«Инопланетян?» — удивился Тор.

— Хатч, ты слышишь меня? — Черт возьми, но ведь здесь нет инопланетян. — Хатч? Где ты? Пожалуйста, ответь, черт возьми.

— Извини, Тор. Хотелось бы, чтобы мы могли сделать больше .

Это уже теряло всякий смысл.

— Хатч, здесь нет ничего живого, кроме меня.

— У тебя не будет возможности говорить со мной. Ты пробудешь в зоне связи всего мгновение. Мы подсчитали, что ты пройдешь мимо нас со скоростью семьдесят пять тысяч километров в секунду .

Нет, это неправда . Это не могло быть правдой. Звезды над Тором были неподвижны — и чинди тоже.

— Это ошибка, — сказал он. — Я лежу в дрейфе. Я вообще не двигаюсь.

Он ждал, а потом окликнул ее. Встал и взглянул на звезды.

— Происходит нечто совсем другое. Хатч…

Она продолжала говорить с ним, объясняя, что они в силах сделать, объясняя, что очень сожалеет о происходящем и что она обязательно предпримет что-нибудь, чтобы снять его… Передачу периодически прерывали помехи. Их приветствовала Бетельгейзе.

Тор вышагивал по корпусу чинди , странствуя между «холмов» и бесплодных «равнин». Он припомнил: когда-то давно Хатч заметила, что археологи, откапывая древние строения и извлекая оттуда то, что еще можно извлечь, всегда заканчивали раскопки одним и тем же заявлением: «Какую интересную историю они могли бы поведать, если бы умели говорить!»

Им нравилось думать, что они в силах заставить заговорить древние храмы. Что им слышны «рассказы» и резцов, и инструментов, и керамики, и давно погибшей орбитальной станции возле Беты Пасифика. Но, по словам Хатч, археологи отлично знали, что это очень «скупые» беседы. Ведь даже имена королей обречены забвению.

Но вот взгляд чинди , как ему казалось, проникал повсюду. И его «голос» говорил с каждым, кто умел найти способ попасть к нему на борт. Неужели такова и была цель? Неужели эта «скала» действительно драгоценный дар для любого, кто в состоянии найти ее? Или она так и останется потерянной?

Он израсходовал почти весь воздух и потому решил отправиться к выходному люку, заглянул вниз и обрадовался, увидев, что его палатка по-прежнему на месте. Всякий раз он возвращался к ней, затаив дыхание, осознавая, что всегда есть шанс, что в его отсутствие роботы смахнули ее куда подальше. Бригада для уборки помещений — это же так понятно. Никак не может позволить, чтобы кругом валялся мусор .

Он экспериментировал, оставляя в разных коридорах смятые листы бумаги. Они неизменно исчезали, через день или позже. Но роботы никогда не трогали его палатку.

Кто-то знал . Может быть, он просто не понимал, как ему помочь.

Тор спустился по лестнице. Как раз приближался один из роботов. И этой движущейся платформе пришлось изменить маршрут, прижаться к стене, чтобы миновать палатку.

Тор сделал шаг, заступил роботу дорогу, и тот остановился. Черные диски, которые, по всей вероятности, служили ему глазами, уставились на землянина.

— Привет, — сказал Тор. — Отвези меня к твоему капитану.

Робот ждал.

— Ты меня понимаешь? Я «застрял»… «влип»… я в затруднительном положении. Мне нужна помощь.

Робот пытался объехать его, но Тор держался прямо перед ним.

— У вас, парни, действительно немалый интерес ко всему незаурядному. Но вот мы явились сюда, к вам, а вы даже не заметили этого. Почему?

Это были роботы-смотрители, роботы-сторожа. Несколько дней назад Тор забрался на одну из таких платформ и ехал на ней, пока она не свернула в одну из комнат. Робот запустил программу, заключавшуюся в демонстрации чудовищного зрелища: раскинувшийся на морском побережье выстроенный из мрамора город внезапно разрушало облако . «Одно из Омега-облаков, — подумалось ему, — тех самых бесструктурных материальных масс, что волнами распространяются от центра Галактики примерно каждые восемь тысяч лет, чтобы разрушать геометрически правильные тела. Одна из величайших загадок современности».

