Мартынов знал, что может сделать зажатая между пальцами отточенная до остроты бритвенного лезвия пластиковая карта…

Кровь резким шипящим фонтаном вырвалась из горла кавказца, и он, вскочив со стула, теперь пытался зажать ее руками. Шок, во время которого человек начинает делать самые глупые в своей жизни движения…

Он вертелся, как юла, забрызгивая кровью и своих, и чужих. – Вай! Кху!..

Кавказцы повскакивали с мест и сунули руки за отвороты огромных пиджаков, но это нужно было делать несколькими мгновениями раньше…

Мартынов сидел как завороженный, несмотря на то что еще совсем недавно знал, что нужно делать. Пара кроссов в челюсти стоящих рядом бычков и нырок в кухню. А там пусть попробуют его поймать…

Но он сидел и смотрел, как один из напарников светловолосого, широко размахнувшись, запустил один из шаров в голову ближайшего кавказца. Удар на встречном курсе был такой силы, что у того мгновенно подкосились ноги. То же применение получили и два остальных шара. Короткий выброс рукава спортивной куртки – и на пол валится второй, третий…

И в этот момент Мартынов вспомнил тех, о ком вспоминал все это время. С той самой секунды, как его втолкнули в зал, он увидел за столиком двоих и мучительно соображал, где и при каких обстоятельствах он мог встречать их раньше.

И теперь вспомнил. Вчера днем он разговаривал с ними в ресторане гостиницы «Центральная».

Между тем светловолосый выдернул из-под мышки падающего на пол с перерезанным горлом кавказца пистолет и трижды нажал на спуск.

Грохот, грохот, мат, гортанные крики, режущая глаза пороховая гарь и запах, как в мясной лавке Дика Фримена на 122-й стрит…

Светловолосый, дав знак своим друзьям не приближаться, сделал шаг к троим кавказцам, которые предпринимали все усилия, чтобы покинуть ресторан, и, не опуская пистолет, продолжал нажимать на спуск.

Этот пистолет был хорошо знаком Мартынову. «Беретта» калибром девять миллиметров, с магазином емкостью в пятнадцать патронов, продается в любом оружейном магазине Вегаса. Четыреста восемьдесят долларов – в магазине, с разрешением, триста – рядом с магазином, за углом, без разрешения.

И наступила тишина. Все затихло за мгновение до того, как на кафельный пол ресторана упала последняя, отраженная из патронника гильза.

Дзинь-дзинь… Гильза подкатилась к луже, наплывшей из горла умершего кавказца. Его лакированные туфли дергались, как оторванные злой рукой и брошенные на землю ножки кузнечика.

Обтерев пистолет с отскочившим назад затвором о хрустящую салфетку, светловолосый вложил «беретту» в ладонь черного авторитета, а причинившую ему смерть бубновую десятку бросил неподалеку.

Пока светловолосый протирал остальные карты из колоды, его люди ходили по залу, вынимали из рук и карманов южан пистолеты и без разбору, не выбирая, разряжали их магазины в трупы. Двое из них при этом глухо матерились и зажимали на теле пустяковые огнестрельные ранения.

Между тем Мартынов начал задыхаться от едкого воздуха. После Хатанги пришлось лечить легкие сначала в рязанском туберкулезном диспансере, а потом восстанавливать здоровье после рязанского лечения в Майами. И сейчас, надышавшись сгоревшим порохом, Мартынов почувствовал забытое жжение в груди и холодок в ладонях.

«Мурка, Маруся Климова, прости любимова»…

Андрей Петрович машинально повернул голову.

На сцене как ни в чем не бывало продолжала петь та же самая красавица.

Сыщику показалось, что он видит какой-то дурной сон. Она что, пела здесь все это время?..

Здесь, где пахло порохом, на полу валялись трупы, пахло кровью и водкой. Почему водкой?

Споласкивая руки из графина со стоящего рядом столика, светловолосый, не поворачивая головы, громко спросил:

– Это тот самый боксер?

– Тот, Рома. Что?.. Рома?

На скулах Мартынова появился нездоровый румянец.

Подойдя к Андрею Петровичу вплотную и не обнаружив в его глазах страха, мастер карточных и других дел слегка наклонил голову. Он словно спрашивал: «Неужели ты надеешься после всего того, чему ты был свидетелем, остаться в живых?»

