– Заг, дай свет.

И стал свет.

– Заг, еще.

И стало еще.

Несколько пятнышек крови на полу. Оплывший под кислотными лазерами пластик. Все как-то скособочено. Потолок и пол местами присобраны гармошкой. Неподвижный термит в углу. Несколько рваных дыр в полу вокруг него – похоже, от обычного огнестрельного оружия с разрывными пулями.

Кое-где пол покрыт светлыми пятнами. Следы гелия, который разбрызгивал Дюмулье.

Проходим кессонный отсек.

Это впечатляет. Сами бронедвери – крепчайшие, монолитные плиты – кроверны взломать не смогли. Но термитам или каким-то другим роботам удалось подкопаться под керамический фундамент отсека.

Двери просто не вынесли собственной тяжести. А может, кроверны помогли им для верности хорошим направленным взрывом.

Так или иначе, весь отсек ухнул в черную бездну, открыв кровернам свободный проход внутрь аварийного периметра.

Светим вверх – туда, где раньше находилась крыша отсека.

Ничего не видать. Сонары сообщают, что над нами – внушительная пещера с оплавленными стенками.

Ну вроде ясно. Отсек был подкопан снизу, а сверху термиты вырыли камору для подрывного заряда. Пещера, которую мы имеем удовольствие зреть, образовалась после того, как взрыв выжег порядочный объем породы.

До базальтовой плиты здесь довольно далеко. Под слоем земли и глины – в основном туф. Впрочем, термиты справились бы и с базальтом, сомнений нет.

Продвигаемся до пересечения с кольцевым коридором.

Контрольный выстрел влево. Вправо стреляет Заг Дакота. Вверх, в черный отвор технологического канала – шедший третьим Чентам. Точнее, Чен Молчун, извиняюсь, сержант.

Такая вот у нас подобралась тройка. Так мы и топаем: впереди я, за мной Заг, потом – Чен. Чен все больше пятится раком, чтобы нас с тыла никто не обидел.

Пока все нормально. Никаких признаков движения. Ни термитов, ни кровернов, ни людей.

Вполне доверять нашим датчикам нельзя – здесь есть чему экранировать и радио-, и тепловые волны. И даже микросейсмическая локация не всегда точна. Однако есть все-таки надежда, что нам не грозит встреча с большими стаями термитов.

Проходим по кольцевому коридору сорок метров вправо – до первой двери жилого отсека. Дверь отсутствует, в отсеке – темнота.

Возвращаемся к пересечению с радиальным коридором.

Проходим сорок метров влево – там тоже, совершенно симметрично относительно радиального коридора, расположена дверь другого жилого отсека.

Везде одна и та же картина: разгром.

Уже видели первые трупы. Чен несколько раз без выражения повторяет: «Выблядки сатанаиловы». А еще Молчун.

Снова возвращаемся к пересечению с радиальным коридором. Туда уже подтянулись остальные солдаты нашего отделения во главе с сержантом Гусаком.

С ними сразу чувствуешь себя как-то веселее.

Блицразведка выполнена. Заходить дальше мы пока что не имеем права.

Пора подозвать от лифтов отделение Бета. Оно займет узловую точку на пересечении коридоров, и только тогда мы продвинемся на всю катушку.

Это очень трусливая тактика. Но иначе нельзя. В закрытых помещениях, а тем более под землей, штурмовая пехота сразу теряет и скорость, и три четверти своей наступательной мощи. Огневая секция со своими громоздкими плазменными пушками на гравилафетах сюда просто не пролезет. У тяжелого оружия свои недостатки.

Воздушной разведки нет. И космической нет. Засада может ожидать где угодно. Вырвался чуть вперед – и покойник.

Главное, что даже отомстить за тебя не успеют. Термит выстрелил – и убежал в вентиляционный канал. А ты лежишь с дыркой в груди, и кругом – никого, ничего.

– Чен, Серж, попробуйте-ка вызвать лейтенанта, – просит Гусак.

Лейтенант ждет вместе с огневой секцией у входа в шахту. По идее – чтобы координировать операцию через свой командирский милитум и держать связь с капитаном Веракрусом.

Его трудно заподозрить в трусости. И все-таки мы знаем – иные лейтенанты считают делом чести лезть вместе с передовым отделением своего взвода в самое пекло. Наш не из таких.

