Она не знала, что ответить дочери, как объяснить, что все это ложь, как рассказать, что на самом деле случилось двадцать лет назад, если до сих пор перехватывает дыхание, стоит только вспомнить. Но ей и не пришлось ничего говорить. Вэрд Старнис вышел на галерею как раз вовремя, чтобы услышать последние слова дочери, и теперь мрачно смотрел на Тэйрин, загородив собой жену. Он не собирался щадить перешедшую грань девочку:

– Если вы будете продолжать вести себя подобным образом, миледи, то все будут знать, что вы дурно воспитаны. К моему сожалению.

– Но я же должна знать, за кого выхожу замуж!

– Вы знаете. За Корвина Пасуаша, наследного лорда Квэ-Эро. И довольно об этом. Извинитесь перед матерью и ступайте переодеваться.

Тэйрин хорошо знала отца: чем вежливее он разговаривал с дочерью, тем сильнее ей удалось его разозлить. Она и впрямь виновата – вон, какое бледное у мамы лицо. Девочка присела в низком реверансе перед Риэстой и убежала к себе – переодеваться. Упрямство – упрямством, но она и в самом деле замерзла, а синее бархатное платье с золотым кружевом оттеняло ее фиалковые глаза и удивительно шло к золотистым волосам. Да-да, именно золотистым – и пусть только кто-нибудь посмеет назвать их рыжими! Невесты не бывают рыжими! И с матерью воспитанные невесты тоже не спорят. Тэйрин вздохнула и в который раз пообещала себе исправиться.

Горничная окинула молодую госпожу внимательным взглядом: корсаж затянут, золотое кружево целомудренно прикрывает глубокий вырез, волосы уложены безупречно – крупные локоны спадают на спину, мелкие – заплетены в сложный венок вокруг головы, сапфировые серьги оттягивают недавно проколотые уши. Красавица! Даже жаль, что жених не увидит. Тэйрин посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна – платье и прическа соответствовали торжественному моменту. Она кивнула служанке:

– Подожди меня в галерее. Я хочу помолиться.

Если горничная и удивилась столь внезапному приступу благочестия, то ничем этого не показала, молча вышла за дверь. Тэйрин тут же достала баночку с румянами, обмакнула палец и только собралась прибавить и без того розовым щекам яркости, как за спиной скрипнула дверь. Девушка быстро спрятала руку за спину, но, увидев вошедших, улыбнулась:

– Вы бы хоть постучались. Вдруг я переодеваюсь.

– Тогда бы здесь была горничная, – резонно возразил Ллин Эльотоно, а его младший брат Мэлин кивнул.

Тэйрин единственная умела различать близнецов – ни Риэста, заменившая племянникам мать, ни Старнис, опекун детей казненного герцога Квэ-Эро, не могли понять, с кем из братьев разговаривают, а близнецы, похоже, и не замечали, что смущают людей своим сходством. Одно время Риэста пыталась заставить Ллина носить синюю нитку первородства, но ничего не получилось – мальчик послушно позволил повязать отличительный знак, но уже на следующий день такая же нитка появилась на запястье его младшего брата. Близнецы считали свое сходство естественным и удивлялись скорее тому, что все остальные люди отличаются друг от друга.

Девушка повернулась к зеркалу и, не обращая внимания на кузенов, принялась размазывать по щекам румяна. Ллин стал за ее спиной, она видела его отражение: высокий, с золотистой кожей и черными, как крылья бога смерти, волосами – лишь бархатно-синие глаза Эльотоно выдавали их родство. Братья походили на свою мать, Ивенну Аэллин, а от отца унаследовали только цвет глаз.

– Ты зря красишься. Красный не подходит к синему.

– Ты ничего не понимаешь, – фыркнула Тэйрин, и обмакнула кисточку в сажу для ресниц.

– Тэйрин, мы хотели говорить с тобой, но ты все время с кем-то.

– А у вас секреты? – Улыбнулась девушка. Она не удивлялась, что Ллин говорит «мы».

– Ты не должна выходить замуж.

– Это еще почему? – Тэйрин даже не возмутилась, настолько ей стало любопытно.

– Потому что мы не хотим отдавать тебя. Ты должна остаться с нами.

– Ну, это вы здорово придумали, – рассмеялась девушка. – Я, значит, должна остаться старой девой, чтобы ездить с вами на охоту и играть в слова.

– Ты не понимаешь.

