Она заметила среди утесов струйку дыма, как будто кто-то развел там костер, и показала Нику.

— Оптический обман? — поинтересовалась она.

— Возможно. А может, вулканическая активность. Не исключено, что старушка Вертикальная с точки зрения геологии все еще жива.

Аликс откинулась на спинку кресла, будто закутываясь в мягкие вибрации двигателей, а сама рисовала в воображении танцоров, выступающих под Близнецами. И начала складывать музыкальную партитуру.

Хатч объявила, что начинается спуск. Аликс вновь выглянула за борт, поискала глазами дом — овал с внутренним двором и куполом, — но увидела только истерзанный ландшафт и свет, как в канун дня всех святых. Тем временем шаттл снижался. Кресло начало «выпадать» из-под Аликс, ремни безопасности стянули плечи и ноги, удерживая ее на месте. Затем она услышала, как Джордж сказал: « Вот оно », — но ей все еще ничего не было видно; должно быть, нужно было подняться и выглянуть сквозь ветровое стекло. (Почему его называют «ветровым», ведь шаттл движется в вакууме?)

За иллюминатором появился сплошной массив камня — угловатый, пустынный, неуклонно поднимающийся. Он был достаточно близко, так что Аликс могла бы, высунув руку из иллюминатора, потрогать. Она даже хотела попросить Хатч быть осмотрительнее, но понимала, как это воспримут, поэтому предпочла промолчать, но не смогла сдержать улыбки, когда Джордж все-таки произнес эти роковые слова.

— Осторожно. Мы идем слишком близко.

Хатч ровным спокойным голосом уверила его, что все в порядке. Джордж умолк, цепенея, и отвернулся, уставившись на скалу. Затем демонстративно «утонул» в своем кресле — съежившись, прикрывая рукой голову.

Хатч рассмеялась, но Аликс затаила дыхание, крепко вцепившись в кресло. Скалы замедлили свое движение вверх, затем почти остановились, и Аликс почувствовала неприятный гул посадочных двигателей. Хатч ненадолго включила их, постепенно заставляя работать вес шаттла, позволяя челноку медленно опускаться и, вероятно, желая убедить себя, что скальный выступ не убежит из-под них раньше, чем они сядут. Она пошла на снижение, и гудение двигателей изменилось, притихло, а затем смолкло.

Аликс освободилась от ремней безопасности и поднялась с кресла, чтобы взглянуть вперед. Дом был перед ними! Здание походило на заброшенный стадион, на железнодорожный терминал, а, может быть, на задний двор галереи магазинов, оказавшийся здесь как часть театральной декорации.

Место, куда отправляется Бог, когда нуждается в передышке .

Путешественники подключили баллоны с воздухом, и Аликс взглянула направо (по правому борту правильнее было бы сказать) и не увидела никакой площадки, куда они бы приземлялись. Вместо этого она заглянула в ущелье глубиной много сотен метров, где все было окутано мраком и где она так и не сумела разглядеть дно.

Хатч стояла в воздушном шлюзе, следя за тем, чтобы никто не спешил на выходе из шаттла.

— Держитесь дальше от края, — предостерегала она каждого, кто спускался по невысокой лестнице-трапу и пересекал голую бесплодную землю.

Коротко обрубленное крыло шаттла едва не касалось вертикальной скалы, застыв на волосок от нее. Хатч взглянула вверх , и у нее захватило дух. Стена камня поднималась на высоту от двух до десяти километров, скрываясь из глаз. Она напомнила Хатч Килиманджаро — вот только на вершине не было снега, лишь гладкий, серый, уходящий в вечность камень.

И небосвод, боже мой, этот небосвод . С одной стороны Осенняя, с другой — Кобальтовая, каждая со своим семейством колец, и между ними огромное облако, похожее на китайский фонарик. И край большого кольца, которое, точно гигантский туманный тракт, прорезало по дуге окружающую тьму.

