— Было дело, — буркнул доктор. — Я исследую вашу дубовую башку завтра утром.

— Кстати, доктор! — позвала Зоя, и Маккэрн остановился на пороге.

— Да?

— Удостоверьтесь, что дверь закрыта плотно и…

— Слушаюсь, ваше высочество. — Маккэрн, недовольный тем, что его прогоняют именно тогда, когда его пациентка хорошо себя чувствует, с наигранным почтением поклонился ей.

— … Поцелуйте Кэти на ночь за меня.

Доктор ошарашенно уставился на Зою, а его лицо стало пунцовым. Уинн не удержался и расхохотался, чем заработал испепеляющий взгляд Маккэрна.

Наконец дверь плотно закрылась.

— Иди сюда, — приказала Уинну принцесса его сердца и похлопала по кровати рядом с собой.

Уинн с бьющимся сердцем приблизился к ней. В течение его жизни все кому не лень — от жестоко прямолинейной бабушки до детей слуг — издевались над его глазами. В школе его прозвали «странным дьяволом», а воспоминание о том, как на сельской ярмарке люди при виде него крестились, еще было живо в душе.

— Почему ты ничего не рассказал мне о своем глазе? — спросила Зоя, глядя ему в лицо.

Она не ухмылялась, не насмехалась, не презирала его. Единственное, что он видел в ее взгляде, была любовь.

— Меня ранили в левый глаз. Маккэрн где-то узнал о новом методе укрепления мышц глаза: нужно закрыть здоровый глаз, чтобы больной побольше работал. Иногда мне кажется, что мое зрение значительно улучшилось. Я уже несколько месяцев ношу повязку и так привык к ней, что даже забыл о ней.

— Но почему ты решил, что я упала в обморок из-за испуга? — осведомилась Зоя.

— Всю жизнь мои глаза доставляли мне одни неприятности. Я с детства являлся предметом насмешек и издевательств. Поэтому я решил, что ты не вынесешь такого зрелища.

— Уинн, воспользуйся мозгами, данными тебе Господом. Ведь он дал тебе мозги? — поинтересовалась она. — Помнишь старую шутку: «Когда Бог раздавал мозги, Уинну послышалось „кишки“, и он сказал „Нет, благодарю…“

— Никогда не слышал. Очень остроумно, Принцесса.

— Не слышал? — удивилась Зоя.

— Нет, никогда.

— А как насчет курицы, переходящей дорогу?

— Зоя, не будь смешной. Зачем курице переходить дорогу?

— Чтобы попасть на другую сторону.

— О, — хмыкнул Уинн. — Забавно. В этом выражении нет никакой игры слов, однако оно не лишено здравого смысла.

— Оно мне нравится. Но я никогда не умела шутить, — призналась Зоя, — и правильно передавать соль какой-нибудь шутки. Мне по силам только «бородатые» шутки. К сожалению, их все знают. Кстати, — встрепенулась она, — это не относится к твоему времени. Здесь их посчитают верхом остроумия.

— Принцесса… э-э… Принцесса, — робко проговорил Уинн, пытаясь отвлечь ее внимание от новой темы. — М-м… мы обсуждали мои глаза.

— Да, они прекрасны, Уинн, — небрежно бросила она. — Точно такие же как и у Джонатана.

— У Джонатана? — взревел Уинн. — У Джонатана?

— Конечно. Очевидно, он унаследовал их от тебя. Хотя у него цвет распределяется наоборот. Возвращаясь к шуткам…

— Зоя!

— Уинн, я дурачусь… но в вашей семье не раз встречались глаза разного цвета. Мне нравилось, что у Джонатана такие глаза, но твои глаза просто сводят меня с ума, дорогой.

Она притянула его к себе, и Уинн с неохотой позволил себя обнять.

— Значит, я не единственный в своем роде, — пробурчал он.

— Конечно, единственный, глупышка. Я же говорила тебе: твой глаз цвета оникса, а у Джонатана — просто карий…

— О, — перебил он ее, — как сказал бы Гриззард, цвета…

— Не говори этого, — предупредила Зоя, которая уже успела узнать, какое слово самое любимое у Гриззарда.

— … Э-э… глины.

— Замечательно, дорогой. — Она похлопала его по щеке и повернула его лицо к себе. — Твой другой глаз лазурного цвета с бирюзовыми искорками, а у Джонатана — выцветшего неба, затянутого облаками.

— Серьезно? — спросил Уинн, немного успокоенный. У этой женщины потрясающая способность управлять словами.