Да, Мартынов надеялся. Более того, вспомнив вчерашний ресторанный разговор, услышав сейчас имя светловолосого и трансформировав кличку «Гул» в Гулько, он абсолютно был уверен в том, что жить будет.

– Сегодня утром на трассе Новосибирск – Павловск ты сломал челюсть одному моему человеку и нос – второму. Зачем?

– Затем, что, прежде чем требовать с человека деньги за проезд по государственной автостраде, нужно убедиться в том, что у него отсутствуют квитанции об уплате дорожного налога.

Гулько улыбнулся краями губ:

– Смешно сказал. А у тебя есть квитанции?

– Конечно. – И Мартынов снова распахнул сорочку.

Рома секунду смотрел на то, как ловко Мартынов работает пальцами, застегивая пуговицы, и показал на один из стульев. Сам присел на край стола.

– Ты что, в «законе»?

– Был бы в «законе», на стул присесть я бы тебе разрешил, а не ты мне, – Андрей Петрович вынул сигареты и зажигалку. – Но за быков твоих на дороге извиняться не собираюсь. И то, что вы здесь взвод айзеров перебили, меня совершенно не касается. Поэтому теперь, когда мы с тобой, как два человека, понимающих тему, разобрались… Может быть, теперь я могу идти?

Рома закрыл глаза и почесал веко.

– Иди.

Мартынов встал и направился к двери. Кажется, старшине на дороге нужно будет поставить бутылку хорошего виски. Он сэкономил ему уйму времени. Единственное, что сейчас нужно сделать перед тем, как продолжить основную работу, это как можно быстрее убраться отсюда. Пока прохожие милицию не вызвали…

– Рома, подожди!.. – услышал Андрей Петрович за спиной. – Не спеши, Рома… Слышь, человек, притормози..

Мартынов уже шел к дверям, надеясь, что успеет выйти. Не успел.

– Рома, мы с Кротом с этим парнем в «Центральной» вчера беседовали!

– Правда? – удивился Гулько. – Тебя как зовут-то, таинственный незнакомец?

– Андреем меня зовут, – Мартынов нехотя обернулся.

– И о чем тема была? – уточнил Рома. Сыщик прикрыл глаза. Черт… Именно сейчас…

– Он об этом расспрашивал… – Крот поморщился и стал тереть пальцами, словно пересчитывал мелочь. – Как его… Фома, о ком он спрашивал?

– О каком-то Артуре Малькове.

– О Малькове Артуре? – повторил, словно сомневаясь в том, что услышал, Гул. – А кто такой Артур Мальков, Андрей?

Мартынов выдержал его тяжелый взгляд на удивление легко.

– Это мой старый знакомый.

– Не знаю такого, – скривился Рома. – Ладно, если проблемы наработаешь мне в Новосибирске, не серчай. Хотя что-то мне подсказывает, что наработаешь… – Он махнул рукой. – Прощай.

Дойдя до двери, Мартынов опять услышал:

– На вокзале в Хатанге Ленин какой рукой путь в светлое будущее указывает?

Подойдя к пепельнице у последнего столика, Андрей Петрович бросил:

– На вокзале Хатанги нет Ленина.

На вокзале Хатанги действительно не было Ленина. Там был Сталин. Но и его этот молодой человек видеть не мог, потому что в конце восьмидесятых статую снесли экскаватором, увезли за город да там и оставили.

Теперь можно идти.

Так решил Мартынов. И опять оказался не прав.

Страшный по силе удар выломал обе створки запертой ресторанной двери, и автоматная очередь в одно мгновение раскрошила потолок зала. Как раз в том месте, где между двух массивных люстр виднелась бессмысленная, халтурно выполненная лепнина.

Кусок гипса откололся от композиции и, разбивая в крошево посуду, рухнул на столик подле Гулько… – На пол, суки!!!

Следующий удар опрокинул Мартынова на пол, и он полетел лицом вниз, как брошенная на мрамор тряпка ресторанной уборщицы…

– Рома, Метла!! – услышал Мартынов.

Ну вот… А он все размышлял – кто такой Метла, да чем знаменит… Какой хороший ресторан! Тут тебе и Гулько, тут тебе и Метла. Еще бы второй Рома пришел – совсем хорошо было бы…