Середина моста медленно провалилась, и перед поездом образовалось пустое пространство, перелететь через которое смог бы разве что бессмертный Индиана Джонс на своей любимой шахтерской вагонетке. Поезд по инерции несся вперед, но теперь его движение перестало быть прямым, как начерченная на ватмане линия. Земля безжалостно притягивала к себе скованную вереницу вагонов, и они, потеряв стальную дорожку под колесами, обреченно направились к земле, рисуя в воздухе идеальную дугу.

Рядом с вагонами, сталкивавшимися и переворачивавшимися в воздухе, падали изуродованные взрывом элементы стальной конструкции моста. Это выглядело красивой игрой, и казалось, что, упав на землю, вагоны начнут весело кувыркаться, подскакивать и раскатываться, но все произошло совсем иначе.

Локомотив, с размаху ткнувшись в дно ущелья, поднял фонтан земли и камней, затем резко повалился набок, и сверху на него посыпались вагоны. Они гнулись и раскрывались, как лопнувшие обувные коробки, и из них беспорядочно вываливалось содержимое – окровавленные мертвые люди, не выдержавшие падения с высоты больше сотни метров.

Пять зеленых с золотой полосой вагонов упали на локомотив с мерностью последовательно падающих костяшек домино и, как бы обессилев, раскатились в разные стороны. Все это сопровождалось грохотом, скрежетом и лязгом мертвого металла. Через несколько секунд все утихло, но тут во второй, пока что лишь согнувшейся арке лопнул последний лонжерон, удерживавший ее от критического изгиба, ведущего к полному разрушению.

Арка покосилась, и ущелье снова заполнил звук умирающего металла. Сгибаясь и лопаясь, огромная металлическая конструкция упала на раскатившиеся по каменистому дну ущелья искореженные вагоны. Жестокий поцелуй стали и гранита высек метелочку искр, которые попали на пересохший от жары вереск, и над кустарником появился легкий дымок.

В это время из разорванного топливного бака локомотива, тихо булькая, вытекала резко пахнувшая солярка, и когда извилистый ручеек горючего достиг тлевшего вереска, вспыхнул огонь. Сначала маленький, потом больше, потом в воздух полетела жирная копоть, и наконец огонь, пробежав по поверхности горючего, достиг топливного бака.

Раздался взрыв, и четыре тонны солярки, расплескавшись по камням, вспыхнули неярким коптящим огнем. В воздух поднялось черное облако дыма, огонь, разливаясь по перевернутым вагонам, приступил к своему неопрятному пиршеству.

Окровавленная вывернутая рука Капитан-Майора, который лежал на спине, уставив в яркое голубое небо неподвижные открытые глаза, попала в лужу горящей солярки, но он не обратил на это никакого внимания. В этот момент он, наверное, бил морду молодому похотливому лейтенанту, а растаскивал их не иначе как сам апостол Петр.

Когда затих последний звук катастрофы и снова стал слышен шум бежавшей далеко внизу воды, из-за чахлых кустов, торчавших на вершине высокого утеса, поднялись три человеческие фигуры.

Тимур сделал несколько резких разминочных движений, Афанасий привычно оглядывал тайгу, а Знахарь, отряхнув колени левой рукой, задумчиво посмотрел на пульт, который по-прежнему держал в правой. Скривившись от отвращения, будто в руке у него была протухшая крыса, он размахнулся и швырнул адскую машинку в пропасть, вдогонку за вагонами, людьми и мостом…

– Ну вот, спасли Россию, мать ее… – только и смог произнести он.

И подрывники, повернувшись спиной к поднимавшемуся над ущельем черному дыму, пешком отправились на станцию Веселовская. Афанасий торопился назад, к брошенной без присмотра фазенде, а у Знахаря с Тимуром уже были куплены билеты до Москвы. Им следовало лично убедиться в том, что парад на Красной площади пройдет без эксцессов.

