Для японца дерево растет стихийно. Если же его растит человек, это – дерево не природное, оно сделано человеком. А то, что делает человек, есть искусство; или, во всяком случае, может быть искусством. К тому же между «мастерством» и «искусством» – грань трудноразличимая. Поэтому «выращивание деревьев» (растений) есть и мастерство и искусство. Из этого вытекает его подчинение эстетическим устремлениям человека. Вдохновляется художник-растениевод действительностью – и его творческим трудом создается «двухсотлетняя сосна» – точно такая, какой она бывает в природе: со скрюченными от старости «руками», «пальцами», с искривленным, сгорбленным станом, вся замшелая, седая. Только – в горшке, миниатюрная. Вдохновляется художник-растениевод фантазией – и рождается сосна с самыми причудливыми очертаниями, каких в природе не бывает, какие грезятся художнику-мечтателю. Тоже миниатюрная. Словом, и в этом искусстве, как и во всяком другом, есть «реализм», «романтика», «импрессионизм», «конструктивизм», «экспрессионизм» – вплоть до «супрематизма». Карликовые деревья и растения держатся в помещении в специальных кадках, в нарядных черепичных, глазурованных, разноцветных цветочницах, форма и очертания которых сообразуются с рисунком растения, гармонируя с ним, образуя вместе законченную композицию, своего рода единый ансамбль.
Особенно широкое распространение получили такие растения, как стелющаяся сосна, ветви которой часто причудливо изогнуты и переплетены; стройный и изящный кипарис, низкорослая черная сосна, напоминающая своим видом многовековую, древнюю сосну; многообразные пальмы, пробковый дуб, кактусы, столетники, пятицветная гортензия, «тысячелетний лотос».
Японскими садоводами и натуралистами создана интересная литература, в которой обобщен опыт разведения живых цветов и растений. Неустанные поиски новых разновидностей цветов дают японцам самые неописуемые по краскам сочетания и рисунки цветов и декоративных растений, главным образом тропического пояса. Японцы, например, добились успеха в выращивании розы зеленоватого оттенка, получили розу синеватого оттенка и т. п.
Живые цветы и декоративные растения являются составной частью быта японцев, представляют неотъемлемый элемент их эстетической потребности, радости. У японского народа существуют давние традиции и обычаи преподносить цветы по различным поводам и случаям. Это – выражение внимания, знак уважения и дружбы. Яркие цветы служат проявлением радостных, оптимистических, торжественных чувств. Желтый цвет, однако, не является у японцев символом разлуки, печали или измены, как у европейских народов, а считается одним из излюбленных и распространенных. Белый цвет означает в Японии печаль, горе, траур. Лишь в последние годы в Японии, под влиянием европейской традиции, в знак траура стали носить черный костюм, черное кимоно.
Живые цветы и декоративные растения в очень широких масштабах служат украшением не только жилого помещения, очага японцев, но и учреждений, рабочих помещений, улиц, скверов, площадей. Часто цветы можно увидеть в вагонах железнодорожных поездов, самолетах, автомобилях.
