– Я знаю об этом корабле только то, что называется он «Корморан».

– Это же фрегат! – проявил сообразительность Заг.

– Первый раз слышу про такой, – бесцветным голосом сообщил Чен и уселся в свободное кресло.

– Выговор тебе с занесением, Чентам Делано Амакити. Нужно было лучше учиться, – прохрипел из своего угла сержант Гусак, и мы все застыли как громом пораженные. Кто как, а я в глубине души был уверен, что капут нашему свирепому Милошу…

А потом мы все четверо, прилипнув к видеоокну, с замиранием сердца наблюдали за тем, как великодушно распахивается ярко освещенная утроба корабля, как ворочают своими хлопотливыми конечностями стыковочные серверы «Корморана»…

О, в тот день было на что поглазеть. Увы, ни у кого из нас не было сил кричать от радости и удивляться…

Я взял капсулу с безмятежно окуклившимся найденышем и шагнул навстречу четверым людям в форме флаинг-офицеров Флота Большого Космоса.

И тогда я подумал, что, возможно, если бы не этот малыш, смерть не стала бы миндальничать с пушечным мясом вроде меня, Зага, Чена и сержанта Гусака.

Стоило мне добраться до теплой койки, как мною овладела апатия. Я больше ничего не слышал и слушал. Никому не отвечал. Говорят, следующие двое суток в госпитальном отсеке «Корморана» я только и делал, что ел и спал. А выспавшись, снова наедался до отвала и укладывался дрыхнуть…

– Типичный травматический синдром! Вот увидишь, через несколько часов сменится маниакальной гиперактивностью!

– Да нет же, я тебе говорю! Это гипоактивность наступила как следствие стрессового перевозбуждения…

У моей койки шептались двое молодых интернов. Иногда к ним присоединялся доктор Леви – высокий худощавый человек с широкой лысиной, признаком большого ума.

Я делал вид, что никого не узнаю. Это давало мне преимущество – я мог не здороваться.

Моя «гипоактивность», впрочем, совершенно не мешала банде медиков использовать меня в качестве подопытной морской свинки – меня облепили датчиками, как рождественскую елку шарами. Но я не возражал. На самом деле я был настолько доволен жизнью (именно жизнью – тем, что жив!), что даже операцию на яйцах, наверное, перенес бы без ропота.

А вот от психосканирования я наотрез отказался. Правда, это было уже несколько дней спустя на нашей оперативной базе Декстра Порта.

Доктора «Корморана» настолько свыклись с моей молчаливостью, с моей прожорливостью и сонливостью, что когда я по прибытии на внутренний рейд Декстра Порты самостоятельно отстегнул все датчики, встал, надел комбинезон и довольно многословно поблагодарил их за заботу, они просто языки проглотили. От неожиданности. Интересно, они думали, что на Глокке я заразился болезнью Дауна?

Любезное предложение доктора Леви выдать мне направление в пехотный госпиталь я решительно отверг. Не надо было мне их «одолжений». Сачковать службу в мои планы не входило.

– Ну, как хотите, – прогнусавил интерн по имени Виктор. Он явно не понимал, отчего я так рвусь в бой.

– Тогда счастливого пути, – пробормотал доктор Леви, озадаченно чухая лысину. – Я, между прочим, слышал, что вас, молодой человек, представили к награде. К «Огненному Кресту». Как спасшего командира отделения и ребенка.

Я тоже это слышал. От Зага, который приходил меня навестить. Но я сделал вид, что удивлен.

– Кстати, а что с тем ребенком, которого я спас?

– Мы благополучно открыли капсулу теплой гибернации.

– И что?

– Ничего. В смысле, оказался здоровым, жизнеспособным…

– …мальчиком?

– Девочкой.

– А родители нашлись? Вы уже связались? Выяснили? – не отставал я.

– Ну… – замялся Виктор, – я, конечно, делал запрос. Но пока никакой информации нет. Детей с соответствующей ДНК-матрицей в базе данных Копей Даунинга не значится. Впрочем, это ни о чем не говорит. Скорее всего информация, которая была мне доступна, уже устарела. Может быть, родители вместе с ребенком прибыли на Глокк незадолго до катастрофы. Их, как положено, зарегистрировали, только данные не успели покинуть информационную систему Копей. Вы же знаете, как это бывает… Кроверны сбили спутники протокола или еще что-нибудь в этом духе…

– Ну дела… – Я, честно говоря, опешил.