Изображения были нечеткими. Робот произвел все необходимые настройки и удалился. При этом он так и не обратил никакого внимания на Тора.

Много времени Тор уделял и своему дневнику, записывая впечатления от увиденного в «выставочных павильонах» и от времяпрепровождения на корпусе (с тех пор, как «Мемфис» был для него потерян, ему расхотелось описывать сами «выставки»). Но когда он перечитал свои заметки и обнаружил, что они чересчур сентиментальны, ему пришлось вносить исправления. В итоге он переписал все. Ведь, в конце концов, он знал: кто-то сюда придет. И каждое из оставленных им последних слов, станет частью легенды о чинди . Поэтому он старался оставаться сухим, холодным и насмешливо удивленным. Он представлял себе, как люди в Смитсонианском институте разглядывают экспонаты в выставочных залах. И как в конечном счете перед ними предстают «Размышления Тора Виндерваля».

Да, сухого, холодного, замкнутого. Того самого типа, которого всем хотелось узнать.

Он проследил, как робот укатил в глубину коридора и исчез за углом, и подумал: «Все было бы великолепно, если бы тот сейчас прикатил прямо на мостик и, вызвав капитана, доложил: „Сэр, Тор ожидает у выходного люка. Ему требуется пара канистр с кислородом. Вполне достаточно, чтобы дождаться, пока придет „Мемфис“ и заберет его“. А потом, вернувшись, произнес: „Для нас ваше присутствие на борту большая честь, мистер Виндерваль. Заходите еще, когда будете по соседству“.

Тор забрался в палатку и наполнил баллоны воздухом. Сигнальная лампа едва светилась. Тор стоял перед компрессором, чувствуя себя потерянным и одиноким, проникаясь жалостью к себе. Затем он оставил агрегат и вновь вышел наружу, ожидая прохождения «Мемфиса». Хатч тоже находилась снаружи, на корпусе своего корабля. Она дважды повторила Тору, что будет там. Он еще раз проверил время. Оставалось всего несколько минут. Разумеется, возможности узнать, когда именно она собиралась появиться там, не было. Обычно когда люди говорят: «Мы будем там-то через полтора часа», подразумевается определенная погрешность.

— Хатч, — сказал он, активируя канал связи, — я хотел бы провести остаток жизни рядом с тобой. — И усмехнулся. По всему выходило, что так оно и случится.

Ровный хор шумов вселенной стал ему ответом. Если слушать внимательно , как говорилось в старинной песне, можно услышать Бетельгейзе .

— Я все еще здесь, Тор .

И снова он поразился, какой близкой казалась Хатч, как будто стояла позади него или за ближайшим гребнем.

— Хатч, ты все-таки меня слышишь? Ответь, если да.

— Сейчас ты всего в нескольких секундах полета от нас. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной, — сказала она.

А я что делаю?

Гребни по обе стороны от внешнего люка были невысокими. Едва заметными волнами на обширной поверхности камня. Но он все-таки выбрал точку, которая казалась самой высокой, хотя и без того мог свободно видеть все вокруг. Он подошел, покачал головой и забрался на самый верх. «Мемфис» должен появиться строго впереди. Где-то за передней кромкой чинди . За тем местом, где смыкались гребни. Где-то .

Он терпеливо ждал, прикрывая глаза от несуществующего слепящего света. С одной стороны возникло какое-то движение. Но это было всего лишь облачко пыли. Микрометеорит.

И затем:

— Я люблю тебя, Тор .

Что ж, это последнее было, в общем-то, неплохой новостью.

Едва различимое изменение в передаче и в ее голосе подсказало ему, что тот искажен эффектом Доплера. — Прощай, Присцилла, — сказал Тор.

Он выпрямился во весь рост, отчаянно желая, чтобы заблудившийся камень попал прямо в него, освободив от необходимости самому принимать подобное решение. Помог бы покончить со всем этим.

Хатч была права. Ничто внутри чинди не стоило его жизни. Может быть, умереть и стоило, но лишь в каком-то смутном философском смысле. И только ради чьего-то спасения. Когда Пит, и Герман, и остальные погибали, их поступки казались смелыми, достойными, уравнивая высокую жертву с высокой целью. С попыткой открыть окно, чтобы различные расы наконец-то смогли бы узнать своих ближайших соседей.