Искусство аранжировки
С большим искусством и вкусом украшаются японцами их дом, жилище, места работы и отдыха. В Японии есть слово «икэбана». Самый элементарный толковый словарь языка дает следующее пояснение: «Икэбана – искусство ставить цветы и ветки в сосуды для цветов». Особое умение состоит в том, чтобы найти верное место для цветов и декоративных растений, подобрать неповторяющееся сочетание оттенков и рисунков различных цветов, выбрать соответствующую вазу или цветочницу. Это скорее не вазы и цветочницы, а «сосуды для цветов». Это может быть бронзовая чаша, вся орнаментированная, на резной, фигурной деревянной подставке; может быть медный – различной формы – кувшин или треножный сосуд; может быть срезанное коленце бамбука, полое внутри, но с перемычкой, что дает возможность наливать в него воду, может быть плетенка, корзиночка – разных форм, из тонких пластинок бамбука, из пропитанных темным (вишневым, коричневым, черным) составом лент из дерева. И реже всего – стеклянная ваза… Впрочем, теперь в Японии можно иногда встретить вазы из пластмассы… Впрочем, как не без горечи замечают японцы, падению вкуса вообще предела не бывает…
В области искусства декорирования живыми цветами существуют определенные художественные принципы, своеобразная эстетика, нормы прекрасного. Оно имеет свои школы и течения, весьма отличающиеся друг от друга своими принципами и приемами. Знающий тайны этого искусства тотчас, при первом же взгляде на то, как поставлены цветы и ветки, скажет, к какой школе или направлению относится автор этого украшения. Цветы и растения располагаются в определенном обрамлении и окружении. Чаще всего цветы можно встретить по одному-два в вазе, а не в виде больших букетов. Тем более редко встречаются букеты цветов на столе или в залах. Японцы считают, что один или два живых цветка на оригинальных стеблях с листьями, в соответствующей обстановке, с эстетической точки зрения могут выражать больше, чем несколько или даже целый букет цветов. Вообще эти соединения цветов и веток, а нередко только веток, далеки от наших букетов. И по виду, и по идее, и по функциям в быту, в жизни человека. Характерно, что каждый цветок или веточка, на взгляд японцев, должны иметь определенное значение. Здесь – целая философия. Часто, например, высокая веточка означает небосвод, средняя – человека, а самая низкая – землю. Такое соединение трех веток или одну ветку с особо расположенными отростками именуют «триадой»: «небо, земля, человек», имеющей свои глубокие корни в духовной жизни народа, в его философии. Эта знаменитая триада восходит к древнейшей сокровищнице мудрости, упоминавшемуся нами ранее канону «Ицзин» – «Книге перемен», самому удивительному трактату китайской древности. Возникновение первоначального текста «Ицзина», как об этом свидетельствуют научные источники, восходит к XI–VII векам до н. э. Ее основные положения складывались на опыте древних прорицателей. В процессе своего формирования «Книга перемен», отобразившая систему взглядов, определенное мировоззрение своей эпохи, обрастала многочисленными комментариями и толкованиями, приобретала философское значение, а затем превратилась в конфуцианский канон этико-политического характера. Главная мысль, которой проникнута «Книга перемен», утверждает принцип изменчивости всего существующего, всех вещей и явлений, первоисточниками которых выступают земля и небо. При этом сам процесс непрерывно происходящих изменений объясняется как вечная коллизия, столкновение и взаимодействие противоположных сил, космических сил: «Ян» – света и «Инь» – тьмы.
«Книга перемен» породила огромную литературу с множеством различных точек зрения на этот памятник, пленяющий своею мудростью и загадочностью.
Одним из наиболее интересных трудов, созданных в связи с «Ицзином», является трактат неизвестных авторов под названием «Си цы чжуань», относящийся к V–III векам до н. э. В нем делается серьезная попытка аналитического подхода к содержанию «Книги перемен», философского ее осмысления. Именно в этом трактате получает свое толкование знаменитая триада: «Небо – вверху, земля – внизу, между ними – человек». Три начала бытия, три его ипостаси, три мира, три сферы жизни – равноценные, равнозначные. Они – в вечном единстве, и в то же время каждый из них – сам по себе. Они – нераздельны и в то же время – неслиянны. Вот о чем говорит эта незатейливая ветка, если отростки на ней расположены так, как нужно, осмысленно. Здесь философия и эстетика.
Пусть современный обыватель и ничего не знает о «Книге перемен» или трактате «Си цы чжуань», кроме названия; пусть он даже воспринимает это название в аспекте соответствующих иероглифических знаков, которые он видит на вывесках оракулов, – все равно, смутная идея триады бытия, жизни живет в нем, вмещена в его сознание веками. Так на родине «Си цы чжуань» – в Китае, так и в Японии и в Корее.
