— Бороздил моря, пока не нашел ублюдка. На это ушло почти шесть лет. Я сразу узнал желто-зеленый флаг, поднятый на ворованном судне, и понял, что он командует кораблем. После жестокого боя я потопил его судно, не желая марать руки о добро, награбленное негодяем. Я стоял на палубе и наблюдал, как охваченный пламенем корабль медленно погружается в воду, а на его палубе истекает кровью тот, кого я так долго искал.

— Черт!

Уинн засмеялся. Ему было приятно, что она испытывает разочарование.

— Если бы я знал, что в один прекрасный день ты появишься на моей палубе, Принцесса, то спас бы его для тебя.

«И действительно так бы и сделал», — подумал Уинн, наблюдая, как меняется цвет ее глаз в зависимости от настроения. Шок, страсть, жажда мести, любовь — все это читалось в ее выразительном взгляде. Он робел перед ее прямолинейностью, ее искренность ошеломляла его, но в обмен на это он получал великий дар — ее любовь, и его душа вновь обретала силы.

Стыд, который он пронес в себе через все эти годы, вырвался наружу и исчез высоко в небе. Тем, что Зоя приняла его таким, каков он есть, она освободила его, она поддержала его своей любовью. Каким-то образом — видимо, застав его врасплох, — ей удалось проникнуть через барьеры, которыми он окружил свое сердце, и вернуть его к полноценной жизни.

Уинн любовался ею, восхищался задорным блеском ее глаз, чувственным изгибом губ. Она околдовала его: стоило ей провести розовым язычком по губам, как в его теле поднялся ураган. Его плоть пробудилась, что еще раз порадовало его.

Ведь и правда, черт побери, он что-то может, и притом неплохо. Награда, ниспосланная после стольких лет лишений. Вероятнее всего, благодаря своему опыту Зое удалось вызвать в нем столь бурную ответную реакцию, хотя она ни разу — до того момента, когда они были в воде, — не дотрагивалась до него.

Уинн наблюдал за тем, как она изучает его тело, разглядывая с головы до ног. Казалось, ее взгляд осязаем и может ласкать так же, как физическое прикосновение. Но ему хотелось большего.

Зоя провела рукой по его груди, оставляя за собой распаленный страстью след. Ее язык следовал за рукой, остужая. Уинн изнемогал от желания, трепетал под ее пальцами, пробиравшимися по животу к паху.

Наконец Зоя обхватила рукой его пульсирующую плоть. Уинн следил за выражение ее лица: сначала это было изумление, потом гнев. Слава Богу, она не испытывает отвращения. Когда она подняла голову и посмотрела на него, он увидел белозубую улыбку и лукавый блеск в глазах.

Без сомнения, она что-то задумала. Впервые за весь день Уинн занервничал.

— Что ты собираешься сделать, Зоя? Судя по твоему дьявольскому взгляду, что-то нехорошее.

— Боишься? — подзадорила она его, продолжая своими ласками возносить его до небывалых высот.

— А мне следует чего-то бояться?

— Отнюдь.

— Неизвестность убивает меня, — сказал Уинн, подумав, что убивает его вовсе не неизвестность, а ее ласки и близость.

Ему казалось, что он сейчас взорвется. Зоя низко склонилась над его плотью. Уинн затаил дыхание в ожидании ее ответа.

— О Уинн! — Она повернулась к нему. На ее губах вновь заиграла таинственная улыбка, и жар, сжигавший тело Уинна, стал невыносимым. — Я собираюсь отдать тебе долг. Ты поступил очень великодушно, когда целовал мои раны, теперь я собираюсь сделать то же самое с твоими.

Подмигнув ему, Зоя опять склонилась над его плотью. У Уинна не хватило смелости и сил сказать ей, что она подвергает его сладостной пытке…

Которая стоила того, чтобы вытерпеть яростные укусы песчаных блох, впивавшихся ему в спину.

Их разбудил свист. Целая серия переливчатых трелей, высоких и низких, образовывала своеобразную мелодию. Песнь, созданная людьми, но похожая на пение птиц.

— Наши хозяева, моя дорогая, — объяснил Уинн в ответ на ее озадаченный взгляд. — Они придумали целый язык свистов. Очень забавный. Я не отказываюсь от мысли когда-нибудь выучить его.