Несколько минут Хатч пристально вглядывалась. Так, не сговариваясь, сделали все. Но в конце концов не удержались и заговорили. Аликс тихо и осторожно соскользнула на поверхность перед шаттлом, двигаясь за Ником, и столкнулась с ним, когда тот неожиданно остановился. Он рассматривал другой корабль, тот, который они издалека наблюдали на экранах «Мемфиса», безопасный, самый обычный космический корабль. Но теперь, на «крупном плане», он оказался серо-черным и совершенно иным . Что-то особое было в его очертаниях и обводах корпуса, в изгибах, в том, что искусственный свет шаттла тонул в ряду темных иллюминаторов, казалось, бесследно, не позволяя проникнуть в замысел конструктора.

Все было покрыто слоем пыли: корпус, крылья, крыша кабины. Будто корабль провел здесь очень долгое время. Теперь он стал частью пейзажа, сам твердый и неизменный, как каменная стена. Его крылья были длиннее и более закругленными, чем у шаттла.

Ник сделал несколько снимков, а Хатч с любопытством поглядывала на люк. Аликс заметила, что Тор выбирал наилучший угол обзора, и догадалась, что он готов без промедления приняться за новый холст. Сама она рассматривала корабль как театральный реквизит и пыталась представить себе песни, которые могли бы быть написаны по поводу первой встречи с кораблем другой цивилизации — и уже проигрывала про себя одну из таких мелодий. Это был свет звезд в чистом виде. Аликс не была гениальным композитором, и ей очень хотелось, чтобы все это могли увидеть Бен Хав или Эмми Бисел. Самой ей с этим не справиться, но она сможет сделать вот что: усадить их рядом с собой и рассказать, на что все это было похоже.

У корабля был приставной трап с большими толстыми ступенями, массивными, как предплечья Джорджа, и только три из них были разнесены друг от друга достаточно далеко, чтобы это было удобно для людей.

— Ты стоишь слишком близко к краю, — сказал кому-то Ник. — Отойди.

— Как думаешь, сколько времени он простоял здесь? — спросила Хатч.

Аликс пожала плечами. Откуда ей знать? Любое произвольное время. При почти полном отсутствии атмосферы в этом месте собралось достаточно много пыли. Пару лет? Пару тысяч лет?

Все молчали. Ник, стоявший около трапа, нерешительно потянулся и коснулся его, обозначив таким образом исторический момент. Тор взял в руки камешек (как ни странно, выковырял из скалы) и на глазах у Хатч бросил за край ущелья. В Торе было еще так много ребяческого! Хатч и Джордж тем временем пристально вглядывались в эти самые окна, что взирали куда-то мимо них, настороженно всматриваясь в каменный пейзаж, наблюдая за Осенней, которую с одной стороны обрамляла седловидная гора, а с другой — пик, тонкий и длинный, как веретено, выглядевший так, будто мог внезапно обломиться.

Окна располагались на обоих этажах дома (одно было круглым), а вдоль фасада, огибая пилястры и уступы, тянулся настил. Над ним возвышался купол, казавшийся под этим углом обзора больше, чем на экранах корабля. А на уровне первого этажа, прямо перед собой, Хатч увидела входную дверь.

Большую входную дверь.

Она была прозрачной. «Или когда-то была», — подумала Аликс. Теперь дверь покрывал толстый слой пыли. Но когда женщина протерла ее основанием ладони и повернула в ее сторону фонарь, свет проник внутрь. Аликс увидела стулья. И столы, и полки. И картины на стенах. И книги!

— Невероятно, — сказал Джордж. — Невероятно! — Он прижался лицом к стеклу.

Аликс хотела толкнуть дверь, но Джордж никому не собирался позволять рисковать, поэтому мягко отстранил ее с дороги и принял лидерство.

Аликс пришло в голову, что они похожи на группу, отправившуюся на воскресную прогулку. Джордж был в старых джинсах и рубашке, украшенной поперек надписью: «Университет Мичигана», в парусиновых туфлях и потрепанной шляпе, по которой лет сорок назад сходил с ума весь университетский городок.

На Нике — охотничья рубашка со множеством карманов (хотя все они были абсолютно бесполезны, поскольку их закрывало силовое поле) и камуфляжные брюки. У Тора — ярко-синяя спортивная куртка с полицейским значком на левой половине груди и надпечаткой на спине, которая гласила: «Отделение полиции Лос-Анджелеса». Когда Аликс спросила, где он раздобыл это, он объяснил, что его брат там следователь в отделе убийств.