По дороге домой я снова и снова принимался насвистывать. У меня раньше не было такой привычки.

Каждому, кто просил, я давал по доллару.

Я проснулся довольно рано и сразу ощутил во рту горечь. Почистив зубы, спустился в кафе позавтракать. С трудом заставил себя поесть. Кофе тоже показался мне каким-то странным — у него был металлический привкус.

Мелькнула мысль: уж не отравился ли я мышьяком вчера в ресторане. Может быть, в салате не разглядел клочков зеленых обоев?

Вторая чашка кофе доставила мне ничуть не больше удовольствия, чем первая, но я все-таки ее осилил. Одновременно просмотрел «Ньюс». Команда «Метс» победила благодаря пареньку, недавно приехавшему из Тайдуотера. В игре на своем поле одержали победу «Янки» — Клоделл Вашингтон отлично провел матч. Футбольная команда «Гиганты» потеряла своего лучшего крайнего; тот как-то неудачно сдал анализ мочи и был теперь на тридцать дней отстранен от игр.

На одном перекрестке в Гарлеме, где, по сообщению газеты, часто встречались торговцы наркотиками, они вчера затеяли разборку с перестрелкой, а в Ист-Сайде, на станции подземки, сцепились два бомжа, причем один толкнул другого под колеса приближавшегося поезда. Чем это кончилось, легко угадать. В Бруклине, на Брайтон-бич, был задержан мужчина. Его обвинили в убийстве бывшей жены и троих ее детей от предыдущего брака.

Об Эдди Данфи в газете не было ничего. Да и не могло быть — и без того хватало новостей.

Чтобы окончательно проснуться, после завтрака я решил прогуляться. День был облачным, синоптики предсказывали дождь, вернее, его сорокапроцентную вероятность. Не представляю, что бы это значило. В сводке погоды нас словно бы просили: «Не ругайте нас, если дождь пойдет, и не выходите из себя, если дождя все-таки не будет».

Шел я куда глаза глядят. В Центральном парке заметил свободную скамейку и сел. Напротив, чуть правее, женщина в пальто, купленном в магазине уцененных товаров, разбрасывала из пакета хлебные крошки. Голуби тучей укрыли ее, скамейку и мостовую вокруг. Их было не меньше двухсот.

Экологи говорят, что, подкармливая голубей, мы усугубляем проблему загрязнения города. Но не мне следовало сообщить ей об этом. Во всяком случае, я сам раздаю деньги уличным попрошайкам.

Наконец запас крошек у женщины иссяк, и птицы разлетелись. Ушла и она. Погрузившись в размышления об Эдди Данфи и Пауле Хольдтке, я остался один. А потом стал думать о Вилле Росситер и догадался-таки, почему проснулся с тяжелым чувством.

Я понял, что у меня не было времени по-настоящему погоревать о смерти Эдди. Я не почувствовал скорби вчера, потому что провел вечер с Виллой, был очень возбужден и радовался тому, что мы сблизились. Кроме того, может, и не так сильно, но меня тревожили угрызения совести из-за дела Паулы. Продвинувшись достаточно далеко, чтобы обнаружить неувязку в датах телефонных звонков, я все забросил, с головой уйдя в романтическую интрижку.

Возможно, мой поступок кто-то бы и оправдал, но сам я знал, что если дела Паулы и Эдди попадут в категорию нераскрытых, если я не доведу их до конца, то всю жизнь у меня будет во рту горький привкус. И мой кофе никогда не перестанет отдавать металлом.

Встав со скамейки, я направился к выходу из парка. По дороге меня остановил парень с диким взглядом и попросил денег; джинсы его были грубо обрезаны. Отделавшись от него, я отправился дальше.

Я еще раз прокрутил в уме то, что узнал о последних днях Паулы в Нью-Йорке. Шестого июля она внесла квартплату. Следующий день оплаты попадал на тринадцатое, но у хозяйки она так и не появилась. Пятнадцатого Фло Эддерлинг сама пошла к ней, но на стук в дверь ей никто не ответил. Шестнадцатого июля Фло открыла комнату своим ключом и поняла, что девушка ее покинула, — кроме постельного белья, она ничего там не оставила. На следующий день Пауле позвонили родители и оставили на автоответчике просьбу с ними связаться. Тогда же Джорджия Прайс договорилась об аренде освободившейся комнаты и на следующий день в нее въехала. Еще через два дня Паула позвонила в телефонную компанию и попросила отключить ее телефон.

