Он поглядел на меня, как бы не понимая, о чем это я...
Махнул рукой, мол, этими пустяками потом займемся, и продолжал излагать свои взгляды на то, кто в этой жизни главный и почему.
– Ты же не знаешь, ведь я имя переменил!
– То есть как? – удивился я.
– Ну, юридически-то это нетрудно, пишешь заявление в ЗАГС с просьбой имя переменить, или фамилию, ждешь определенное время, а если денег дать, так и не ждешь вовсе, и получаешь паспорт с другим именем. Которое ты сам выбрал...
– А чем тебе старое имя не глянулось?
– Слово-то какое ты произнес – «глянулось» – старое слово, красивое... Хорошо, что мы русский язык не забываем, корни свои. Вот и я к своим корням обратился, поработал в архивах, посмотрел, покопался и, знаешь, что обнаружил? Дальней своей ветвью мой род к Романовым восходит, боковая ветвь, конечно, но – с державной фамилией в родстве, и если бы историческая карта легла немного не так, в XVII веке могли не Алексея Михайловича на царствие избрать, а пращура моего – Елисея Никитича, который в ту пору при черниговском воеводе состоял...
Черных-Романов замолчал, в очередной раз переживая исторические судьбы своего рода, а я вспомнил Сирила Рингкуотера, купившего титул восемнадцатого маркиза Брокберри и очень довольного этой своей покупкой, от которой никому не стало хуже, но Женька-то Черных, он – в престолонаследники, похоже, метит...
– Кофе будешь? – спросил неожиданно Черных.
– Буду.
– Тогда слово дай, что буянить не станешь. Понимаю, что резона буянить у тебя нет, но – береженого Бог бережет!
– Честное пионерское, не буду! – побуянить я очень был не прочь, но у них Светлана, а рисковать ею я не мог, потому поиграем пока в толстовцев, в непротивление злу насилием и все такое прочее.
Черных позвонил в колокольчик, в комнате появился Петька Чистяков и ловко распутал мою правую руку. Левая осталась привязанной к креслу.
– Петька, кофию нам свари, – скомандовал Черных, и я невольно вспомнил о Василии Ивановиче и Петьке... А вместо их боевой подруги Анки у них Жанна Исаева, что ли?
Через некоторое время из кухни донесся аппетитный кофейный аромат, чему я впервые за последние часы порадовался. Чашечка хорошего кофе окончательно прочистит мои мозги и, может, подскажет что-то разумное, в смысле выхода из той нехорошей ситуации, в которой я очутился. Вернее не я, а мы со Светланой.
Появился Петька с простеньким пластиковым подносом в руках, на котором стояли две чашки с кофе. Чашки были старые, одна со сколотой ручкой, что еще раз подтверждало – это временное обиталище Черных, снятое на две недели или на месяц, и искать здесь какие-то концы бессмысленно.
– И как же тебя теперь звать-величать? – решил я вернуться к вопросу о генеалогии Жени Черных.
– Романов, Николай Всеволодович, – церемонно представился он. – Николай, как ты знаешь, традиционное имя в династии Романовых, а Всеволод – имя моего природного отца. Мамаша недавно раскололась – зачала, говорит, тебя от некоего Всеволода, бывшего тогда проездом в Ленинграде. Я ее не осуждаю, не очень молодая, некрасивая, шансов на брак уже нет, а против материнского инстинкта не попрешь!..
Какое-то время мы молча пили кофе, и я радовался тому, что с каждым глотком пропадает во мне та дурь, которой прыснул в меня Жорка Вашингтон в гамбургском аэропорту, в голове были уже не подмоченные опилки из кошачьего туалета, а нечто подобное «маленьким серым клеточкам» Эркюля Пуаро.
* * *
От мрачных гамбургских воспоминаний меня отвлекли удары судового колокола. Рядом, перебирая голыми ногами, маячила официантка.
– Рынду бьют, – сказала она с садистским наслаждением. И добавила, пошевелившись внутри тельняшки: – Что-нибудь будете?
Передо мной стояли пустая кружка и полная окурков пепельница. Опарыши остались нетронутыми.
– Это – убрать, а это – принести, – указал я в соответствии со своими потребностями.
– Почему вы закуску не кушаете? – заботливо спросила официантка, пододвигаясь ко мне полным бедром.
