– Да говорю тебе…

– Ну-ка хватит!

Вернулась профессор Макгонаголл. Она с шумом захлопнула за собой портрет и гневно оглядела собравшихся.

– Я тоже счастлива, что «Гриффиндор» выиграл матч, но это уже слишком! Перси, от вас я такого не ожидала!

– Я им ничего подобного не разрешал, профессор! – вознегодовал Перси. – Я как раз говорил, чтоб они возвращались в спальни! Моему брату Рону приснился кошмар…

– НИКАКОЙ НЕ КОШМАР! – заорал Рон. – ПРОФЕССОР, Я ПРОСНУЛСЯ, А НАДО МНОЙ СТОЯЛ СИРИУС БЛЭК С НОЖОМ!

Профессор Макгонаголл воззрилась на него:

– Не говорите глупостей, Уизли. Как, скажите на милость, Блэк мог пройти через портрет?

– Спросите у него! – Рон трясущимся пальцем указал в спину сэра Кэдогана. – Спросите, видел ли он…

С подозрением глянув на Рона, профессор Макгонаголл толкнула портрет и вышла. Все остальные слушали, затаив дыхание.

– Сэр Кэдоган, вы впускали в башню какого-нибудь мужчину? Только что?

– Разумеется, милостивая леди! – вскричал сэр Кэдоган.

Снаружи и внутри гостиной повисло потрясенное молчание.

– Впускали? – переспросила профессор Макгонаголл. – Но… пароль…

– У него были все пароли! – гордо отрапортовал сэр Кэдоган. – За целую неделю, миледи! Он зачитал их по бумажке!

Профессор Макгонаголл влезла обратно и оглядела ошеломленных детей. Она побелела как мел.

– Кто из вас, – дребезжащим голосом спросила она, – какой безмерно глупый человек записал пароли этой недели на бумажке, а потом бросил где попало?

В полнейшей тишине раздался тишайший сдавленный вскрик. Дрожа от макушки до пушистых помпонов на шлепанцах, медленно поднял руку Невилл Лонгботтом.

Этой ночью в гриффиндорской башне не спал никто. Зная, что замок обыскивают, все сидели в общей гостиной и дожидались, когда поймают Блэка. Но на рассвете пришла профессор Макгонаголл и сообщила, что тому снова удалось улизнуть.

Целый день повсюду усиливали охрану; профессор Флитвик обучал входные двери узнавать Сириуса Блэка по большой фотографии; Филч носился туда-сюда по коридорам, баррикадируя все, от крошечных трещинок в стенах до мышиных нор. Сэра Кэдогана уволили. Его портрет сослали назад на пустынную лестничную площадку седьмого этажа. Вернулась Толстая Тетя. Ее весьма профессионально отреставрировали, но бедняжка все еще очень нервничала и согласилась взяться за работу лишь при условии, что ей самой дадут охрану. К ней приставили целую бригаду угрюмых троллей. Они грозно маршировали по коридору, обменивались рыками и мерялись дубинками.

Гарри не мог не обратить внимания, что у статуи одноглазой ведьмы на третьем этаже часовых нет. Видимо, Фред с Джорджем были правы: никто, кроме них – а теперь еще и Гарри с Роном и Гермионой, – не знал про потайной тоннель.

– Как думаешь, надо кому-то сказать? – спросил Гарри у Рона.

– Он ведь проник сюда не через «Рахатлукулл», – отмахнулся Рон. – Мы бы узнали про взлом в кондитерской.

Гарри порадовался такому ответу: если доступ к статуе одноглазой ведьмы тоже перекроют, он больше не сможет попасть в Хогсмед.

Рон мгновенно сделался знаменитостью. Впервые в жизни на него обращали больше внимания, чем на Гарри, и было видно, что Рону это очень даже нравится. Несмотря на ночное потрясение, он с удовольствием и в деталях рассказывал любому, кто спрашивал, что же все-таки случилось.

– …Я спал и вдруг слышу треск, знаете, как рвут тряпку… Я подумал, это во сне, понимаете? А потом чувствую – сквозняк… и проснулся. Занавески содраны… переворачиваюсь… и вижу, что он стоит надо мной… как скелет… волосы грязные… а в руках огромный длинный нож, дюймов двенадцать… и смотрит на меня, а я на него… а потом я как заору, а он дал деру… Непонятно, кстати, почему, – вполголоса добавил Рон, когда отошли второклассницы, внимавшие этой леденящей душу истории. – Чего ему было убегать?

