– Плюс-минус. Только ростом поменьше, пошустрее и трусливые невероятно. И – не гуманоиды. Перекатывались, как ежи…

– Да ты не отвлекайся, – вставил Заг и подпер щеку ладонью. Чувствовалось, что мой рассказ его увлек. Я всегда подозревал, что Заг в душе романтик…

– Ну и вот… Мы познакомились, когда меня отрядили ее на скутере отвезти на газодобывающую платформу, совсем близко от нашей основной. Оттуда прекрасно видны были островки, на которых эти гады, «ежики», свои брачные дела устраивают. Содружество в лице Северины хотело знать, не нарушаем ли мы права «ежиков». Проще говоря, не мешаем ли мы им трахаться этой нашей газодобычей.

– И что? Проверили, как там справедливость?

– Проверили. Но мне тогда было не до «ежиков»… Когда она сзади меня на сиденье скутера уселась своей аккуратной поджарой попкой, когда она прижалась лицом к моей спине и обхватила меня сзади своими ласковыми лапками, чтобы не свалиться, у меня все внутри перевернулось. Мой член стал величиной с вышку гиперсвязи! И я понял, что если в лепешку не расшибусь, чтобы завоевать хотя бы один ее поцелуй, то буду последним пидором нашей Галактики…

– И что, дошло у вас до этого?

– Хм! – Я глянул на Зага очень самодовольно. – Правда, только в последний день. Ей уже уезжать надо было, когда она наконец решилась. Я ее, конечно, умолял погодить. Заклинал красотами Верона Нова, своей любовью… Она своему начальству и говорит: «Мне нужно остаться хотя бы на пару дней». А они ей – категорический отказ. Сволочи! Твари! Срочно, мол, необходимо ваше присутствие, госпожа Северина. Обстоятельства, мол, на планете Хрен С Изюмом чрезвычайные. Содружество должно вынести решение… И все в таком же духе, ну ты понимаешь…

– Ясен пень! – мрачно отозвался понятливый Заг.

– На посадке моя зайка плакала так, что у меня сердце напополам раскалывалось. Все коллеги-инспекторы на нее смотрели в три глаза. Типа она же у них начальница была, главный специалист. А тут – рыдает, как девчонка… Я даже помню, как тот проклятый корабль назывался – «Ривадавия».

– И что?

– Корабль из подпространства не вышел. Говорят, какие-то неполадки были с МУГ-конвертером[8]… Меня еще утешали, что типа по статистике из тех кораблей, что заходят в подпространство, гибнет один корабль из пятисот четырнадцати с половиной… Будто мне от этого легче… – Я сглотнул сопли.

– Ё-моё! – взвыл Заг. По его пунцовой щеке ползла пьяная слеза.

Из-за кулис моего рассказа снова показалась безносая рожа мадемуазель с косой наперевес.

Я разлил еще водки. Получилось почти по полному стакану, но мы не отливали.

А потом Зага вырубило прямо в кресле – он заснул, положив голову на стол.

А я остался «в сознании». Правда, в весьма относительном сознании – где-то на два балла по десятибалльной шкале Вилбера.

Мои мысли разбегались в разные стороны, как мыши, но я не переживал.

Я уже вообще ни о чем не переживал.

У моего переносного переживающего устройства душа-17-ПРС (персональная) был полностью выработан ресурс.

Конечно, я сразу догадался, что Заг соврал мне про свою Лилиану…

В отличие от Зага, предпочитающего «Глобальным Вестям» спортивные каналы, я знал, что гигантская удушливая планетища под названием Большой Ариман, куда начальство якобы послало Лилиану в командировку за системами биофильтрации, вот уже полгода как успешно пережила климоклазм, виртуозно обустроенный скатами после отвоевания планеты у Содружества.

И теперь на Большом Аримане, собственно, как и на Эсквемелине, тишь, гладь и скатья благодать. И уж точно никаких систем биофильтрации там не производят. Плевать скатам на биофильтрацию!

И сам я наврал насчет Северины…

Да, была у нас одна такая – только звали ее Доминика. Действительно инспектор. При воспоминании о тонких чертах ее лица, о грации ее движений у меня до сих пор внутри теплело.

Но она никогда не подходила ко мне ближе чем на два метра! Да и видел-то я ее всего четыре раза – даром что помню эти случайные встречи поминутно!

