Андрей чуть не ослеп от фотовспышек и почти оглох от громко задаваемых вопросов.

- Что могло послужить причиной гибели вице-мэра Аниканова?

- Это какая-то чудовищная ошибка, – отвечал Андрей. – Богдан Силаевич был известен всем как человек абсолютно порядочный, беззаветно преданный своему делу.

- В средствах массовой информации активно муссируется тема, будто бы в Иртинске начался передел криминальной власти. Так ли это?

- Не знаю, что там муссируется в средствах массовой информации и какое отношение криминальные разборки могут иметь к должностному лицу, каким являлся Аниканов.

- Допускаете ли вы мысль о том, что Аниканов мог быть связан с так называемыми теневыми королями металлургической отрасли?

- Вы повторяетесь в вопросах. Я уже сказал, что Богдан Силаевич никогда и ни в чем не был связан с криминальным миром.

- Как городская мэрия позаботилась о семье погибшего?

- О жене, детях и внуках мы действительно позаботились. Им будет выплачиваться пожизненная пенсия и предоставлен ряд социальных льгот.

Казалось, глупым вопросам и не менее глупым ответам не будет конца. Андрей физически чувствовал, как опухает его голова. Терпеть неугомонных репортеров пришлось еще целый час.

Как только последний из журналистов покинул пределы кабинета, сюда вошел Погодин.

- Я не здороваюсь, – хмуро сказал он и уселся в кресло возле журнального столика. – Хочу только знать, как у тебя рука поднялась?

- Не понял. Ты о чем? – Таганцев смотрел на губернатора совершенно невозмутимо.

- Ты прекрасно знаешь, о чем я. Или скажешь, что не имеешь к гибели Аниканова никакого отношения?

- А что ты можешь мне предъявить? – Андрей смотрел Погодину в глаза, даже не думая отводить взгляда. – Ты открыто обвиняешь меня в его смерти?

- Брось валять дурака, Андрей. Аниканов погиб почти сразу же, в тот же день, едва успев сообщить мне о твоих художествах.

- И все же я думаю, тебе следует хорошенько разобраться с информацией, которую довел до тебя Аниканов. Ты уверен, что там все чисто?

- Я уверен в том, что там все грязно, Таганцев. И я докажу, что рыло твое в пуху.

- Виктор, я до сих пор считаю тебя своим другом. Вспомни, как мы вместе работали, как поднимали из руин город, как помогали друг другу. И вдруг черная кошка пробежала, да?! Неужели ты не понимаешь, что кому-то выгодно нас рассорить?!

- Все это лирика. Но запомни, Таганцев: когда я докажу подлинность документов, предоставленных Аникановым, когда смогу наверняка уличить тебя в нечистоплотности, тебе несдобровать.

- Ну, это мы еще посмотрим.

- Что ты хочешь этим сказать? И меня тоже завалишь, как Аниканова? Попробуй.

Выходя из кабинета, Погодин так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

- Ну, почему он даже слушать меня не хочет? – говорил Андрей Насте. – Ведь я уверен, что Аниканов хотел меня подставить, хотел расстроить мои отношения с Погодиным! Ну, допустим, он не принял проектов, которые привез из Москвы твой отец. Во-первых, с этим можно мириться. А, во-вторых, есть множество способов решения любых проблем. Почему же Виктор, не разбираясь, отказался даже выслушать меня?!

В последнее время Таганцев все чаще советовался с женой, доверял ей все свои проблемы. Настя, как могла, поддерживала его.

- Андрюша, ты до сих пор наивно полагаешь, что все люди на свете желают тебе добра? Не будь таким легковерным. Посмотри на того же Погодина.

- А что на него смотреть? Был друг и – нет друга!

- Вот ты называешь его другом. А таков ли он на самом деле? Не обманывай себя. В страшное время, когда вы с ним восстанавливали город, он не о тебе думал. Он, прежде всего, надеялся, что московское руководство оценит его рвение и приблизит к себе. Но этого не произошло. Потому что в Москве все знают: это ты сумел выбить нужные средства, ты грамотно спланировал восстановительные работы, ты, в конце концов, мобилизовал истощенные людские ресурсы! А что сделал Погодин?

- Ну, не надо. Здесь ты не права. Виктор тоже много трудился.