– Ты не можешь нас оставить. Ты наша. Мы всегда были вместе, – вступил в разговор Мэлин.

– Когда ты только родилась – мы уже знали, что ты наша. – Ллин положил прохладную ладонь на прикрытое тонким кружевом плечо кузины.

Смех оборвался в тот самый миг, когда Тэйрин осознала, что Ллин не шутит. Они всегда были вместе: сколько девушка себя помнила – близнецы были рядом. Они научили ее читать, ездить верхом в мужском седле, стрелять из лука и вязать морские узлы, играть в клеточный бой и сочинять стихи, брали на себя вину за ее шалости и таскали для девочки горячие пирожки с кухни.

Она никогда не задумывалась, почему братья до сих пор живут в доме ее отца, не собираясь обзаводиться собственным хозяйством. Девочку устраивало подобное положение дел: несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, кузены были ее лучшими друзьями.

Но Тэйрин всегда знала, что выйдет замуж, уедет в другую провинцию и больше никогда не увидит родительский дом. Благородные дамы редко путешествуют, разве что в гости к ближайшим соседям или ко двору. Родители, братья, кузены – все останется в прошлом, таков неизменный порядок вещей, даже странно, что близнецы могут думать иначе.

Впрочем, ее любимые кузены всегда были со странностями: братья никогда не разлучались, Тэйрин не слышала, чтобы Ллин или Мэлин сказал о себя «я», всегда неизменное «мы», словно один человек существовал в двух телах, говорили они по очереди, один подхватывал мысль другого, завершая за него фразу. Все думали, что близнецы – просто похожие, а на самом деле они одинаковые.

Тэйрин досадливо тряхнула головой, забыв, что рискует разрушить прическу – нашли время для своих глупостей! Она сбросила руку Ллина:

– Подумаешь, они знали! За рабынями в Кавдн езжайте, а я сама по себе! – Тэйрин говорила правду: пускай главой рода был ее старший брат, молодой граф Виастро, и он подписал брачный контракт, пускай родители выбрали супруга для дочери – против воли ее замуж бы не выдали. Она сама согласилась: жених всего на шесть лет старше, будущий герцог, говорят, что красив. Чего еще желать? Несмотря на капризный нрав, Тэйрин хотела удачно выйти замуж.

– Тэйрин, – Ллин снова положил руки ей на плечи, – это не шутка. Ты не можешь быть без нас. Подумай – и ты поймешь.

– Без отца и матери могу, без братьев – могу, а без вас – никак!

– Ты должна остаться с нами! – Мэлин эхом вторил брату.

– Да что вы заладили как ученые скворцы! «Остаться с вами» – кем, скажите на милость? Вы что, вдвоем на мне женитесь? Да у вас даже дома своего нет!

– Это не важно.

– Мы заберем тебя.

– Уедем отсюда.

– И где вы такую страну найдете, чтобы два мужа иметь можно было? Или вы меня на каминную полку поставите, любоваться? – Она выскользнула из-под рук кузена, взбила локоны на плечах.

Мэлин посмотрел на брата, Ллин медленно кивнул:

– Ты боишься поступить так, как желаешь. Они заставили тебя – отец, мать, брат.

– Старые глупые порядки: женщина обязательно должна выйти замуж.

– Ты можешь быть свободна, вместе с нами.

– Угу, принадлежать вам. Странная у вас свобода получается. Свобода ото всех! Слышал бы вас отец! – Возмутилась девушка.

– Им незачем знать.

– Мы просто уедем.

– Сегодня же.

– Хватит! И думать забудьте про эту чушь, если хотите, чтобы я писала вам из Квэ-Эро. Меня никто не заставляет – я сама согласилась и уж тем более не убегу от алтарей.

Тэйрин направилась к двери, но Ллин ухватил ее за руку и подтянул к себе, наклонился – девушка почувствовала свежий запах мяты, взял ее подбородок в ладони и осторожно, но непреклонно поднял ее лицо. Она прошептала почему-то шепотом:

– Пусти, – но он уже закрыл ее губы своими, прохладно-сладкими, словно поздние осенние яблоки, переждавшие на ветвях первый снег. Чьи-то руки касались ее шеи, сминали золотое кружево, путали волосы… а поцелуй, первый поцелуй в ее жизни, все продолжался и никак не получалось возмутиться, оттолкнуть настойчивые руки, оторваться от чужих губ. В ушах шумело, словно под водой, и стук в дверь показался неимоверно далеким, а голос старшего брата – чужим: