Маша отказалась, и Мартынов в очередной раз пожалел, что взял ее с собой. Он не имел права брать ее с собой и подставлять, совершенно безвинную, под удар. И сейчас, в наказание самому себе, нужно проявить жестокость. Ту, которая во благо. Ему впервые в жизни пришло в голову, что иногда нужно сделать больно другому человеку, наказывая этим самого себя. Андрей даже осекся на миг, поняв это. Что-то изменилось в его жизни. Но когда?

Наверное, в ту ночь, когда он в темном подъезде представил ее зеленые, полные грусти глаза. Мартынов ошибся, дав ей согласие на совместную поездку, и сейчас ему приходилось за это расплачиваться.

– Тогда вставай с лавки, лови такси и отправляйся на автовокзал.

Он откупорил бутылку и стал шумно глотать пиво.

– Ты… Как ты можешь… так поступать?..

– Либо я приеду к тебе через пару часов в гостиницу, либо через сутки в Ордынское. Ты, Маша, должна сама решать, как лучше.

Талантом по части делать всех крайними Мартынов отличался еще в Америке. Штаты – страна прямолинейных недоумков, где, имея навыки правильного заведения рака за камень, можно неплохо зарабатывать. Совершенно неожиданно для себя Маша встала перед выбором. Она чувствовала себя полной дурой, но не могла понять, в какой момент разговора это произошло.

– А что я буду делать в гостинице? – произнеся это, она почувствовала себя еще более неловко. – Я больше не буду кричать и впадать в панику, обещаю…

– Я знаю, – опустив бутылку в урну, он встал и потянул ее за собой. – Потому что если ты будешь в гостинице кричать и впадать в панику, тебя оттуда выведет наряд милиции.

– А если ты не приедешь через два часа? Я сойду с ума!

Через две минуты они вышли на Красный проспект и вошли в магазин мобильных телефонов.

– Если я заплачу валютой, вы оформите подключение?

Когда Маша вышла из магазина, она, как новорожденного, несла в ладонях серебристый аппарат.

– Если я не приеду через два часа, то позвоню и сообщу, что задерживаюсь, – объяснил он. – А этих двух часов тебе как раз хватит, чтобы понять, как он работает и как работает в нем видеокамера. В качестве практики съемки советую подойти к номеру, на ручке которого висит табличка «Не беспокоить» и пару минут подержать объектив у замочной скважины. На просмотр и любование материалом уйдет еще полчаса.

Шагая рядом с дилером, приятно удивленным покупательной способностью клиента, Мартынов приглядел себе белую «восьмерку».

– Сколько займет оформление?

– Как обычно, – ответил молоденький парень в белоснежной рубашке с бейджиком на кармане. – Два часа.

– В прошлый раз это заняло два часа тридцать пять минут, – освежил его память Мартынов. – Я добавляю к цене еще пятьсот долларов, и машина должна быть подогнана к воротам через сорок минут.

Проблема решилась через сорок три минуты, и еще час ушел на тонировку по «американской технологии».

Заканчивалось время, когда он должен был вернуться в гостиницу. О том, что он не вернется к обещанному сроку, Мартынов знал заранее. Машу можно было склонить к ожиданию, лишь оперируя привычным для русского слуха временным промежутком. «Пара часов»… То, к чему в России относятся наплевательски, но что меряется, как носки или обувь, за океаном имеет особый смысл. What is this «рага chasov»? – изумится любая американка, совершенно не понимая, когда мужчина обещает быть дома.

И он, немного стыдясь своей лжи, по памяти набрал номер недавно купленного телефона. Маша сказала, что скучает, не уточняя, по кому или чему именно, а Мартынов сообщил, что, как и обещал, задерживается.

– Жди, я вернусь.

Ей очень хотелось, чтобы так оно и было.

Едва он отключил связь и стал прятать свободной от руля рукой телефон в карман, как он запиликал. Андрею хотелось, чтобы из двух людей, знавших его номер, позвонил не Флеммер, и он обрадовался, поняв, что угадал.

– Андрей Петрович?

– Да, это я, Гера.