Женщину из телефонной компании, с которой я разговаривал накануне, звали госпожа Кадильо, и она сразу же меня вспомнила.

— Мне крайне неловко снова вас беспокоить, — сказал я, — но я никак не могу свести воедино сведения из разных источников. Мне известно, что Паула Хольдтке обратилась с просьбой отключить ее телефон двадцатого июля. Не могли бы вы сообщить, откуда она звонила?

— Боюсь, у нас нет таких данных, — озабоченно ответила сотрудница телефонной компании. — Для нас это не имеет значения. Хотя, в сущности...

— Да?

— Я только хочу сказать, что по записям невозможно установить, звонила она в компанию или отправила нам письмо. Обычно клиенты звонят, но она могла и написать. Некоторые поступают именно так, если к тому же хотят переслать деньги для окончательного расчета. Но в июле мы не получали от нее платежей.

Раньше у меня и мысли не было о том, что просьба об отключении телефона могла быть отправлена по почте. На мгновение я вообразил, что этот факт поможет все расставить по местам. Учитывая скорость доставки, письмо Паулы, брошенное в ящик в июле, еще и сегодня могло находиться в пути.

Впрочем, звонок ее родителей семнадцатого июля и в этом случае не находил объяснения.

Я спросил:

— А разве у вас не регистрируются все звонки с определенного номера?

— Да, но...

— Не могли бы вы сообщить мне число и время ее последнего звонка? Это бы мне очень помогло.

— Извините, — ответила госпожа Кадильо, — но я действительно не могу это установить. У меня нет доступа к таким сведениям, к тому же это противоречит нашим внутренним правилам.

— Вероятно, мне бы удалось получить судебное постановление, — сказал я, — но не хотелось бы вводить клиента в лишние расходы и обрекать на дополнительные хлопоты. Да и времени жаль. Но если бы вы все-таки нашли возможность мне помочь, то, уверяю вас, никто никогда не узнал бы, откуда у меня эта информация.

— Я прошу меня извинить. Конечно, правила я могла бы обойти, но у меня нет необходимых кодов. Чтобы получить сведения о ее местных звонках, боюсь, вам все же придется предъявить судебное постановление.

Я чуть было не пропустил мимо ушей очень важные слова — примерно в середине фразы. Я повторил:

— Местные звонки... А если она звонила по междугородной линии?

— Такие разговоры должны были оплачиваться по счетам.

— А к ним вы имеете доступ?

— Строго говоря, нет.

Я промолчал, выжидая, и она продолжила:

— Ну, речь ведь идет только о регистрации... Посмотрю, что есть в моем компьютере. В июле по межгороду она не звонила...

— Ну, что же, стоило хотя бы попытаться.

— Вы не дали мне договорить.

— Извините.

— В течение июля платных звонков не было до восемнадцатого. Но она дважды звонила восемнадцатого и один раз — девятнадцатого.

— И ни разу двадцатого июля?

— Нет. Мы зарегистрировали только три звонка. Вам нужны номера, которые она набирала?

— Да, — ответил я. — Очень.

Итак, у меня появились два номера. По одному она звонила два дня подряд, по другому — только девятнадцатого июля. Судя по коду — 904, оба абонента находились в одной и той же местности. По справочнику я выяснил, что этот район ничего общего не имел с Индианой. Паула звонила на север Флориды или в Западную Виргинию.

Проходя мимо банка, я разменял десятку на монеты по двадцать пять центов и вернулся к своему автомату. Набрал номер, по которому она звонила дважды. Металлический голос сообщил, сколько монеток мне следует опустить в автомат, что я тут же и сделал. После четвертого гудка ответила женщина. Я представился, сказав, что меня зовут Скаддер, и объяснил, что пытаюсь связаться с Паулой Хольдтке.

— Боюсь, вы ошиблись номером, — ответила женщина.

— Прошу вас, не бросайте трубку. Я звоню из Нью-Йорка. Я точно знаю, что женщина по имени Паула Хольдтке звонила по этому номеру немногим более месяца назад. Я пытаюсь выяснить, где она находится сейчас.