Когда он снова поднес пластиковую крышку динамика к уху, оттуда слышался довольный хохоток.

– Значит, все в порядке, – заключил Флеммер. – Тут мистер Вайс спрашивает, не нужна ли вам помощь?

– Скажите мистеру Вайсу, что если он не выдержит и рванет в Россию, пусть вставит в задницу какую-нибудь заглушку, а рот залепит скотчем. Россия – страна углов и подворотен.

Повесив трубку, Мартынов выбрался из кабины, вышел на улицу и закурил.

Эти постоянные напоминания о Вайсе через Атлантический океан не что иное, как предупреждения. Андрей Петрович знал, что помимо него в команде Вайса есть несколько русских, которым не нужно страховать свой зад на темных улицах бывшей Страны Советов. И по фене они ботать умеют, и разводить, и искать. Не все в порядке с головой, правда, да нужна ли она будет, когда прозвучит команда «фас»? Мартынов знал всех их в лицо, знал имена и фамилии, и однажды, в то время когда еще только «стажировался» на должность основного русского консультанта, сцепился с одним таким в раздевалке боксерского зала. Андрею тогда исполнилось сорок, а эмигрировавшему отморозку, которому по причине полной заторможенности нечего было делать на уровне «шестерки» даже в компании Чикатило, двадцать восемь. На пяток сантиметров повыше, на десяток кило потяжелее, на секунду побыстрее, а если учесть, что Андрей к тому времени двенадцать лет отходил по зоне, то и на двенадцать лет отсидки поменьше.

Что такое «fuck your mamma» по-русски? Отморозок так и сказал, по-английски, ориентируя вокруг стоящих на то, что имел в виду. Нет чтобы по-русски бросить в сердцах: «Мать твою!!», за что можно было бы на месте простить, а минуту спустя, наедине, предупредить. Нет, именно по-английски. Двенадцать лет, двенадцать лет… За одну такую фразу в лагере можно подписать себя под нож. Андрей всегда все делал молниеносно. Графин с водой взорвался, как граната. Дубовый стул разлетелся, как трухлявый пень. Швабра негра, уборщика ринга, переломилась пополам, как спичка.

Мартенсона остановили лишь потому, что в его руках оказалась одна из этих половинок с острой щепой на конце.

– Никогда так не говори о моей маме, – попросил Андрей отморозка.

А тот и не мог больше ничего сказать. Смещение позвоночных дисков, перелом основания черепа. Сейчас этот болтун лежит в хосписе для бездомных, всасывает через трубочку питательный раствор, и на табличке, что висит на спинке кровати в его ногах, написано: «Мr. Unknown». Вот так. А когда-то этот мистер в Лас-Вегасе был очень даже Известный.

Запрыгнув за руль настолько ловко, насколько позволяли восемьдесят пять килограммов веса и сто восемьдесят сантиметров роста, Мартынов извлек из кармана пиджака листок, вырванный из блокнота. А как в Ордынском насчет роуминга МТС?..

– Да?

– Здравствуйте, девушка. У вас еще остался апельсиновый сок?

– Апель… синовый закончился… Есть виноградный, Андрей…

– Я буду через два часа. Нет, обманул, – сам себя перебил Мартынов. – Через три.

– Ты не обманываешь?..

– Обманываю. Но не сейчас. И не тебя. Через три часа.

Он бросил телефон на сиденье рядом и закрыл лицо руками. В висках застучала кровь, и он почувствовал, как нарастает боль в затылке. Дотянувшись до ящика для вещей, он раскопал среди разной мелочи небольшой пузырек с надписью «Эгилок», вытряхнул на ладонь маленькую таблетку и закинул в рот.

Двадцать минут назад, проезжая по городу, Андрей Петрович заметил серое четырехэтажное здание и среди мелких закорючек с двуглавым орлом наверху разобрал буквы «Г… У… В… Д…». Понятно, что не райотдел. Слишком много «Волг» под знаком «кирпич» и табличкой «Кроме машин ГУВД». В этот момент ему пришла в голову сумасшедшая мысль, для необходимости реализации которой он до сих пор не мог найти объяснение. Однако выбросить ее из головы уже было невозможно. Отъехав от почтамта, он тут же направил машину к зданию ГУВД.

