Но он тут же меня остановил, не желая обращать в шутку свои юношеские воспоминания.

- Похоже, Павел, вы не вполне меня поняли, - строго произнес он. - Я не играл. И Райна, и Эвелина не были для меня забавой. В любви я придерживаюсь взглядов Тургенева. Помните, вы говорили, что намерены отыскать в Болгарии одну женщину? Елену Стахову - тургеневскую Инсарову. Только такую любовь я и принимаю. Поэтому не будем шутить на эту тему.

- Значит, стихи, что вы вчера читали, - это программа?

- Если хотите, да.

- Стихи ваши?

- Мицкевича, - ответил Ботев. - В семье, о которой я рассказывал, благоговели перед Мицкевичем, и, возможно, это лучшее, чем одарила меня Эвелина.

Я не удержался:

- Лучше с бурей силы мерить, последний миг борьбе отдать?

Вот когда Ботев улыбнулся!

- Запомнили? Вы правы, от борьбы меня не отвлечет даже пламенная любовь!

Ботев замолк, а я не хотел ему надоедать.

- Мы везем ценный и очень нужный груз, - спустя минуту заговорил он, глядя на один из чемоданов. - Для полиции он представляет большой интерес.

Он поставил чемодан на стул.

- Идите, - сказал он. - Займите столик, я сейчас подойду.

Но едва я очутился в коридоре, как передо мной возник... Даже не знаю, откуда он взялся. Тем не менее передо мной стоял князь Меликов.

- Павел Петрович! - воскликнул он, протягивая мне руки. - Какая приятная неожиданность!

Не могу сказать, что я был ему рад, но мне просто некуда было от него деться.

Князь, кажется, пребывал в отличном расположении духа.

- Далеко?

- В Одессу, - по возможности суше ответил я.

- Представьте себе, я тоже в Одессу.

Я промолчал, потому как не намерен был продолжать разговор.

- Вы один?

- Один, - зачем-то счел нужным солгать я.

- Я видел вас вчера издали, вы были с каким-то господином.

- Это мой сосед по каюте.

- Вы представите меня?

- Мы почти незнакомы. Я даже не знаю, как его зовут.

- Пустяки, перезнакомимся.

- Извините...

Я шагнул вперед. Он тотчас посторонился.

- Простите великодушно...

Я прошел в ресторан, занял столик, сделал заказ. Когда появился Ботев, я рассказал ему о встрече в коридоре, придав ей юмористический характер. Но Ботев отнесся к моему рассказу вполне серьезно.

- Покажите мне этого князя, - попросил он.

- Да вот он, легок на помине, - воскликнул я, увидев князя в дверях ресторана.

Однако Ботев не успел повернуться, как князь исчез.

- Вы сидите, - сказал, вставая, Ботев, - я ненадолго отлучусь.

Принесли кофе, но я, не притронувшись к нему, сидел гадал, с чего это Ботев внезапно меня покинул.

Вернулся он через четверть часа. Я вопросительно взглянул на него, но он ничего объяснять не стал.

Выпив кофе и рассчитавшись с официантом, вернулись в каюту. Ботев сразу нагнулся к чемодану, выпрямился и опять улыбнулся.

- Все в порядке.

- Что в порядке?

- То, что чемодан проверили, пока мы с вами пили кофе.

- Какой же это порядок, - недоуменно спросил я, - если шарят в чемоданах?

Смотрю - нет второго чемодана.

- А где...

- Не беспокойтесь, я на время отнес второй чемодан к коридорному.

- Так ведь он пустой!

- Потому и отнес.

Ботев указал мне на стул и сел сам. кажется, настало время для объяснений.

- Слушайте внимательно. В Измаиле я сойду. Если я правильно рассчитал, тот, кто интересуется нами, тоже сойдет в Измаиле.

- Вы имеете в виду князя?

- Не знаю, какой он князь, но в том, что он полицейский агент, почти не сомневаюсь.

- И он сойдет в Измаиле?

- Сойдет, больше всего ему сейчас нужен этот чемодан.

- Он что, знает содержимое чемодана?

