– Ты где, как? – спросил я, прерывая паузу.

– Да так как-то, сам знаешь, какие сейчас времена...

– А с рукой что?

– С рукой? – он улыбнулся и задрал рукав легкой летней куртки.

– Протез! – удивился я. – Тебя ранили? В Афгане?

– Нет, позже. Это не ранение, скорее производственная травма. Потом расскажу, – процитировал он меня.

– А здесь удобно разговаривать? Может, куда в другое место пойдем?

Он улыбнулся.

– Именно здесь и удобно. Ты меня нашел, полагаю, я тебе нужен, так что – говори.

Я тоже закурил, посмотрел пристально на бывшего гэбэшного капитана и решился пойти ва-банк, не оттого, что я такой сорвиголова, а по той простой причине, что капитан Годунов был не только единственным тузом в моей колоде, но и вообще единственной картой.

– Ты, Саня, в апреле-мае где был?

– Да тут и был, в Питере.

– Про Господина Голову ничего не слышал, акция с грузовиками была шумная, и вообще...

– Погоди, погоди, припоминаю. У банков грузовики стояли, и в полдень на каждом надпись открылась – «Здесь могла быть ваша бочка гексагена»?

– Ну, вроде того.

– А Господин Голова? Что-то с терактами связано, – он вопросительно посмотрел на меня. – Заявление по телевизору было, помню, взрывы какие-то, еще что-то, верно?

– Верно, Саня, верно.

– А ты каким боком ко всему этому?

– А, знаешь, самым прямым, то есть, получается, не боком, а всем своим фасадом во все это дерьмо вляпался, потому как Господин Голова – это я.

– Шутишь! – Нормальная реакция нормального человека, я сам точно так же отреагировал бы, услыхав подобное заявление от кого другого.

– Шутишь... – снова повторил он, но уже совсем по-другому. – Нет, брат, подобными вещами не шутят...

Он снова полез за сигаретами, закурил, спрятал пачку.

Приплыла официантка Люда, положила грудь ему на плечо, проворковала в самое ухо:

– Что пить будешь, Сашенька?

Он по-хозяйски обхватил ее за талию, потерся трехдневной щетиной о полное бедро, ответил:

– Тебя хочу – сил нет!

Официантка зарделась счастливо, прижалась сильнее:

– А пить – до или после?

– Вместо. Ты уж прости, сегодня – вместо. Видишь, с другом сижу.

– А мы и другу поможем...

– Не сегодня, лапушка, не сегодня, пивка только принеси, на двоих...

Официантка одернула тельняшку и поплыла в сторону камбуза, где людям наливали желанное пиво.

Мы проводили ее мужскими взглядами.

– Славная телка, – сказал Годунов и без паузы: – А ты, получается, по уши в дерьме.

– Получается, – согласился я.

– А теперь поиграем в «угадайку». Одно из двух – или ты хочешь и меня в это дерьмо окунуть или пытаешься выбраться и думаешь, что я тебе помогу.

– Не совсем ты угадал, Саня, дела обстоят еще хуже, чем ты думаешь.

– Дерьмо бродить начало?

– Вот-вот! История с Господином Головой почти закончилась, вернее, перешла в заключительную стадию. Пару дней назад я записал кассету, где отрекаюсь от содеянного и кляну на чем свет стоит всех честных российских урок, хотя, по правде говоря, ничего плохого я от них не видел.

– Да, – согласился Годунов, – приходилось мне с блатными работать, нормальные пацаны. Из стариков, конечно. Те, что из новой волны – отморозки, с ними никаких дел – и сами погорят, и тебя за собой утащат. Но у тебя-то в чем тут проблема?

– А в том, что по идее, не по моей идее, а того гнуса, который все это затеял, теперь на меня урки сезон охоты должны открыть. Получается, нужен мне кто-то, чтобы спину мою прикрыть. У тебя, помню, в Афгане очень неплохо это получалось. Но если, – я посмотрел на левую протезную руку Годунова, – если тебе сейчас это не по силам, то, может, кого порекомендуешь. Тебе-то я доверяю, значит, и твоему человеку довериться смогу.

– Что тебе сказать... Ты на мою ущербную руку не смотри, во-первых, она бабок немеряных стоит, во-вторых, я и одной рукой много чего сделать могу, так что, считай, спина твоя, как за кремлевской стеной. А вот что ты там про гниду какую-то упомянул, это интересно и, если можно, поподробнее.