Голос у Гусака спокойный. Как обычно. Но его просьба говорит о том, что с ротной связью снова начались неполадки.

Мы вызываем. Тишина. А ведь крошечный мобильный ретранслятор на присоске – вон он, его отсюда видно. Мимо него сейчас как раз проходит сержант Феликс, возглавляющий отделение Бета.

Я машинально повторяю: «Клык вызывает роту», – и вдруг замечаю, что по плечам Феликса ползет отблеск. В шахте лифта – красный сполох.

Когда мы спускались сюда, я при помощи вибробура превратил крышу кабины лифта в труху. Там уже была дыра, через которую выбрался на поверхность Дюмулье. Но дыра несерьезная, кроличья, поэтому для удобства я сделал так, чтобы шахта лифта открывалась прямо в коридор. На случай, если бы пришлось очень быстро драпать.

Время вдруг замедляется. Я отдаю себе отчет в том, что воспринимаю происходящее с нечеловеческим тактом, по миллисекундам, как сверхчуткая видеокамера.

Красный сполох становится все ярче.

Мои мышцы начинают непроизвольное сокращение. Им нужно:

– инстинктивно поднять левую руку, чтобы защитить лицо, то есть смотровое стекло экоброни;

– опрокинуть мое тело на спину;

– заставить его откатиться вбок по кольцевому коридору.

Тугая, неистовая, вся свитая из пунцовых, кровавых, порфировых жгутов струя огня наконец достигает дна шахты.

Выплескивается в коридор. Я вижу, как она поглощает парней из отделения Бета.

Захлестывает сержанта Феликса.

Пламя – полупрозрачное. Сквозь него по-прежнему просматриваются и силуэты пехотинцев, и даже шахта лифта.

Длинная заостренная штуковина, немного подотставшая от огненного потопа, входит в пол кабины лифта.

Я успеваю узнать в этой штуковине носовой обтекатель «Фалькрама». Потом пламя густеет и плотным валом катится по коридору, минуя разрушенный кессонный отсек.

Я больше ничего не вижу, потому что моя ладонь – а точнее, механизированная перчатка экоскафандра – наконец-то заслонила смотровое стекло от огня.

Пламя – уже на излете – бьет мне в грудь. Захватывает меня и сержанта Гусака в свои призрачные объятия. И – иссякает.

Я все-таки успеваю упасть и откатиться за угол по кольцевому коридору.

Второй взрыв сильнее первого.

Ударная волна несет меня по коридору прочь. Я ударяюсь о неподвижного ремонтного кибермеха, я видел его во время нашей блицразведки.

Мимо меня по коридору проносится раскаленным болидом пылающий сгусток плоти. Похоже, это сержант Феликс.

В моих наушниках – густой человеческий рев.

Пол несколько раз делает вверх-вниз. Как кровать в хорошем борделе.

Когда я поднялся на ноги, мне показалось, что я уже достаточно хорошо представляю себе всю мерзость нашего положения.

Невесть откуда взявшийся и невесть кем сбитый «Фалькрам» угораздило упасть ровно в шахту лифта. Попутно у него взорвался двигатель. А потом, с какой-то мизерной задержкой, остатки боеприпасов.

Не исключено также, что…

Я подбежал к пересечению коридоров.

Так и есть. В районе бывшего кессонного отсека произошел обвал породы.

Но – хорошие новости! – обвал небольшой. Даже не до потолка. Тут можно и без вибробура управиться.

Я подпрыгнул и заглянул поверх кучи черного, сплавленного в горячую пластичную массу туфа.

А теперь – плохие новости.

Отделение Бета, похоже, спеклось в полном составе. В шахте лифта бушует лютый пожар. От жара оплывает, как свечка, остов «Фалькрама». Вьются голубые искры размером с откормленного голубя.

Стоит ли говорить, что от нашего ретранслятора – того, который на присоске, – не осталось и воспоминания?

В лучшем случае шахта останется непроходима еще часа полтора. Такого жара экоброня не выдержит, вот и милитум с этим согласен. Может быть и хуже: порода потечет, снизу наглухо залепит шахту спекшейся коркой, а сверху придавит оползнем.