Увы, дружище Заг, такие изысканные девушки, как госпожа Доминика, не интересуются недоразвитыми монтажниками. И между собой называют их «одноклеточными» и «кобелями». А монтажникам социальная справедливость предоставляет богатый выбор между проститутками, официантками, школьницами, еще не пропетрившими, что почем, и такими же, как они сами – монтажниками.

Итак, ни Лилианы, ни Доминики не существовало в природе. Но какое это имело значение в свете ближайшего локального апокалипсиса в виде неизбежного энергетического коллапса нашего катера?

На этой радостной ноте я закрыл глаза…

Смерть – это очень капризная девушка. Смерть приходит, только когда она хочет, а не когда ты ее ждешь. Так было и в этот раз.

Я открыл глаза от того, что за шиворот моего комбинезона тонкой струйкой лилась вода. Причем лилась уже не первую секунду. Ручеек вытекал из правой штанины комбинезона и устремлялся в ботинок.

– Что за херня? – пробурчал я, осматриваясь.

Я сидел в том же кресле того же офицерского отсека, в котором и заснул. Пара пластиковых стаканчиков валялась на полу.

Пустая бутылка смотрела на меня своим единственным глазом.

Заг проснулся раньше. Он сидел напротив меня, тупо пялясь в одну точку. Из уголка его рта невзначай капала слюна.

«Если его сфотографировать, получится неплохая иллюстрация для „Пособия начинающего нарколога“. К разделу „Похмельный синдром. Острая и подострая формы“, – подумал я.

Только тут до меня дошло, что комбинезон на мне полностью мокрый. Я с трудом поднял глаза.

Надо мной стоял Чен. Он прижимал к груди пятилитровую емкость с питьевой водой. Такие же, только горлышком вниз, составляли неотъемлемую деталь обстановки всякого десантного отсека.

На дне бутыли плескалось что-то около литра жидкости.

«Значит, остальные четыре пошли на купание нас с Загом», – догадался я и тупо уставился на пол. И правда – там стояла лужа.

Прошла минута, и мои органы чувств окончательно пробудились. Сразу выяснилось, что в отсеке ужасно холодно – почти как в Копях. Меня сразу бросило в дрожь.

Словно бы вторя моим мыслям, Заг вслух удивился, как это лужа под ним еще не заледенела.

– Что происходит, Чен? – спросил я севшим со сна голосом. – Ты разве не в курсе – воду надо экономить!

– Решил вас разбудить, – отвечал Чен, опуская емкость на пол. По лаконизму этот ответ не знал себе равных.

– Зачем это? Пьяным сдохнуть гораздо приятнее… – возмутился Заг.

– Сдохнуть отменяется, – неохотно процедил Чен.

Мы с Загом переглянулись – что это он имеет в виду? Вроде бы холодина в командирском отсеке красноречивее всего свидетельствовала о том, что наш конец близок.

Холодина – это значит бортовой милитум перевел энергосистему в аварийный режим. Аварийный режим – это значит топить не будут. То есть будут, но очень и очень мало. Как раз столько, чтобы мы не сдохли сразу…

А еще холодина означает, что мы больше никуда не летим, а просто висим в пространстве над «безопасной» стороной планетки Фратрия-4. А наш милитум орет на полкосмоса: «Спасите наши задницы!» Только после всего, что случилось на Глокке и поблизости от него, едва ли найдется кто-то, кому будет до наших задниц дело. Но, строго говоря, это уже к холодине не имело отношения…

– Чен, скажи мне, что это значит – «сдохнуть отменяется»? – спросил я, с трудом разминая затекшую шею.

– Это значит, что наш катер кто-то затягивает в свою док-камеру, – бесстрастно ответил Чен. – Минут двадцать назад милитум сказал…

Мы с Загом снова переглянулись. Но теперь на наших лицах вместо отчаяния и недоумения отражались совсем другие эмоции.

Похмелье враз как рукой сняло. И притом без всякой химии!

А еще я подумал: «Господи, какой же этот Чен тормоз!»

– Чен, что это значит – в чью-то док-камеру? В чью это? – Радость была настолько нежданной и настолько оглушительной, что, как обычно, хотелось скрыть свое ликование за интересом ко всяким малозначимым деталям.