Мне стало его жалко – он не знал, что такое любовь.
– Ну в общем, да, – согласился я, чтобы сделать ему приятное.
– И еще. – Он взял пустую чашку, допил последние капли кофе, но больше заказывать не стал.
«Здоровье бережет, сука, – подумал я, – береги, береги, скоро оно тебе сильно понадобится».
– Меня всегда возмущал тот факт, что хорошая проститутка за ночь зарабатывает больше, чем хороший инженер за месяц. Или вот еще: я тут поднял материалы всех судебных процессов за несколько последних лет в России, где женщины обвинялись в убийстве. И знаешь, что обнаружилось? Женщина, даже убившая хладнокровно и безжалостно нескольких человек, получает значительно меньший срок, чем мужчина и, попадая под все действующие амнистии, чаще всего через год-два оказывается на свободе. А если суд присяжных да хороший адвокат, ее вообще оправдывают.
– Да, – сказал я, потому что он ждал моей реакции. – А ты не женоненавистник, кстати?
– Почему? – Черных искренне рассмеялся. – Я люблю женщин, очень люблю. Но в период с полуночи до восьми утра.
Черных-Романов опять замолчал и принялся неторопливо расхаживать по комнате, вполголоса рассуждая сам с собой.
– Что ты о Светлане говорил? – я решил направить разговор в нужное русло.
– Будет тебе Светлана, будет, надо только пару дней потерпеть.
Господин престолонаследник явно потерял ко мне интерес.
– Сейчас тебя отвезут в гостиницу, будь там, далеко не отлучайся. Завтра-послезавтра мы с тобой свяжемся, встретишься со Светланой и получишь инструкции.
Он прошел к двери, на ходу потрепал меня по плечу, выказывая, должно быть, державную милость, после чего появился Петька Чистяков и начал меня распутывать. Первый раунд кончился, мы расходились по своим углам. Мой угол был в гостинице «Саксонский двор»...
* * *
Через два дня со мной действительно связались. В гостиницу явился Жора Вашингтон, сияющий, как свеженачищенный солдатский сапог, по-хозяйски прошелся по моему номеру, сказал:
– Одевайся!
И уселся в кресло с телевизионным пультом в руках.
– Пойдем куда-нибудь? – осторожно спросил я.
– Ага, пойдем! Ты – к бабе своей на свиданку, а мы вокруг погуляем, чтобы, не дай Бог, чего не приключилось, – он рассмеялся. – Одевайся, шеф ждать не будет!
Я оделся, и мы вышли на улицу.
– Ты без машины, что ли? – спросил я, когда мы уже дошли до перекрестка.
– На машине, но здесь недалеко, пешочком дойдем.
На улице он вел себя уже не так бойко, шел чуть сзади, цепко оглядывая прохожих. Мы перешли дорогу и через несколько минут очутились в том самом сквере, где не так давно я встречался с посланником таинственного «Ворона».
На скамейке у памятника неизвестному немецкому гению сидела Светлана. Я пошел быстрее, потом побежал, ожидая, как выстрела, грозного окрика Вашингтона, но чернокожий опричник Черных исчез, растворился в немецких кустах, чтобы оттуда оберегать наш со Светланой покой и безопасность.
Светлана сидела на скамейке, и я уже видел, как она бледна и что волосы у нее уложены неопрятно, кое-как, и дрожат пальцы, держащие сигарету, и беззвучно шевелятся губы, словно она повторяла заученный текст или молилась о чьем-то здравии или спасении.
– Света! – сказал я негромко, уже стоя прямо перед ней, закрывая собой памятник, людей, идущих по дорожкам сквера...
Светлана подняла глаза, невероятные, огромные, в которых тотчас отразился я, по одному «я» в каждом глазу, блестящем от слез и усталости, пришедшей с непреходящей душевной болью.
– Леша! – тихо сказала она и медленно повалилась вперед, на песок, где лежала выпавшая из пальцев сигарета.
Я подхватил ее за худые плечи, поднял почти невесомое тело, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит...
– Света, Света, – шептал я, осторожно усаживая ее на скамейку, и, склонив голову, поцеловал ее в губы.
Она с трудом подняла тяжелые, набухшие от слез веки, улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза, покойно положив мне голову на плечо.
– Они Пашу убили, ты знаешь? – спросила она чуть слышно.