– Имя человека, который вас интересует – Хорьков Владислав Антонович. На данный момент местонахождение его неизвестно. Кстати, в деле он не проходит как подозреваемый. В тот момент у оперативников были лишь скромные подозрения на то, что этот человек причастен к совершению известного вам преступления. Его проверяли на причастность, потому что такие подозрения бывали до этого уже трижды. Один и тот же почерк – встречает женщину в темном месте, грабит, потом пытается изнасиловать. Но тогда ничего доказать не смогли.

– Любого кадровика узнаешь по поставленной речи, – похвалил милиционера Андрей. – Гера, а где и когда это чмо родилось?

– Восьмого февраля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Место рождения – рабочий поселок Ордынское, улица…

Ордынское?! Ах, ну да… Что в этом удивительного? Было бы более странно, если бы он был родом из Мурманска. Где живем, там и гадим. Принцип законченного отморозка.

– Вы записали?

– Я никогда ничего не записываю, Гера, – разочаровал милиционера Мартынов. Прижимая телефон к уху плечом, он уверенно вел машину к Оперному театру. Это лучшее место для того, чтобы звонить Метлицкому, держа под контролем вход в его учреждение. Впрочем, не столько вход, сколько выход. – Прощай, Герасим.

– Я не Герасим, я – Георгий. Андрей Петрович вздохнул:

– И все-таки, Гера, я тебе настоятельно советую быть Герасимом. И помнить о том, что всегда найдется Муму, которая расскажет какому-нибудь писателю историю, как она чудом выжила. А кто, по-твоему, еще мог поведать Тургеневу о подлости дворника? Не сам же дворник…

– Андрей Петрович, вы обещали… Я вам поверил…

– Ну, ну, не напрягайся, Герасим, – уже не сдерживая пренебрежения, бросил Мартынов. Он не любил ментов, а ментов продажных просто ненавидел. – Я хочу заручиться твоей готовностью помочь мне тогда, когда у меня возникнет такая необходимость. Я ведь могу звонить тебе в любое время дня и ночи, не опасаясь, что ты спишь, а, Герасим?

Мартынов умел покупать дорогие вещи. И не боялся за них переплачивать. Он был не настолько богат, чтобы приобретать вещи дешевые. Хорошая вещь служит всегда долго. Как костюм от Francesco Smalto.

Сидеть в номере Маше порядком надоело. За два с половиной часа она выучила инструкцию пользования телефоном наизусть. Потом принялась смотреть телевизор, беспрерывно щелкая пультом. Поняв, что смотрит на экран, а думает об Андрее, откинула «лентяйку» в сторону. Лежа на большой кровати и перевернувшись на живот, она перебирала бахрому покрывала и думала о том, сколько еще продлится ее счастье. В ее жизни за тридцать два года случалось многое, однако несколько последних дней не шли ни в какое сравнение со всем прочим. Бывший заключенный, убийца, эмигрант без обязательств… Вот именно – без обязательств. Ему просто приятно коротать время в чужой стране с красивой бабой – в этом и есть смысл их близости. Сколько, он сказал, ему осталось жить в России? Три недели, не больше? Вот и все, Маша. Двадцать жалких дней, после которых останется боль, стыд перед собой за минутную слабость к сильному мужику и… пустота. Пустота бывала и раньше, однако на этот раз пустота превратится в вакуум. В полное безмолвие и бессмыслицу, потому что второго Андрея Мартынова никогда не будет. Да, наверное, второго не было и ранее. Он такой один. Звонит ей каждые двадцать минут, сетует на дела, говорит «целую» и снова прощается на двадцать минут.

Чем он сейчас занят? Опять бьет братву? Угоняет машины и удирает от милиции? Маша рассмеялась. У нее был свой взгляд на вещи, и, в соответствии с ним, такие мужики, как Мартынов, никогда не стреляют в милицию, не бьют женщин и не поджигают церковь. Он убийца, но первым полезет на лед, если в полынье будет захлебываться собака. Он сумасшедший, готовый во имя дела свернуть шею любому вставшему на дороге. И еще, черт побери… И еще он ее не бросил в тот момент, когда можно было удрать одному. Потом нашел бы, и ничего в их отношениях не изменилось бы. Машу все равно никто бы не тронул. Вряд ли эти четверо в Луна-парке знали, что она, Маша, с ним. Она не одна там визжала, еще парочка таких же впечатлительных вопила…