Быстро просчитав ситуацию, он понял, что если встанет на общих основаниях в строй машин на стоянке для тех, кто не носит погоны, то ничего не увидит. Усмехнувшись, Мартынов уверенно поставил «девятку» прямо под знак, запрещающий въезд на стоянку для машин ГУВД. Как раз тот случай, когда наглость вознаграждается. За пятнадцать минут стояния дежурный по Управлению выходил на крыльцо трижды, трижды останавливал взгляд на изумрудных «Жигулях», но, сделав, по всей видимости, вывод о том, что так обнаглеть может лишь свой, уходил обратно. А Мартынов сидел и ждал.

Вот вышел подполковник и на ходу вынул из кармана ключи от «Опеля». Маленькая молния в кружке отчетливо блеснула на брелоке. Этому триста долларов вряд ли понадобятся.

Сержант в пилотке… Мартынов тяжело вздохнул и проводил взглядом его лоснящиеся на задней части брюки. Этот за триста «зеленых» воробья бы в поле загонял, но толку от него, как от комсомольца на шухере.

Выбирая из десятков людей в форме подходящего человека, Андрей Петрович, как профессиональный фэйс-контроль у входа в кафе, отсеивал ненужных.

Вот он. Старший лейтенант с папкой, в отутюженных форменных брюках и рубашке. Достаточно молод для того, чтобы совершить необдуманный поступок, и достаточно симпатичный, чтобы нравиться девчонкам. Кольца на пальце нет, зато есть черные ботинки, купленные в салоне мужской одежды. В Штатах они стоят около пятидесяти долларов, здесь наверняка около сотни.

– Молодой человек!

Старлей остановился, как конь, увидевший змею. Расчет Мартынова оказался верен. Человек только что вышел из учреждения, где царит субординация и дисциплина. Такой оклик должен парня мгновенно расслабить и настроить на другую волну.

– Молодой человек, я могу отнять у вас две минуты?

Парень бросил взгляд на знак и медленно двинулся в сторону Мартынова.

– Нет-нет, на знак не обращайте внимания. Я не «кроме». Я журналист из Питера.

В руке милиционера образовалась тонкая пластиковая визитка с надписью «Северное сияние».

– Вам куда? Домой? Давайте я вас подвезу.

Через пять минут под звуки непрерывно льющейся из Мартынова речи они уже проехали половину расстояния до того пункта, который старлей определил, как «дом».

– Так что же вам нужно для своего независимого расследования? – поинтересовался парень, когда они встали на кольце площади Калинина. – Я что-то не совсем понимаю.

– Я вам сейчас объясню. – Мартынов заглушил двигатель и, разыскивая что-то в портмоне, распахнул его наполовину. Среди явившихся свету стодолларовых купюр, общим количеством толщиной в сантиметр, он разыскал бумажку и поднес ее к глазам. – Ага, это. Понимаете, Гера, в семьдесят восьмом году трое преступников в рабочем поселке Ордынское напали на женщину, отобрали золото и, как это ни печально, убили ее. Нам известно, что двое из троих напавших уже не живут на этом свете, но также известно, что милицией был установлен третий. Нас интересует личность этого подонка. Я работаю в отделе криминальных новостей, поэтому до некоторой степени знаком с системой расследования преступлений и порядком отправления правосудия. Я понимаю, что дело было отдано для расследования в прокуратуру, но наша редакция не скупится на представительские расходы…

Отщипнув от пачки две купюры, Андрей Петрович положил их сначала на панель, потом, бросив взгляд в лобовое стекло, переложил деньги на сиденье старшего лейтенанта. Парень даже не обратил внимания на этот изысканный психологический прием. Деньги уже, получается, у него.

– Надеюсь, вы достаточно умный человек, чтобы понять – это не взятка. К тому же могут возникнуть трудности в прокуратуре. Там тоже работают люди, которые по утрам завтракают, в обед обедают, а на день рождения дарят женам золотые серьги.

На сиденье молодого милиционера появились еще две купюры. Они легли так, чтобы было видно – их четыре, а не несколько в ровной стопке. Квартальная заработная плата старшего лейтенанта милиции ГУВД города Новосибирска.

– Я также понимаю, что могут возникнуть вполне обоснованные проблемы в архиве. Там работают женщины, которые утром завтракают, а ночью никак не могут расшевелить мужей, которым давно надоели. Им бы пояс с подвязками, да чулками, да аромат от Пако Рабанни, а не вытянувшаяся за пять лет фланелевая «ночнушка» с амбре ночного крема «Балет»…