Годунов встал, раскрыл иллюминатор, подставил лицо невскому ветру.
– У меня ни связи, ни оружия, «Калаш» с двумя магазинами, «Макаров» снаряженный, и нож – все! Этот пидор, куратор, думал, что я в горах сгину. А я дошел, на злобе дошел, на ненависти. Когда ночью в Кабул входил, у меня в «Макаре» один патрон оставался, и нож сломанный... Утром позвонил по условному телефону, – глухо, как в танке. Звоню в посольство, не положено, на крайний случай только, а куца крайнее... Отвечают – убыл военпред Иванов в столицу нашей Родины – Москву, а когда вернется, о том говорить не положено...
Он сел, не глядя нащупал кружку пива, выпил залпом, снова закурил.
– Руку там потерял?
– Руку? – он посмотрел на протез, словно забыл о его существовании, а я напомнил, затронул больную тему. – Нет, рука – это еще одна «Одиссея», «Одиссея капитана Годунова»...
* * *
Дверь каюты тихонько приоткрылась, сперва раздался голос официантки Люды, потом и сама она вплыла в каюту:
– Мальчики, вы кончили? – хихикнула, поправилась: – Закончили свои дела? А то мы с Мариной скучаем...
Следом вошла Марина, и в каюте сразу стало тесно, настолько ее было много.
– Мне идти надо, – Годунов поднялся. – Леша, проводи до трапа...
– Куда же вы, мальчики?
– Леша сейчас вернется. Правда, Кастет?
Я неуверенно пожал плечами, надо ли...
Мы поднялись на палубу, встали у сходней.
– Значит так, – Годунов опять посмотрел на часы, – встречаемся вечером, в 19.00, в клубе «96», слышал о таком?
– Где пидоры собираются, что ли?
– Не пидоры, а сексуальные меньшинства, ты эти предрассудки оставь. Я еще двух мужичков приведу, это вся наша команда и будет, больше пока рассчитывать не на что. А ты не менжуйся, иди к девчонкам, посиди, пивка попей, может, и срастется чего...
– Не тянет меня сегодня на подвиги.
– А от тебя никто подвигов и не ждет, просто добросовестное исполнение мужских обязанностей, а подвиги за тебя девчонки совершат, уж я-то их знаю...
Он пожал мне руку, оглядел набережную и поспешил вниз, в город, а я вздохнул и собрался уже вернуться в каюту, но почувствовал, что уже выпитое мною пиво напоминает о себе.
Я тронул за руку проходящую мимо официантку с полным подносом кружек:
– Красавица, а где на вашем судне гальюн расположен?
Красавица повела полным плечом:
– В конце коридора, сударь!
И точно, в конце коридора было две похожих комнаты, на одной двери был нарисован бравый пират, на другой – вероятно, пиратка, но рисунок закрывала беспокойная очередь нетерпеливых девиц разного возраста и степени опьянения.
Я толкнул дверь с пиратом и вошел внутрь. Гальюн на фрегате «Ксения» был оформлен по всем правилам европейских и мировых стандартов – кафель, зеркала, неяркий интимный свет, и даже музыка, льющаяся из невидимых динамиков.
Из всей этой лепоты совершенно выпадала группа парней в черных кожаных жилетках на голое тело. Парни стояли кружком в самом центре гальюнной прихожей, или как это называется в корабельной архитектуре – большой зале, где стояли умывальники и зеркала, чтобы посетитель мог привести себя в порядок перед выходом в большой палубный свет. Один из парней повернулся и сделал шаг в мою сторону.
– Вали отсюда!
– Мужики, я пописать.
– Иди, к бабам ссы!
Тут я заметил, что в центре образованного парнями круга на коленях стояла девчонка в разорванной блузке, один из парней держал ее за волосы, другой расстегивал брюки. Глаз у девчонки был подбит, а из уголка рта сочилась кровь.
– Мужики, вы чего? – я сделал шаг вперед и налетел на кулак.
Удар был сильным и неожиданным, как падение кирпича с крыши. Я едва успел дернуть головой в сторону, но удар пропустил, покачнулся и, чтобы не упасть, отступил к стене. Голова немного «поплыла», не от силы удара, от внезапности нападения.
Парень усмехнулся.
– Теперь все понял? Вали!