Гарри тоже не понимал. Что помешало перепутавшему кровати Блэку прикончить Рона, чтоб не орал, а потом уже отыскать Гарри? Двенадцать лет назад Блэк доказал, что ему не составляет труда убивать невинных, а на сей раз перед ним было всего-навсего пять невооруженных мальчишек, причем четверо крепко спали.

– Наверное, подумал, если ты кого-нибудь разбудишь своим криком, ему будет трудно выбраться из замка, – задумчиво произнес Гарри. – Ему бы пришлось весь колледж переубивать, чтоб выйти через дыру за портретом… а там еще и учителя…

Невилл впал в немилость. Профессор Макгонаголл от возмущения лишила его всех дальнейших походов в Хогсмед, назначила взыскание и запретила кому бы то ни было сообщать ему пароли. Теперь бедный Невилл каждый вечер топтался снаружи под воинственными взглядами троллей-охранников и ждал, пока кто-нибудь проведет его в башню. Но все эти кары не шли ни в какое сравнение с тем, что припасла для него родная бабушка. Через два дня после вторжения Блэка она прислала внуку худшее, что мог получить к завтраку ученик «Хогварца», – Вопиллер.

Утром совы, как обычно, могучим потоком хлынули в Большой зал. Невилл поперхнулся – перед ним приземлилась большая амбарная сова с красным конвертом в клюве. Гарри с Роном, сидевшие напротив, сразу узнали Вопиллер – в прошлом году Рон получил такой от матери.

– Беги, Невилл, – посоветовал Рон.

Невиллу не нужно было повторять дважды. Он схватил конверт и, держа его перед собой, как бомбу, огромными скачками понесся из зала. Слизеринцы покатывались со смеху. Было слышно, как Вопиллер взорвался в вестибюле, – стократ усиленный бабушкин голос поносил Невилла за позор, которым тот покрыл всю семью.

Гарри от большого сочувствия Невиллу не сразу заметил, что тоже получил письмо. Хедвига привлекла его внимание, больно ущипнув за запястье.

– Ой! А, спасибо, Хедвига.

Пока сова угощалась кукурузными хлопьями Невилла, Гарри вскрыл конверт. Внутри была записка:

– Он, наверно, хочет узнать про Блэка! – догадался Рон.

И в шесть часов пополудни Гарри с Роном вышли из гриффиндорской башни, бегом миновали троллей-охранников и помчались в вестибюль.

Огрид их уже дожидался.

– Как жизнь, Огрид? – крикнул Рон. – Рассказать тебе про субботнюю ночь?

– Да я уж знаю, – отозвался Огрид, пропуская ребят на улицу впереди себя.

– А, – в некотором разочаровании сказал Рон.

В хижине они первым делом увидели Конькура – тот растянулся на кровати поверх лоскутного одеяла, плотно прижав к телу огромные крылья. Гиппогриф угощался дохлыми хорьками из большой миски. Гарри отвел взгляд от этого малоприятного зрелища и заметил на дверце шкафа невообразимого размера коричневый ворсистый костюм и чудовищный желто-оранжевый галстук.

– А это зачем, Огрид? – спросил Гарри.

– На слушанье дела Конькура в комитете по уничтожению опасных созданий, – ответил Огрид. – В пятницу. Едем с ним в Лондон. Заказали два места в «ГрандУлете»…

Гарри окатило ужасное чувство вины. Он совершенно забыл про суд над Конькуром. И Рон, судя по его лицу, забыл. Хуже того, обещание помочь собрать материалы для защиты они тоже не выполнили: «Всполох» стер у них из памяти все остальное.

Огрид налил чаю и предложил булочки с изюмом, но мальчики благоразумно отказались: они уже не раз сталкивались с кулинарными творениями Огрида.

– Хочу с вами кой-чего обсудить. – Необычайно посерьезнев, Огрид уселся между ними.

– Что? – спросил Гарри.

– Гермиону, – ответил Огрид.

– А что с ней? – спросил Рон.

– Плохо с ней, вот чего. С Рождества все ко мне ходит. Одиноко ей, тоскливо. То вы с ней из-за «Всполоха» не разговаривали, теперь – из-за того, что ейный кот…

– Сожрал Струпика! – сердито закончил Рон.