Если технику после боя нужно с планеты забрать, это делают другие специализированные катера-эвакуаторы.

Неудивительно: в Генштабе давным-давно подсчитали, что в среднем на поле боя не выживает и половины тяжелой техники. То есть «доставить танки» и «забрать танки» – две большие разницы.

Так вот. Какой-то умник – скорее всего бортовой милитум – загнал пехотный катер внутрь грузового отсека планера. Спрятал его там от воздушно-космического наблюдения. И прикрыл аппарель.

Последние секунды – самые вязкие.

Невыносимо медленно сквозь располосованный красноватым ливнем воздух проявляется гравилафет.

Сержант Гусак все-таки потерял сознание, и Загу пришлось взять управление на себя, через дублирующую систему на месте наводчика.

На полу транспортного отсека танкодесантного планера лежит пилот воздушно-космических сил с нашивками лейтенанта. Пилот мертв. Следы насилия на теле отсутствуют. Рядом валяется сорванная кислородная маска…

Что бы это ни значило, ясно одно: живых людей на борту катера не предвидится.

Чен препирается с милитумом катера. Тот соглашается отложить вылет на тридцать секунд и открывает один из лацпортов. Чен затаскивает мертвого пилота внутрь.

Мы с Загом возимся с сержантом. Сержант в несознанке. Его милитум отказывается внимать нашим увещеваниям и глидеры не включает.

Экоброня Гусака заодно с самим Гусаком сразу же превращается в три центнера абсолютно бессмысленного, неуклюжего барахла.

Мощности моих глидеров еще хватает, чтобы тащить Гусака за транспортировочную ручку, выдвигающуюся из экоброни у основания шеи. Но мне самому уже недостает ловкости пропихнуть нескладную ношу в зазор между поднятой аппарелью и корпусом планера.

Матерщина. Просто удивительно, как нас пока еще не отыскали червь-танки.

В любое мгновение мы можем получить призовую порцию сверхбыстрых нейтронов. Ведь кроверны повсюду!

Заг советует расстрелять аппарель из пушки. Тогда Гусак точно пролезет. А десантный катер – точно вылезет. Все равно ведь мы не уверены, что компьютеры катера смогут эту клятую аппарель опустить – за нее ответственны другие устройства, на борту планера. Не факт, что они между собой договорятся.

Хуже идеи и придумать нельзя. Пальбу из плазменной пушки кроверны точно засекут. Но других вариантов нет.

Под дождем стрельба выглядит особенно эффектно. Будто мы собрались маячить таинственным внеземным цивилизациям в соседнюю галактику.

В потоках плазмы капли дождя перед гибелью запускают во все стороны ослепительные разноцветные лучи – ну точно рекламные лазеры. Над планером встает яркая, сочная радуга.

Полнейшая демаскировка!

Аппарель поддается плохо; как-никак, она рассчитана на солидные термические перегрузки при входе в плотные слои атмосферы. И хотя основная термоизоляция планера благополучно рассыпалась при посадке на Глокк, остается еще второй, страховочный слой.

Наконец, после дюжины выстрелов аппарель не выдерживает и падает. Она похожа на сгоревшую книгу. Слоистая изоляция торчит из нее, как черные испепеленные страницы.

Мы в катере. И все еще живы.

Я наконец-то могу швырнуть Гусака на пол. Прямо на тело пилота. Мне безразлично. Всем безразлично: и Гусаку, и мертвому лейтенанту – но по разным причинам.

– Внутренние помещения герметизированы и проветрены. Время до отлета – девять секунд.

«Вас повезет автоответчик». Старинная шутка. Ее очень любил в молодости мой папаша – по словам моей мамаши.

Попутно выясняется, что дверь в пилотскую кабину катера закрыта. Ни апелляции к бортовому компьютеру, ни кнопки ручного управления дверью не дают эффекта. Это, впрочем, без разницы: никто из нас не имеет пилотского сертификата.

Сертификат, кажется, есть у сержанта, но сержанта с нами уже нет. Переутомился.