Девчонка тонко пискнула, раздался звук пощечины.
– Прекратить! – гаркнул я голосом комвзвода разведки и мотнул головой, отгоняя ударный шок.
Парни, а их было пятеро, дружно обернулись ко мне:
– Ты чего, Сема, разобраться с ним не можешь?
– Я ему сказал – иди в бабский гальюн, а он, вишь, не слушается!
– Ничего, теперь всю жизнь только в бабский и будет ходить!
Весь этот гнилой базар и хиханьки-хаханьки были мне только на руку, я окончательно пришел в себя, собрался и изготовился к бою. Не к сортирной драке с поломанным носом и парочкой трещин в ребрах, а к бою не на жизнь, а на смерть.
Вперед вышел самый крупный, со злыми глазами и золотой цепью на шее. Рыхлый живот свисал над пряжкой ремня, но плечи были широкими, мускулистыми.
«Качок, – понял я, – руки у него сильные, а ног и пресса нет. Будет бить так, чтобы сразу вырубить, но это – навряд ли...»
Пока он делал свои три шага в мою сторону, я немного сместился вправо и пробежался взглядом по всей туалетной «зале» – кто где стоит, куда упадет «качок» после моего удара и кто станет следующей жертвой...
Подойдя ко мне, парень остановился, качнулся с пятки на носок, широко размахнулся и ударил. Его рука еще только двигалась в мою сторону, а он уже начал радостно улыбаться и поворачиваться к своим корешам, чем только облегчил мою задачу. Я поднырнул под его руку, дождался, когда сила удара уйдет в воздух, и, ухватив ее за запястье, сначала резко дернул вниз, а потом завел за спину и так же резко рванул вверх. Все заняло секунды две и завершилось плохо поддающимся лечению переломом локтевого сустава.
«Качок» вскрикнул и повалился на пол.
– Болевой шок, – объяснил я парням и сделал приглашающий жест: – Следующий!
Следующим оказался тот, кого братки называли Семой. Он бросился на меня как живой танк, вытаращив глаза и крича мне в лицо что-то матерное и обидное. Я не стал просчитывать варианты боя, просто ударил Сему в пах, сильно ударил, ничуть не жалея своих кроссовок и его яиц.
Согласен, в драке такой удар считается нечестным, как и всякий удар ниже пояса, но я-то настроился не на драку, я пошел в бой, а в бою все удары хороши, главное, чтобы противник перестал быть противником, а лежал спокойно на полу или траве, лучше всего не подавая признаков жизни.
Сема согнулся, ухватившись обеими руками за свое порушенное мужское достоинство, а я той же самой правой ногой ударил его в подбородок. Удар не получился, подошва кроссовки впечаталась ему в лицо, вминая нос и размазывая губы.
– Два – ноль, – объявил я парням. – Следующий!
Судя по всему, оставшиеся трое были недовольны тем, как разворачиваются события, потому что они все разом бросились на меня, страшно при этом ругаясь.
Глупые, глупые братки, – успел подумать я, – вам бы не пиво пить, а пойти в армию, послужить маленько в армии, изучить тактику рукопашного боя. Тогда вы бы знали, глупые, что кучей нападать на одного – неправильно, мешать вы будете друг другу, а мне, вашему врагу, помогать...
Пока эти мысли сами собой двигались в моей голове, братки уже оказались на расстоянии удара и стали меня бить. Вернее, они собрались меня бить, но это у них не получалось, три человека – это, действительно, слишком много для рукопашного боя. Сначала я просто уклонялся от суетливых и беспорядочных ударов, потом улучил момент и с силой ударил одного из них, крайнего справа, ногой в живот. Он живописно отлетел в сторону, ударился спиной о красивую импортную раковину, отчего раковина хрустнула, а браток рухнул на пол лицом вниз.
Из тех двоих, что остались еще в строю, один должно быть, был сильно пьян, потому что махал руками, в основном, у себя перед носом, словно отгоняя назойливых мух, а вот второй повел себя нетрадиционно, он отошел немного назад и завел руку за спину.
Ствол! – мелькнуло у меня в голове, но я не успел испугаться – он вытащил нунчаки и начал медленно раскручивать их, держа в правой руке. Левую руку он эффектно, как тореадор, отставил в сторону.