Он сложил губы и свистнул. Испугавшись, что их могут увидеть, Зоя схватила одежду и прикрылась. Но пронзительные звуки стали удаляться от них и вскоре стихли.

Уинн поднялся, помог Зое встать на ноги и начал одеваться. Она надела купальник, сожалея о том, что не может еще раз окунуться, прежде чем влезать в основательно измятую одежду. Ее спина чесалась от песка, но Уинну, искусанному блохами, кажется, было гораздо тяжелее. Он буквально раздирал себя ногтями. Зоя сомневалась, что он отдает себе отчет в своих действиях.

— Чему ты улыбаешься, Принцесса?

— Думаю о песчаных блохах, вот и все.

Он потер ягодицы и нахмурился.

— Мерзкие букашки! Они пообедали моей левой щекой, а из правой сделали десерт.

Зоя рассмеялась, впервые за долгие годы почувствовав себя свободной. И все благодаря человеку, стоявшему перед ней.

— Распутники времен Регентства считаются безнравственными и одновременно занудными.

— О-о, — протянул Уинн. — А ты знаток времен Регентства?

— Эй, ты же читал мои книги. Разве я не права?

— Кажется, сегодня я действительно был страшным занудой. — Он улыбнулся, и его белоснежные зубы блеснули на солнце.

О, какая улыбка!

Его улыбка в первое же мгновение сразила ее наповал. Улыбка всегда была ее слабым местом, когда дело касалось мужчин и, в частности, Уинна. После долгих лет пребывания в роли графини она стала падкой на улыбки.

Не такой уж страшный порок, заключила она. Ведь именно улыбка привлекла ее к Уинну и еще раз открыла ее сердце для счастья. Зоя вздохнула, но в ее вздохе не было грусти.

Мир был огромный устрицей, и она собиралась наброситься на нее, как изголодавшийся обжора.

Низкий голос Уинна вывел ее из задумчивости.

— Тебе надо бы принять ванну, Принцесса, иначе будешь чесаться всю ночь, а мне бы хотелось, чтобы ты в полной мере насладилась праздником.

— Кажется, мне понадобится чистая одежда, — пробормотала Зоя, оглядывая себя.

Уинн подал ей руку.

— Посмотрю, что можно сделать.

Он повел ее к вырубке, посмеиваясь каждый раз, когда она краснела под взглядами встречных. Она не стеснялась того, что было между ней и Уинном. Просто она не любила выставлять свою личную жизнь напоказ.

Уинн же, наоборот, не скрывал своей радости, когда, проводив Зою в их хижину, шел по поселку.

Зоя заснула на мягкой кровати мгновенно, едва ее голова коснулась подушки. Проснувшись, она обнаружила в комнате ванну, чистые полотенца и простое хлопчатобумажное платье.

«Благослови его Господь», — подумала она, тронутая вниманием Уинна. О ней так давно никто не заботился…

Зоя поспешно скинула с себя одежду и окунулась в ароматную воду, на поверхности которой плавали лепестки экзотических цветов. Ее не покидала надежда, что Уинн вернется прежде, чем она помоется: ей всегда нравились сцены в ванне, описанные в романах.

Она уже успела вылезти из ванны, высохнуть, замерзнуть и наполовину застегнуть платье, когда предмет ее фантазий появился в комнате.

Казалось, Уинн заполняет собой все помещение. Его голова почти касалась потолка. Выглядел он великолепно: стройный, красивый. Его совершенство всегда поражало ее, лишая дара речи и усиливая ощущение собственной неполноценности.

Он похож на бога, а она — на ведьму.

Какой ужас: любить человека, который красивее тебя! В такие минуты Зоя казалась себе неуклюжей. Не бог должен находиться подле нее, а богиня — подле него.

Она, наверное, высказала эту мысль вслух, потому что Уинн медленно приблизился к ней и поднял ее лицо за подбородок. Он внимательно рассматривал ее, одним взглядом полностью подчинив себе.

— Нет, ты не богиня.

У Зои упало сердце, и она опустила глаза. Она знала, что далека от совершенства, но он не имел права говорить ей об этом и тем самым подвергать опасности ее хрупкое «я».

— Ты Принцесса, Зоя. Моя Принцесса.

Она опять посмотрела на него, и ее вновь поразила его красота. Но вовсе не красота привлекла ее внимание, а сияние, которое, казалось, перетекает из него в нее. Он весь лучился любовью.