- Вот! Вот! Ты снова готов его защищать с пеной у рта. А Погодин твой только тем и отличился, что в течение всего чрезвычайного положения не отходил от тебя. Да он только формально обозначал свое участие в деле! Реально – ты и только ты вытащил на своих плечах разрушенный город из кризиса. А с Аникановым они просто спелись.

- Какой смысл?

- Не понимаешь? Да они же местные! Земляки, черт бы их побрал! Для них любой приезжий человек – чужак, автоматически подпадающий под категорию потенциального врага. И представь себе – ты приехал, активно взялся за дело, стал раскручивать этот захолустный городишко. Они до тебя не смогли, а у тебя сразу все получилось! Кому же это понравится?

Настя, без сомнения, была умна. Умна и по-женски коварна. Уж она-то точно знала, что самое слабое место мужской психики – самолюбие. Особенно, если оно ущемлено.

Пусть контракты, привезенные в Иртинск Рыбиным, были невыгодны с точки зрения развития экономики края. Но ведь Погодин мог хотя бы выслушать Таганцева. Мог. Но не сделал этого.

- Андрюша, – наставляла она мужа. – Погодин пренебрег тобой, пренебрег вашей дружбой в самый ответственный момент.

- Да не пренебрег он, а всего лишь отказался от невыгодного предложения. К тому же Аниканов “нагадил” не вовремя.

- А что, ты полагаешь, это дело бывает вовремя? – усмехнулась Настя. – Еще раз говорю тебе: Аниканов и Погодин – два сапога пара. А тебя они хотели сместить с должности точно так же, как в свое время убрали двух предыдущих городских руководителей. Не доходит, да?

Может быть, очень может быть, что Настя в очередной раз оказалась права.

А Погодин в это время уже звонил в Москву.

- Иван Афанасьевич! Здравствуйте. Погодин на проводе!

- Здравствуй, Виктор Ефремович. Что стряслось у тебя, кроме того, разумеется, что краевая власть трещит по швам?

- Ничего у меня не трещит. Все по плану.

- И Иртинск лихорадит по плану? – заревел в трубку тот, кого Погодин назвал Иваном Афанасьевичем. – Это кто у тебя, господин губернатор, такие планы составляет?

- Виноват. За Иртинском, действительно, не доглядел.

- А ты там не смотрящим поставлен! Набрались, панимашь, словечек! Ты там руководителем края поставлен! Ладно, – Иван Афанасьевич сменил гнев на милость. – Ругать не буду больше. Говори, чего звонишь?

- Нам бы увидеться. В Москве примете?

- Приму, отчего не принять? Не чужой, поди. Когда будешь?

- Да хоть завтра. Вообще, чем быстрее, тем лучше.

- Ну, разбежался! Быстрее не получится, ночь на дворе. А завтра прилетай. Заходи в приемную без записи. Тебя пропустят, я распоряжусь.

Утром следующего дня Виктор Ефремович Погодин вылетел в столицу. И об этом сразу же стало известно Андрею.

- Андрей Аркадьевич? Это Славик, – Каблук позвонил Таганцеву, когда тот еще только встал с постели. – Погодин первым утренним рейсом вылетел в Москву.

- Спасибо. И не уезжай из города. Нам с тобой надо будет сегодня увидеться.

Положив трубку, Таганцев вышел на кухню и закурил.

В последнее время он уже не обманывал себя тем, что не курит всерьез, а лишь балуется сигаретами. И еще появилась привычка. Не из полезных. Рюмка водки до завтрака, казалось, расслабляет нервы, успокаивает, даже придает сил.

- Андрюша, что стряслось опять? – Настя встревоженно и, как всегда, заботливо заглянула ему в глаза. – Ты бледный какой-то и трясешься весь.

- Да я просто в бешенстве! Погодин рванул в Москву. “Стучать” полетел, козел!

- Это уж как пить дать, – согласилась жена. – А ты говоришь – “дружба”. Какая дружба в наше время?! Так что ни о чем не жалей, Андрюшенька. И – никого не жалей. Не стоят они того.

- Наверное, ты права, – задумчиво произнес Таганцев.

- Вот теперь можешь вспомнить о папином предложении! – оживилась Настя. – Не пора ли запускать его проекты и сдвигать на обочину Погодина?