Чен воткнул разъем своего милитума в гнездо интерфейса и продолжает общение с бортовым компьютером катера на птичьем языке секретных кодов и запрещенных командных последовательностей.

По-моему, это лишнее. Еще сломает что-нибудь, ка-ак гробанемся!

– Чен, убери лапы!

Чен не реагирует.

Но тут уже возмущается милитум:

– Попытка несанкционированного проникновения в ядро головной системы. Порт отключен. Рапорт о служебном проступке рядового второго класса Чентама Делано Амакити будет направлен вышестоящей инстанции.

И тут же, без передышки:

– Двигатели переводятся в режим горячего ожидания. Всем занять места в десантном отсеке.

– Железо, – говорит Чен.

В этот момент мне кажется, что он готов выпустить последние гранаты «Тандера» прямо в электронную начинку катера. Главное – я не понимаю, чего он хотел добиться своей возней. Похоже, и сам Чен не в состоянии дать внятный ответ.

Вест-японец прячет разъем и садится в амортизированное сиденье десантного отсека. Заг падает рядом с Ченом.

Я тоже пытаюсь последовать их примеру, но спасательная капсула, по-прежнему примотанная к моей груди, цепляется за стойки подлокотников. Плохо пока еще приспособлены наши десантные катера для нужд одиноких отцов с грудными детьми! Чудный заголовок для проблемного репортажа…

Катер уже вздрогнул и пополз. Чена и Зага тут же прихватывает коробчатая стальная арматура с резиновыми прокладками. Жесткая фиксация – чтобы во время тряски-болтанки не влететь головой в брюхо соседу.

Надо было бы усадить еще и сержанта, да я как-то упустил из виду. Менять что-либо уже поздно – пока катер не выйдет из атмосферы, жесткая фиксация не отпустит.

Единственное, что успокаивает мою совесть: я, как и Гусак, вынужден усесться на пол. Прихватываю свою левую руку универсальной пленкой к подлокотнику ближайшего кресла. А ногу приматываю к здоровой ноге Гусака.

Импровизация, идиотская импровизация, конечно. Но надо же что-то делать?!

Новый приступ страха. Вот теперь в нас точно вмажут. Так вмажут, что одинокие, осиротевшие молекулы наших тел разнесет по всему Глокку. Сольемся с природой в экстазе.

Катер швыряет в сторону. Неужели и правда стреляют?

Ничего. Летим вроде пока.

Начинаем стремительный набор высоты. Пол отсека задирается под победительным углом в шестьдесят градусов. Труп лейтенанта летит мимо пустых сидений и расшибается о двери двигательного отсека. Ну мы мясники…

Нас с Гусаком тоже сейчас обо что-нибудь расплющит. А как же?!

Пленка трещит и тянется. Это отличный материал, его удельная прочность в сто семнадцать раз выше стали – так говорили в учебке. Сейчас проверим.

Пленка пока держит.

Заг срывает кислородную маску и орет песню. Он ничего лучше не нашел, как исполнить своим гнусавым баритоном «Прощание землянина». Тупой слезоточивый шлягер позапрошлого сезона.

Какой умственно отсталый, интересно, слова сочинял – «возможна смерть»? Когда тут уже с трудом верится, что жизнь в принципе возможна! Что жизнь «есть форма существования белковых тел», а не смерть. А что, тоже неплохо: «смерть есть форма существования белковых тел»…

Хорошо хоть Чен не подпевает.

Набор высоты прекращается. Зато катер закладывает чертовски крутой вираж. Усиливается и болтанка.

Мертвый лейтенант летит ровно в морду Загу. Так тому и надо, певуну.

Интересно, наш катер улепетывает от кровернов или все-таки заприметил один из наших транспортов и хочет к нему подцепиться?

– Рядовой второго класса Серж ван Гримм запрашивает катер LAS-18[5] «Кленовый лист». Доложи обстановку.

– Курс… высота… скорость… крен… тангаж…

Катер сыплет цифрами. Из всей этой муры о чем-то говорит высота. Мы идем примерно на границе стратосферы и тропосферы.