– Я не про гниду говорил, а про гнуса, это, согласись, разные насекомые, а подробности... Много их, этих подробностей, все сразу и не расскажешь, так что я их тебе порционно выдавать буду, по мере надобности.

Приплыла официантка с пивом. Потерлась о меня, потом о Саню, долго что-то шептала ему на ухо, косясь на меня большим влажным глазом.

– А ты где, Леха, остановился? – спросил Годунов.

– Я? В гостинице.

– А не хочешь в кубрике пожить, пока мы с твоими проблемами разбираемся? Денег сэкономишь, и вообще...

Большой влажный глаз призывно подмигнул.

– Я подумаю, – осторожно ответил я. Подумать, действительно, было над чем.

– Тогда пойдем, кубрик посмотрим. Думаю, тебе понравится...

Официантка подхватила полные кружки и пошла впереди, прокладывая нам дорогу, мужики перед ней восторженно расступались.

* * *

Кубрик мне сразу понравился. Дубовые панели матово блестели воском, отчего в кубрике стоял особый запах то ли церкви, то ли пчелиного улья. Хрустальное стекло иллюминатора было оправлено в благородную бронзовую рамку, – если повернуть изящную надраенную ручку, можно было зачерпнуть ладонью невской водицы, понюхать, плеснуть себе в лицо, ощутив запах корюшки и мазута. Вдоль стен – лавки-рундуки, широкие и удобные, между ними – столик на изящных гнутых ножках, привинченных к полу. Все просто, красиво и удобно, как раз так, как я хотел бы жить в обычной мирной жизни – все необходимое и ничего лишнего.

Пиво устроилось на столе, а мы на лавках. Официантка Люда уселась рядом со мной, прижалась гладкой горячей ногой к моей ноге, положила ладонь на мое колено, принялась протяжно и глубоко дышать...

– Людочка, киска, нам поговорить надо!

– Говорите, – согласилась она и облизнула полные губы.

– У нас секретный разговор, Люда. Есть тайны, которые тебе знать необязательно.

– А я их и не знаю, Санечка.

Ее рука неуклонно поднималась вверх и наконец трепетно замерла в районе ширинки.

– Зайчик, иди погуляй на палубе, воздухом подыши, а мы поговорим пока...

– Да, – капризно сказала она и расстегнула на мне брюки, – там мужики, они приставать будут, руками трогать!

– Иди! – уже грозно сказал Годунов.

– Иду, – согласилась она и поднялась, едва не потянув меня за собой, – я минут через десять приду, ладно? С подружкой...

Она неохотно вышла, и Годунов, тяжело вздохнув ей вслед, сказал:

– Десять минут у нас есть, поэтому говори самое основное!

– Значит, так, капитан Годунов. Я – человек с серьезными и многообразными проблемами: меня ищут, или скоро начнут искать бандюки; я на крюке у одного очень нехорошего человека и должен выполнять его приказы, крюк крепкий, так просто с него мне не слезть, но отцепиться надо, обязательно надо. Больше того, на крюке моя женщина, ты понимаешь, о чем я?

Годунов кивнул:

– Я и женщину свою потерял, и ребенка...

– Поэтому первая задача для меня – освободить Светлану, а потом уже решать свои проблемы. И кроме того, может быть, самое главное: человек этот – опасный маньяк, страшный, безжалостный и умный, и планы у него – глобальные, а встать у него на пути могу только я...

Годунов задумчиво посмотрел в иллюминатор, на воду, крепость Петра и Павла с парящим над Невой, как золотая чайка, ангелом...

– Я думал, у меня проблем выше крыши, – сказал он, покачав головой, – но ты меня все-таки переплюнул.

Закурил, глянул на часы.

– Время есть, расскажу, чтобы ты понял, с кем дело имеешь, и подумал, стоит ли со мной связываться. О том, что я в ГБ служил – ты знаешь, спецрота афганская для меня вроде схрона была, сделал свое дело, и под крылышко полковника Гонты, отлеживаться... В самом конце той войны мой куратор, который остался при посольстве в должности военпреда, вызвал меня в Кабул и дал последнее афганское задание – сбить два транспортных вертолета, которые пойдут с грузом наркоты в сторону Союза. Дал время, маршрут, все как положено... Я вышел на точку, помню, порадовался еще – совсем рядом с базой, думаю. Положил вертушки аккуратно, с двух выстрелов – и домой, полдня ходу по горам, прихожу на базу, в расположение нашей роты – никого. И видно, понимаешь, что только что снялись, такие вещи всегда видны... Вот тут-то я все и понял...