? Ответ: всем по одной и маме одну. До сих пор помню, как однажды мы были в гостях, и хозяйский 2-летний сын попросил у матери конфету. Та дала, и малыш тут же сунул ее в рот. Я просто была ошеломлена в первую минуту, что он ни о маме своей, ни о гостях не подумал, а потом сообразила: он же единственный. В большой семье такое невозможно. Даже если в школе кого-то угостят конфетой, он ее тащит домой и делит по крошечному кусочку на всех — такая уж семейная традиция. Хотелось бы быть понятой правильно: мне не нужна конфета, я вообще сладкого не ем, мне нужно, чтоб дети понимали, что мы — семья, что конфета, съеденная в одиночку, — горькая.

Мой старший сын мою семейную должность называет «министр по человеческим отношениям». В нашем маленьком государстве есть свои трудности и свои радости, свои проблемы и надежды.

В нашей семье дети общаются постоянно, разрыв между старшим и самой маленькой большой, а между каждым последующим маленький, И все считают себя большими, даже крошка Ася тянет из рук старшего брата книжку: «Дай!» А ему хочется почитать. А когда 11-летняя Настя начинает «воспитывать» 7-летнюю Маню, та громко возмущается: «Ты не мама!» Должны ли вообще старшие воспитывать младших? Как объяснить маленькому, что он не дорос, а брат дорос? Чтобы в семье был мир, дети должны слушаться меня, т. е. я должна заботиться, чтобы авторитет был высоким. Но даже такую «железную» педагогическую мысль, как «надо держать свое слово», я выполняю далеко не всегда. «Если будете плохо себя вести, не дам смотреть детскую передачу». Ведут себя плохо, но я все равно включаю: жалко оставить без развлечения. Как-то сказала им: «Вот я обещала наказать, а не наказала, и вы будете расти плохими». А дочь запротестовала: «Нет, неправда, ты нас учишь быть добрыми!» Может быть, им виднее?

Нужно ли, например, в семье распределение обязанностей? У нас нет его, и поэтому ребята умеют и мыть посуду, и подметать пол, и стирать колготки, и таким образом, нет однообразия. Мои дети не любят что-либо делать в одиночку, посылаю кого-нибудь в магазин — он обязательно кого-то позовет с собой. Даже нелюбимое мытье посуды стараются разделить: я мою тарелки, а ты ложки, а потом наоборот. Однажды Саня с классом ходил в цирк. Спрашиваю: «Понравилось?» — «Да, только очень скучно было». — «Как это, почему?» — «Наших ребят никого не было». А какую бурю семейного возмущения вызвала Настя, взяв премию, — ее в школе наградили билетом на Кремлевскую елку! «Пойдешь одна?!» — Саня с ней полдня не разговаривал от презрения. Хорошо, что его в кружке тоже наградили и еще один мальчик отказался, и он гордо принес два билета — себе и Ване. Так мне хочется, чтоб именно это было им подарком от меня: у каждого четверо близких людей, опора в любых трудностях, родные братья и сестры. Износятся тряпки, и ненужными станут игрушки взрослым моим ребятам, а эта невесомая радость — любить и быть нужными друг другу — будет всегда, пусть они отдадут ее и в свои семьи, моим внукам, о которых и помину-то нет. По-моему, для этого стоит поработать, разве нет?

«Ах, как вам трудно!» — вздыхают сердобольные соседи. Трудно? Не знаю, мне нравится, как, наверное, нравится космонавту быть космонавтом, а балерине танцевать. Невозможно даже представить себе, что у меня один ребенок: скучно-то как! Да и трудно ужасно, мне кажется. Женщина, растящая единственного ребенка, вынуждена постоянно «изобретать велосипед», так как постоянно оказывается перед новым по возрасту ребенком, с новыми для него и для нее понятиями и запросами, а ее педагогический опыт, приобретенный с таким трудом, оказывается как бы ненужным, так как, едва появившись, он устаревает. Конечно, физически растить пятерых труднее: тяжелее сумки, дольше стирка. Зато морально гораздо легче: недостатки детей (а они есть у всех) не воспринимаются как трагедия, если один огорчит, то другой порадует. Ребята, бывает, и ссорятся, но не слоняются в тоске из угла в угол: «Чем бы заняться?» И в магазин сходят, и на рынок — им нравится, что я не слишком жестко регламентирую их покупки.

У меня гостила подруга с сыном гораздо старше моих, и я послала парня как-то в магазин, попросила купить колбасы. Вернулся ни с чем: там только ветчина была. Мои бы догадались купить то, что есть. Иногда что-нибудь вообще неожиданное притащат — попробовать. Зато, если плохое, тоже не купят: «Помидоры были, но очень мятые, не стали брать». Мне нравится, когда я звоню домой с работы (я часто работаю по вечерам — перехожу на так называемое «дистанционное управление»), звоню и начинаю объяснять дочке, что готовить на ужин, а она мне возражает: «Работай, а мы без тебя здесь разберемся».