- Я позаботился об этом. Покинув вас, я выбежал в коридор и увидел его. Он скрылся при виде меня. Я вошел в каюту, отнес пустой чемодан коридорному и вновь вернулся в каюту. Побыл там немного, затем вышел, сделав вид, что спешу, забыл запереть дверь и отправился к вам.

Ботев приподнял чемодан, подержал его на весу и подал мне.

Да, это была тяжесть!

- Здесь литература. Очень нужная сейчас в России. Сойдете в Одессе, носильщика не берите. Постарайтесь нести чемодан так, будто в нем нет особого веса. На всякий случай, если его придется открыть для досмотра, положите сверху несколько рубашек. В крайнем случае дайте таможеннику взятку. Скажите, что везете коньяк.

- А если все же...

- "Все же" не должно быть. - Ботев нахмурился. - Иначе арест и...... Для вас это первое испытание. Берете на пристани извозчика и едете в университет.

Ботев взял листок бумаги, написал на нем имя, отчество и фамилию, дал мне прочесть.

- Запомните фамилию. Назовете ее только в университете. Отдадите ему чемодан и тотчас постарайтесь выкинуть ее из головы. Потом можете провести день в Одессе и первым пароходом возвращайтесь в Браилу. Спросите там болгарскую школу.

Листок с фамилией он порвал на мелкие клочки и выбросил их в иллюминатор.

Я был несколько разочарован. Сказать по правде, я бы предпочел чемодан с револьверами, бомбами, динамитом.

- И все?

- Все, - подтвердил Ботев. - Но это очень много. Так революция и делается. Каждый выполняет какую-то одну незамысловатую задачу, а все вместе приводят в движение могучий механизм революции. С этой минуты можете считать, что охрана груза доверена вам, - сказал Ботев и отдал мне ключи и от чемодана, и от каюты. - А теперь выйдем на палубу, проветримся, может быть, вам удастся познакомить меня со своим князем.

Однако познакомиться с князем ему не удалось. Хотя у меня не проходило ощущение, что тот где-то рядом и неотступно за нами наблюдает. Лишь перед самым Измаилом князь появился на палубе, стоял в отдалении и, казалось, был занят созерцанием приближающегося города.

Мы спустились на минуту в каюту, Ботев перекинул через руку пальто, зашел к коридорному за чемоданом-двойником, в котором не было ничего, и поволок его с видом, точно его наполнял свинец.

Пароход пришвартовался, мы подошли к трапу. В некотором отдалении за нами наблюдал князь. Он с таким напряжением сопровождал взглядом чемодан, что даже мне передались его муки и колебания. Едва Ботев сошел с парохода, как князь сорвался с места, пронесся мимо меня и тоже очутился на берегу.

Ботев верно все рассчитал. Я благополучно прибыл в Одессу. Меня никто не досматривал. Таможенник только махнул мне рукой, чтобы я не задерживался. Выйдя на набережную, я подозвал извозчика и отправился прямо в Новороссийский университет.

Вакации кончились, у входа царило оживление. В подъезде стояли два швейцара, один - с рыжими усами, другой - с седой бородой.

- Где я могу видеть профессора Мечникова? - обратился я к бородатому.

- Федор, - кивнул тот рыжеусому. - Проводи господина студента к Илье Ильичу, опять им посылочка.

Федор повел меня университетскими коридорами; я, еле поспевая за ним, тащился вслед со своим неподъемным чемоданом, на ходу объясняя провожатому, что у меня для господина профессора удивительно вкусное домашнее варенье и прочие сласти.

Мы остановились перед застекленной дверью, за которой явно находилась какая-то лаборатория.

- Пришли, - лаконично сказал Федор. - Стучите.

Дверь открыл молодой человек с пушистой черной бородкой.

- Мне нужен профессор Мечников, - сказал я. - Доложите, пожалуйста.

- Я и есть Мечников, - отвечал молодой человек. - Что вам угодно?

Тут взгляд его упал на чемодан, и он широко распахнул дверь:

- Заходите, заходите.

После чего обратился к моему провожатому:

- А вы идите, Федор Анисимович, этот господин побудет у меня.

Потом опять ко мне:

- Если я не ошибаюсь...

- Не ошибаетесь, - не дав ему договорить, сказал я, - я к вам от Петра Петровича из Киева.

Теперь он должен был осведомиться о здоровье мифического Петра Петровича.