— Серьезно, — ответила Зоя.

— Ты любишь меня?

— До умопомрачения.

— Сильнее, чем Джонатана?

— Уинн, это глупо… — Он заставил ее замолчать, закрыв рукой ей рот, потому что хотел услышать ответ на свой вопрос, а не пространные рассуждения. — Да. — Зоя затрясла головой и судорожно втянула воздух, когда он убрал руку.

На его лице появилась удовлетворенная улыбка, и он почувствовал, что на щеках — проклятье! — образовались ямочки.

— Между прочим, Принцесса, кажется, в последнее время ты испытывала некоторое неудобство, как будто у тебя что-то чесалось, но ты не могла почесаться.

— Уинн! — Зоя обрушила на него подушку. — Не зря я всегда считала, что нельзя подбривать себя под купальником, так как это влечет за собой кучу неудобств.

— Не беспокойся. Я всегда буду устранять любые неудобства, — прошептал он, — где бы они ни возникали. — Он спустил с ее плеча ночную сорочку и принялся покусывать ее предплечье.

— Уинн, — застонала Зоя, чем еще сильнее возбудила его. — Бутерброды…

— Позже, Принцесса. Я спросил тебя, любишь ли ты меня, будешь ли ты любить меня всегда.

Он пристально смотрел ей в глаза, ожидая ответа и понимая, что сейчас решается судьба его души и сердца.

Зоя прижала пальчик к его губам.

— Уинн, я люблю тебя всем своим существом. Я всегда буду любить тебя. Насколько я знаю, я всегда любила тебя. И ничто на свете не изменит моего чувства к тебе. Ничто!

— О Принцесса, ты мое счастье! Я был наполовину мужчиной и физически, и духовно, до того как мы встретились, но ты помогла мне вернуть уверенность в себе. Причем лишь тем, что была самой собой — моей сладкой, сладкой Принцессой.

— Уинн, давай не будем впадать в сентиментальность, а то мы становимся похожими на героев «мыльной оперы».

— Так хорошо, а? — Он провел губами по ее шее. — Кстати, Принцесса, — пробормотал он, — что такое «мыльная опера»?

Зоя взяла его лицо в ладони.

— Не бери в голову, Уинн-Проклятье, просто поцелуй меня.

Что он и сделал.

— Я ненавижу тебя, Уинн. Я всегда буду ненавидеть тебя.

Зоя наклонилась над бадьей, которую они купили на последней ночевке в гостинице, и вывалила в нее содержимое своего желудка. Уинн нежно вытер ей рот платком, но она оттолкнула его руку и подняла на него затуманенный взгляд.

— Почему ты не предупредил меня, что дороги так ужасны? Почему мы не поплыли вдоль побережья? — спросила Зоя, но желудок скрутил новый спазм, и она в изнеможении откинула голову на спинку сиденья.

— Эти дороги ничем не отличаются от других. Я вообще не думал о них. Более того, — принялся распекать ее Уинн. «Вот зануда», — подумала Зоя. — Ты так стремилась поскорее добраться до Рейвенскорта, что я решил: изменение маршрута обрадует тебя.

Зоя бросила на него злобный взгляд, и Уинн оттянул ворот рубашки, словно ему стало душно или жарко. Но Зоя не испытывала к нему сочувствия, ни капельки.

— Если бы я знал, Принцесса, что дорожная тряска так плохо действует на твой желудок, то поплыл бы на чертовом «Вороне» от Лондона до самого Рейвенскорта. Я сыт по горло регентом и «бородатыми» шутками, которым ты его научила, — добавил он. — Я сделал это только ради тебя, Зоя. Ты сказала, что тебе срочно нужно вернуться туда, где тебя выбросил временной тоннель, что тебе кажется, будто время сгущается вокруг тебя.

— Только не напоминай мне об этом, — застонала Зоя, страдая от нового приступа тошноты.

— Кроме того, именно ты, обеспокоенная тем, что может обостриться моя морская болезнь, надоумила меня путешествовать сушей. — Он провел рукой по серебристым волосам, и сердце Зои дрогнуло, несмотря на то что ей все равно хотелось ударить его.

— Ну почему ты не подумал? — возмутилась она, не заботясь о том, что ведет себя неразумно. — Ну почему, почему, спрашиваю я тебя, ты не сказал мне, что ты лжец?

— Лжец? Тебе не кажется, Принцесса, что несколько жестока со мной?