– Знаю, – вздохнул я, – они много чего плохого сделали...
– Да, – она тоже вздохнула.
– Тебя обижали?
– Нет, не очень... Баба эта противная, дерется. А так – ничего...
Я понял, что она говорит о Жанне Исаевой и тихонько выругался.
– Вот, вот, – услышала меня Светлана и улыбнулась уже весело, по-настоящему.
Я осторожно провел ладонью по ее лицу, вытирая соленую влагу слез и крепко прижался губами к ее губам, мягким и властным, послушным и нетерпеливым, жадным и отзывчивым, и так мы сидели долго-долго под неподвижным взглядом гения немецкой культуры, который он вперил в нас, навсегда повернув голову в сторону нашей скамьи.
* * *
– Кастет, время! – донесся откуда-то по-вертухайски злой голос Вашингтона. – Хозяин ждет, пошли!
Я напоследок поцеловал Светлану. Получилось неудачно – в лоб, потому вернулся, обнял, прижался к распухшим губам, прошептал:
– Я скоро!
Поцеловал нежно, как ребенка, и быстро, не оборачиваясь, пошел вслед за злым чернокожим слугой кровожадного «хозяина».
Романов-Черных ожидал меня на соседней аллейке, неторопливо расхаживая под кронами гамбургских буков. Увидел меня, улыбнулся, остановился, ожидая, когда я подойду.
– Как Светлана? Не очень на нас обижается? – заботливо спросил он. – Пусть не думает, моральный ущерб я компенсирую, деньги, слава Богу, есть...
Я промолчал.
– Ладно, не сердись. Сейчас мы все в одной лодке, и ты, и я, и Светлана, так что веди себя как член большой и дружной команды, уходящей в опасное плаванье, скажем, открывать Новый Свет... Скоро ты в Россию поедешь и не один, со Светланой, думаю, так тебе поспокойнее будет. Задание я тебе дам серьезное, поэтому мне важно, чтобы ты был в форме и ничто внешнее не отвлекало тебя от дела. Жаль, конечно, что женщина играет в твоей жизни такую важную роль, но мне это, согласись, на руку...
– А ты не боишься, что я пошлю тебя на хрен со всеми твоими планами и начну жить просто и честно, без всяких криминальных заморочек? Они у меня уже вот где стоят, – я чиркнул ладонью по горлу. – Честно, не хочу, надоело!
Черных рассмеялся.
– А я себя подстраховал, да и тебя тоже, чтобы ты по глупости или постыдному женолюбию не совершил никаких нехороших поступков. Сейчас мы с тобой поговорим, потом ты вернешься к Светлане и пойдете вы, я думаю, в гостиницу и непременно захотите заняться любовью... Так вот, когда будешь раздевать свою ненаглядную, обрати внимание на шрам у нее на спине, слева, ближе к попке. Небольшой такой шрам, почти незаметный, а время пройдет – его и вовсе не видно будет. Там ампула вшита. С цианидом. И крошечный такой чип японского производства, нанотехнологии и все такое прочее. Японцы, они больших успехов достигли в этой области. Стоит тебе повести себя неподобающим образом, и я, или Петр Чистяков, или Жора Вашингтон, или еще кто-нибудь неизвестный тебе нажмет соответствующую кнопку, и ампула лопнет. Цианид действует быстро и эффективно, и вместо молодой цветущей любимой женщины в твоих объятиях оказывается остывающий труп. Причем, заметь, расстояние не играет никакой роли. Вы можете находиться в Германии, России, Америке, даже в Антарктиде, хотя что там делать нормальному человеку, я не представляю. Радиоволны настигнут везде. Уж такая это штука. Ничего не поделаешь – закон природы. И извлечь эту ампулу нельзя, для того там второй чип помещен. Тоже японский...
– Сволочь ты, Черных, – в сердцах сказал я.
– И не говори, – охотно согласился Черных, – но, заметь, не о себе пекусь, о благе человечества помышляю, потому – будь снисходителен.
На этом мы расстались. При следующей нашей встрече, пообещал Черных, я получу задание, которое должен буду исполнять в России.
* * *
Несколько дней мы провели в гостинице, вылезая из постели лишь для того, чтобы принять душ и наскоро перекусить. Я не потерял счет дням лишь потому, что не вел его.