Следственные методы работы по возбужденному прокуратурой уголовному делу об убийстве старушенции в Заставном переулке эффект дали мизерный и не то что радужных – вообще никаких перспектив не сулили. Сначала десятки, потом сотни листов протоколов допросов, запросов и ответов на официальных бланках, баллистические экспертизы, компьютерные распечатки ГАИ, фототаблицы со слов охранников, участвующих в перестрелке…

В сущности, все возможное и действительно важное уже было сделано. Оставались лишь процессуальные конвульсии, позволяющие имитировать «движение» по делу до того предусмотренного законом дня, когда следователь прокуратуры с легкой душой спишет его в «глухари» и засунет в самый дальний угол сейфа.

И останется от старушки только жилплощадь, за которую передерутся внуки, да заметка «МК» в разделе «Происшествия»:

«Сегодня в центре Москвы, в Заставном переулке, разыгралась очередная кровавая драма. В своей квартире на втором этаже жилого дома была застрелена гражданка Ротман Хана Моисеевна. Предполагается, что смерть ее явилась трагической случайностью. Убита она была шальной пулей, залетевшей в комнату во время перестрелки, произошедшей под ее окнами в 13 часов 43 минуты.

Наша газета располагает конфиденциальной информацией о том, что причины происшедшего кроются в оголтелом соперничестве между группировками мафии, делящими сферы влияния в столице. Что же еще ждет беззащитных старушек, любого из нас с вами при том параличе власти и попустительстве, которое так называемые…»

Депутату Михайлову сообщили, что дело о покушении закрыто, и он вздохнул свободно.

А на вопрос о том, кто же все-таки стоял за стрелками, ему доложили, что столичные к этому делу абсолютно краем. Все «наседки», «кролики» и прочие стукачи в один голос доносят: ни при чем московский криминал. Политических противников тоже «пробили»: ни ухом ни рылом. В общем, концы нужно искать в прошлых делах, скорее всего, в региональных. Кому-то перешел-таки дорожку миролюбец и миротворец Александр Николаевич. И этого когото нужно искать в Томске или Амжеевке.

«Вот, значит, как», – сказал сам себе Михайлов и снял трубку.

– Беспокойно мне как-то, Тимур, не могу я так просто сидеть и ждать!

На самом деле Знахарь вовсе не сидел, а лежал на просторном импортном диване.

– Ну так побегай вокруг стола… – ответил ему Тимур, развалившийся на широченной кровати в президентском номере одного из самых комфортабельных отелей Москвы.

Ему не было беспокойно.

Напротив, сегодня ему впервые было спокойно, как никогда. За день он со Знахарем так набегался по столице, в которой до этого ни разу не был, что ног под собой не чувствовал. И теперь ему хотелось одного: чтобы никто не нарушал покоя, в котором он сейчас находился.

Лениво протянув руку, он нажал на кнопку вызова коридорного. Тут же в дверь постучали, и в номер вошел совсем молоденький парнишка в бордовой униформе, расшитой золотым галуном. На голове его красовалась фуражка с эмблемой отеля вместо кокарды и надписью по околышу – «Марриот Ройял».

– Чего изволите? – вошедший склонил голову в полупоклоне.

– Пива, любезный, можешь подать? – Тимуру явно нравилось представлять себя если не президентом, то нефтяным олигархом.

– Вам какого?

– А «Грольш» у вас есть?

– У нас есть все, – скромно ответил служащий отеля.

Эта гостиница была, пожалуй, самой молодой из пятизвездочных отелей Москвы. Ее здание было построено лишь в 1998 году в двух шагах от Красной площади, на пересечении Петровки со Столешниковым переулком. Но архитекторы не стали громоздить в центре столицы очередной гигантский небоскреб из тонированного стекла, а вопреки заветам Церетели возвели семиэтажное здание, стилизованное под окружающую застройку, которое вписалось в облик центра Москвы так гармонично, будто стояло тут уже две сотни лет.

В отеле действительно было все – превосходные номера от пятисот баксов за сутки, бизнес-центры, связанные с любым уголком земного шара, спортивные и тренажерные залы, бассейн, сауны, библиотека, кинотеатр, концертный зал… Черта в ступе разве что не было.

Но в первую очередь славилась его великолепная кухня.