Кожа масляно блестела и была покрыта редкими светлыми волосками.
– Очень вкусно, – сообщила она и сексуально отправила в рот несколько сухих, похожих на крупные сперматозоиды червячков.
Я не удержался и ущипнул плотную загорелую ногу.
– Не надо так, – жалобно сказала она, – синяки будут. Знаете, как трудно их запудрить?
И в доказательство трудоемкости процесса показала крупный синяк на внутренней стороне бедра.
– Правда, это засос, – сообщила она, – а вы щиплетесь!
И еще раз с надеждой спросила:
– Что-нибудь будете?
– Только пиво и чистую пепельницу! – решительно сказал я.
Официантка тяжело вздохнула и отвалила в сторону кухни, или, по-флотскому, камбуза...
* * *
– А знаешь, что я подумал, – сказал Черных, глядя на меня сквозь поднимающийся из чашки ароматный кофейный парок. – Устрою-ка я тебе свидание с твоей зазнобой, а там, глядишь, и в Россию вместе поедете...
У меня перехватило дыхание.
Если это не случайный порыв, а твердое решение, то тогда руки у меня будут развязаны, в России Сергачев с Киреем помогут мне так спрятать Светлану, что никакому злодею ее не отыскать, и уж тогда я с тобой, Женечка, разберусь по полной...
– Что задышал тяжело, деваху свою вспомнил? – Черных гнусно улыбнулся, показав неестественно ровные и блестящие зубы. – Ты мне по гроб жизни обязан, уже за то обязан, что я ее чистоту и невинность от своих опричников уберег, а мог ведь отдать на поругание, и, честно скажу, так и хотел сделать. Очень на тебя зол был, мешал ты мне сильно, под ногами путался. Потому я Жору Вашингтона за тобой в Америку и отправил, чтобы раз и навсегда покончить с твоей проблемой. Однако не вышло, а теперь я думаю – хорошо, что не вышло, такой солдат в моей армии очень нужен. Ты кем из армии отчислен, старлеем? А у меня вполне генералом можешь стать!
Он опять рассмеялся, охотно показав фарфоровые зубы, как человек недавно сделавший вставную челюсть.
– Скажи, что ты в ней нашел? Нет, не так спрошу... Что вы все находите в бабах?
Слово «бабы» он произнес с такой брезгливостью, как некоторые говорят слово «жаба».
– Ну, женщина, она же друг человека, – решил пошутить я.
– Нет, я серьезно спрашиваю, – Черных оживился, снова принялся ходить по комнате. Видно, женский вопрос его действительно волновал. – Понимаешь, я долго интересовался этой проблемой, и когда от сухостоя мучался, и потом, когда мог себе хоть все училище Вагановой на ночь выписать. Не понимаю я, зачем человеку нужна женщина! Я не секс имею в виду, а просто по жизни.
– Ну как – зачем? – обалдел я, сразу вспомнив Наташку, Светлану, и еще раз Наташку, которую застрелил наверняка какой-нибудь Женькин опричник.
От этого захотелось поскорее освободиться и пустить кровь и ему, и Петьке Чистякову, и этому афророссиянину Вашингтону, а если маленько повезет, то и еще каким-нибудь его наймитам.
– Вот именно – зачем? – настаивал Черных.
Он снова сел рядом, благоухая дорогим мужским парфюмом и свежим дыханием от известного производителя жвачки.
– Слушай, а ты не пидор, часом?
Он отскочил от меня, побелел от злости, стиснул свои качественные зубы и прошипел сквозь них что-то злобное.
– Извини, – сказал я смиренно, – не хотел тебя обидеть, просто мужики-натуралы таких вопросов себе не задают...
Он опять начал ходить по комнате, задевая мебель и бормоча себе что-то под нос.
– Ладно, с дурака какой спрос, – сказал он наконец. – Я же говорю не о сексе, я о другом. Секс с женщиной – это чудесно, восхитительно, изумительно, сам добавь нужные эпитеты, но помимо этого остается еще уйма времени, когда человек вынужден проводить с ней время. Водить ее в театры, рестораны, гулять с ней, разговаривать, в конце концов. Но, согласись, женщина не является неотъемлемым атрибутом посещения театра. В ресторан, театр, на выставку я прекрасно могу сходить и один, а беседовать все-таки лучше с мужчиной.