– Но вы не волнуйтесь, молодой человек, – увещевал меня доктор Леви. – Думаю, на базе в два счета разберутся. У них и средства имеются, и каналы связи получше…

Чувствовалось, что судьба ребенка тут мало кого волнует. Про себя я такого сказать не мог. После стрекошвеек, после вод из поднебесья этот ребенок, то есть эта девочка… в общем, я даже немного разозлился.

– И что с ней теперь будет?

– С кем?

– Ну… с девочкой?

– Обычным порядком. Отправим ее в госпиталь флота. А там пусть разбираются… Там у них есть специалисты. Должны быть.

– То есть вы ее просто с рук спихнете – и все?!

– А вы, молодой человек, предлагаете мне ее здесь оставить? – с издевкой спросил доктор Леви. – Может быть, мне ее выкормить собственной грудью?

Я потупился. Он, конечно, был прав. С обычной точки зрения.

– Знаете, тогда давайте мне. Я хочу сам отнести ее в госпиталь, – постановил я.

Все трое театрально вылупились на меня, будто я предлагал им прямо так, прямо тут заняться групповым сексом.

– Какие-то проблемы? – переспросил я.

– Любые проблемы. Какие только скажете, – изрек доктор Леви. У него даже лысина покраснела. От работы мысли. – Начнем с того, что это воспрещается уставом Медицинской Службы.

– Что именно воспрещается?

– Передача детей посторонним лицам.

– «Посторонним лицам»? – взвился я. – Да если бы не я, малышка сейчас дрейфовала бы в своей капсуле по лабиринтам Копей Даунинга наподобие брошенной подводной лодки. Капсула, рассчитанная на сто восемь часов, уже прекратила бы работать, а даже если бы не прекратила… Кто ее нянчил бы? Кроверны? А может, меоравиоли?

– Да разве ж я спорю… – отозвался доктор Леви. – Но ведь устав есть устав… Вы – постороннее лицо. Вы не родственник, не опекун…

– А откуда вы знаете, что я не родственник?! Вы ведь даже имени ее не знаете!

– Да что вы так кипятитесь, молодой человек?

– Потому что я чуть не сдох там, на Глокке, из-за этой девчонки. Я носил ее на животе, как беременный, когда в меня стреляли из всего, что стреляет! Я чуть не погиб при старте нашего катера, тоже из-за нее. И я хочу знать, что с ней будет! Мне необходимо знать, что я не напрасно рвал свою задницу, чтобы вылезти из той мясорубки! Я хочу знать хотя бы, как ее зовут!

– Если это станет известно, вам непременно сообщат, – вставил словцо второй интерн.

Я покраснел и медленно сжал кулаки. Больше всего мне хотелось залепить этому молодцу в лоб. Чтоб знал, как умничать. А потом и доктору, чтобы меньше думал про устав.

Доктор Леви быстро понял, чем пахнет.

– Хорошо. Будь по-вашему. Пусть на моей совести будет значиться лишнее нарушение устава, – сказал он и добавил: – Виктор, принесите девочку.

Так я и вышел в холл Третьего терминала космопорта – с девчонкой на руках.

Доктора напялили на нее ушитый серебристый комбинезон самого маленького размера, какой смогли найти. Такие, слыхивал, держат на кораблях Космофлота для хурманчей. Ну, по-любому ее маленькое тельце болталось в этом комбинезоне, как палец в кармане пальто. Зато на плече комбинезончика красовалась крохотная надпись «Корморан».

Девчонка лопотала что-то невнятное и жадно смотрела по сторонам своими лучезарными васильковыми глазами, то и дело норовя ухватить меня за ухо. В тот момент, когда единственной выжившей обитательнице Копей Даунинга удалось осуществить свою маленькую мечту, на меня насели репортеры…

– Немедленно снимай! Посмотри, какой кадр! Солдат со спасенным ребенком!