– Он теперь твой брат по оружию, – сказал Инта веско. – Ты взял его нож, а ему дал свой. Вы должны заботиться друг о друге. И преданней его у тебя разве что я.

Интересно заговорил мой паренек. Я сказал, что в оружейную мы пришли не за тем, чтобы обсуждать обычаи. Негоже ходить вождю с простым ножом, когда его охотник ходит с подарком бога. Инта задумался и согласился со мной. Еще бы он отказался… Тогда я достал десантное мачете и протянул его двумя руками Инте. Тот еще не видел моего подарка, собственно, только для него и притащенного с капсулы. Он осторожно взял матовый полуметровый клинок и взвесил его в руке:

– Легкий. Это хорошо. Мешать не будет.

И все: ни спасибо, ни пожалуйста. Дали – значит заслужил, а бородач-то благодарил. Меня заинтересовал этот вопрос. И я спросил уже наверху, когда он любовался своей новой игрушкой – шутя, перебивал короткую пику из дерева моего имени.

– Ты бог, – ответил он, сосредоточенно глядя мне куда-то в грудь. – Что тебе мои благодарности? Самая главная моя благодарность будет, когда я умру за тебя.

Окей, подумал я, покачав головой. Хрен с ним… Может, у них так вождей воспитывают. Разбрелись спать. Полночи, можно сказать, спалось очень хорошо несмотря на навалившуюся духоту.

А под утро я проклял себя за то, что приказал освещать поле с рабами.

В районе четырех утра над Тисом взревели тормозные турбины, и на головы пленникам из десантной капсулы вывалилось трое десантников. Не проснувшиеся толком рабы метнулись в разные стороны, а вот охотники, видно, контуженные ревом турбин, ринулись на десант. Идиоты! Один десантник может сотню аборигенов завалить. И те играючи порубили напавших. Причем не применяя излучателей.

Это я уже видел сам. Я и Инта стояли одетые на крыше и смотрели на хаос, освещенный посадочными прожекторами капсулы. Я замер не в силах пошевелиться. Я струсил! Да чего там… я чуть не обгадил штаны. Три машины для убийств на одного меня! Инта исчез и вскоре появился с винтовкой из моего арсенала. То ли знал, что притащить, то ли наугад схватил снайперский излучатель с отличной цифровой оптикой и захватом цели.

Я непослушными пальцами взял винтовку за цевье и приклад. Приложил к плечу. Нащупал включение прицела. Окошко прояснилось, и я постепенно увидел происходящее на поле. Десантура «чистила» площадку, вырезая всех, до кого могла дотянуться. Их броня матово светилась в моем прицеле.

Чуть нажав на курок, я захватил цель и немедленно выстрелил. Отдача дернула, но несильно. Посмотрел в прицел и увидел, что цель поражена. Еще раз навел – на другого уже. Снова пуск. Этому повезло… Руку оторвало по плечо. Взял третью цель, «погасил» и ее. Капсула не выпустила спасателей, что наверняка были внутри. Она не забрала и раненого, а, без колебаний врубив реактор на полную и следом генераторы гравитационного поля, пошла вверх.

Я, не задумываясь, спрыгнул с крыши во двор, больно отбив ступни, и побежал к уже опускающемуся мосту. Выскочил к торговому посту и еще раз в прицел оглядел поле. Три трупа в защите и несчетное количество мертвых рабов. Костры, потухшие или разметанные потоком из турбин, уже не освещали ничего, и в прицел я видел лишь то, что фиксировал компьютер. Подбежал к первому. Без головы. Мерзко. Второй был с пробитой на груди броней. А третий, безрукий, еще шевелился.

Ко мне, запыхавшись, подбежал Инта, и я криком послал его обратно за аптечкой. Он убежал, а я, уже почти не брезгуя, осмотрел рану. Да, парень, думал я, даже на Земле из такого не регенерируют. Хорошо, что крови почти не потерял. Импульсом мясо было буквально зажарено. Кусок кости, что торчал из месива, тоже был обожженным.

Десантник потянулся за ножом, валявшимся невдалеке, но я приставил ему к горлу ствол винтовки и сказал по-русски:

– Не суетись, малый. – Десантник обмяк, затуманенным от боли взором пытаясь рассмотреть меня.

Прибежал Инта. Я взял у него аптечку и быстро нанес на зажаренное мясо клей. Он восстановит ткань, удалив омертвевшую из-под себя. Видя, что десантник бледнеет, а его сведенный судорогой рот готов уже не сдерживаясь завопить, я вколол ему «тушитель», прозванный так за то, что вместе с болью он гасит и сознание.

Приказав, чтобы разожгли костры посильнее, я начал осмотр тех, кому еще мог помочь. Таковых казалось не много. «Псы войны» работали всегда качественно.

Поздним утром перенесенный в замок десантник пришел в себя и после нескольких глотков воды смог проговорить укоризненно:

– Что же ты наделал, урод?

– Ты поговори, – кивая, сказал я, – сейчас «деблокатор» вколю – за несколько часов в мучениях концы откинешь. Если сердце не остановишь раньше.

Тот, криво усмехнувшись, выговорил:

– Девять огней. Это SOS. Три, да три, да три…

Я не сразу понял, о чем он. Я даже нахмурился, пытаясь сообразить, что к чему в его бреде. Но когда понял, то побледнел. Все правильно. Они же ищут меня. Они прочесывают все квадраты. И увидев такой до боли знакомый знак, они бросили десант. Они меня для трибунала вытащить хотели. Я идиот… Я полный кретин. Я сам читал в детстве, как такой нехитрый знак спасал целые экспедиции. Девять ракет. Девять огней. Девять фонарей. Я в Академии сдавал зачеты на первом курсе! Там мы все это проходили и еще смеялись: разве кто таких вещей простых не знает?! Они подумали, что я сдаюсь. