Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Слушая Охара, я невольно подумал, как сходны бывают народные наблюдения и поговорки. И в русском народе жили не менее меткие пословицы: «Предсказания календаря не порука» или «Календарным теплом не угреешься».

Замечу попутно, что среди исторических и литературных памятников, используемых в гадательном промысле, выдающееся место принадлежит прославленному сочинению «Ицзин» – «Книге перемен», которая является одним из конфуцианских классических канонов. «Книга перемен», содержание которой далеко вышло за рамки астрологического опыта, приобрела значение одного из источников конфуцианского миропонимания и философской мудрости.

Напомню читателю, что в «Ицзине», являющемся ценнейшим источником наших знаний о духовной жизни древнего Востока, с наибольшей силой проявилось мировоззрение глубокой взаимосвязи природы и человека[11]. В «Книге перемен» содержатся идеи о времени и вечном изменении, идеи о том, что три великие потенции – небо, человек и земля – находятся в состоянии непрерывного развития и изменения.

Интерес представляет само происхождение этого памятника. «Ицзин» возник на основе гадательных письмен, гексаграмм «гуа», представляющих собой линии «яо». Каждые шесть «яо», из которых три нижние – нижние «гуа» – и три верхние – верхние «гуа» – образуют одну гексаграмму «гуа». Сами линии неоднородны: они делятся на цельную – «яньяо» – и прерванную – «иньяо», где «ян» означает положительное, солнечное начало, а «инь» – отрицательное, темное начало. В «Ицзине» насчитывается 64 гексаграммы «гуа», с помощью которых, благодаря их комбинированию в определенном порядке и сложным взаимосвязям, прорицателями и оракулами делались различные предсказания о предстоящих явлениях природы, удаче или неуспехе, добре или зле и т. д.

Возникновение текста «Ицзина»[12] относится традицией ориентировочно к IX–VII векам до н. э., когда широкое распространение получил культ оракулов и жрецов. «Книга перемен», по сути, представляет собой своеобразный компендиум изречений прорицателей и наставление для предсказаний. Со временем вокруг первоначального текста «Ицзина» возникли многочисленные толкования и комментарии философского характера.

Основная идея «Книги перемен» – это идея нескончаемых изменений, превращений, происходящих в окружающем человека мире вещей и явлений. В этой идее «Ицзина» обнаруживаются некоторые элементы диалектического мышления.

Не менее интересна для нас, говорит далее Охара сэнсэй, этимология иероглифического знака, взятого для обозначения слова «И» («перемены», «метаморфозы»), ставшего названием памятника – «И-цзин», «Книга перемен»: в своем первоначальном виде пиктограмма «И» изображала ящерицу (точнее, хамелеона из семейства ящериц). Видимо, уже в самое отдаленное время было замечено, что хамелеоны отличаются удивительной способностью быстро менять окраску своего кожного покрова при различном внешнем раздражении, при перемене цвета окружающей среды, под влиянием изменения освещения, температуры и других условий. Именно это поразительное свойство ящерицы послужило первоначальным источником понятия об изменчивости и о превращениях. Постепенно изначальное понимание знака «И» – совершенно конкретное – уступало место отвлеченному: если сначала пиктограмма «И» осмысливалась через образ ящерицы-хамелеона, то впоследствии этот иероглифический знак «И» стал восприниматься в значении перемен, изменчивости, превращений.

И хотя графическая структура первоначальной пиктограммы «И» заметно видоизменилась за тысячелетия своего существования, связь ее с оригинальным рисунком не утрачена до сих пор. Последовательное изменение рисуночной формы знака «И» прослеживается благодаря движению графической линии, изменявшейся в зависимости от применявшегося инструмента и материала, на котором выполнялось иероглифическое письмо (резец, панцирь, кость, металл, кисть, шелк, бумага и т. д.). Так шел понятийный процесс от конкретного, простого, единичного к отвлеченному, общему, сложному.

«Ицзин» стал предметом специального изучения и породил несказанное множество исследований, анализов, комментариев, хотя от всего этого содержание «Ицзина», кажется, вовсе не стало сколько-нибудь понятнее.

– Не иллюстрирует ли оракульский промысел известную японскую народную поговорку: «Опыт старика надежнее панциря черепахи»? – вырвалось у меня неожиданно.

– Со дэс нэ, в какой-то степени взаимосвязь тут с этимологической стороны, вероятно, должна существовать, поскольку наиболее ранние оракульские письмена найдены на гадательных костях крупных животных и панцирях черепах. Обнаруженные во время археологических раскопок «иньские кости», относящиеся к периоду после правления Пань Гэна (XIV–XIII вв. до н. э.), одного из царей древнего царства Инь, свидетельствуют о разнообразных иероглифических надписях, среди которых многие имеют гадательный характер («гадательные надписи»). Они представляют собой письменные знаки, нанесенные резцом на черепашьих панцирях и костях животных. На этих костях, чаще всего лопаточных костях вола, вырезались соответствующие углубления или отверстия, затем кости с обратной стороны подогревались на огне, и по трещинам, которые в результате нагревания образовались в местах углубления или отверстий, расходясь в различные стороны, прорицатели пытались определить судьбу или сделать соответствующее предсказание.

Сделав паузу, Охара сэнсэй встает, подходит к книжной стене, берет небольшую деревянную коробку; открывает ее передо мной. И мы легко проходим через века истории.

– Взгляните на одну из таких гадательных костей, которую мне любезно прислали мои коллеги из Китая много лет тому назад. Вы видите, что конструкция и графика этих древних знаков существенно отличаются от современного их изображения. Это – результат усовершенствования письменности в течение тысячелетий. Обратите внимание на то, что вопросы и ответы наносились обычно рядом с трещинами посредством вырезывания иероглифических знаков. Сбоку от главных записей делались пометки о времени гадания. Иногда записывалось также имя прорицателя и место рождения. Считалось, что возникновение трещины являет собой ответ «таинственных сил» природы, вызываемых «избранными» натурами, оракулами, вещунами. В большинстве случаев, однако, «откровение» перед вопрошавшими могло быть либо положительным, либо отрицательным, то есть линии трещин указывали только на два возможных исхода: «к счастью» или «к несчастью».

Рассказ Охара воскресил в моем сознании расшифрованные учеными древние письмена, обнаруженные во время археологических раскопок. Надписи на гадательных костях обычно весьма лаконичны. Например:

«В день цзяцзя гадали о том, чтобы работать на поле в Сяшиюэ».

«Совместно обрабатывать поля. Будет собран урожай».

«Хороший урожай, когда небесный владыка посылает дождь. Разве же для хорошего урожая небесный владыка посылает дождь?»

«Мы спрашиваем оракула в день куайцзы:

Будет ли какой-либо дождь?

Дождь с востока?

Дождь с запада?

Дождь с севера?

Дождь с юга?»

«Воспрепятствует ли небесный владыка неурожаю и голоду?»

«Не надо идти походом на (область) Хугэ. Небесный владыка не окажет нам поддержки».

«Гадание показало, что правильно отпустить рабов, а не приносить их в жертву».

«Гадание подтвердило, что надсмотрщикам пора дать приказ рабам убирать поле».

Голос Охара на какое-то мгновение затихает. Он будто уходит в глубину своего внутреннего мира. Вскоре академик, которому, кажется, удалось найти в памяти прерванную на время нить повествования, продолжает говорить тоном размеренным и напряженным, полным уверенной эрудиции.

– Сочетание каждого десятого и двенадцатого циклических знаков обозначает года шестидесятилетнего повторяющегося цикла, по которому ведется традиционное летосчисление в Японии. Двенадцать знаков животного зодиака в сочетании с пятью первоэлементами китайской натурфилософии (металл, вода, дерево, огонь и земля) образуют повторяющийся шестидесятилетний цикл.

вернуться

11

Подробному изучению «Книги перемен» посвящены работы японских ученых: Судзуки Юдзиро «Чжоуи» («Сюэки»), Сокити Цуда «Изучение конфуцианства» (Токио, 1959; в 3-х томах, изд. «Иванами сетэн», Токио, 1950) и др. Русский перевод и всестороннее исследование этого памятника даны в работе советского китаеведа Ю. К. Щуцкого «Китайская классическая „Книга перемен“. Москва, Издательство восточной литературы, 1960.

вернуться

12

Для полноты картины нелишне напомнить о материале и орудиях иероглифического письма в древнейший период. Текст «Ицзина» был записан на бамбуковых пластинах длиной максимально до 770 мм и шириной в зависимости от размера ствола бамбука, которые назывались «цзин» (основы, каноны). До этого гадательные надписи вычерчивались острым предметом на костях жертвенных животных и черепашьих панцирях. Тексты с комментариями записывались на более коротких пластинках и назывались «чжуань». Использование бамбуковых пластин для записи текста было обусловлено прочностью материала и большой его распространенностью. Иероглифические знаки выписывались, как правило, на одной отшлифованной стороне пластины в виде вертикальной строки, насчитывающей до 40 отдельных иероглифов, с помощью бамбуковой кисти «би» и древесного лака «ци». Пластины с письменами соединялись в связки, называемые «цэ», откуда и происходит современное значение отдельной книжной единицы.

9
{"b":"381","o":1}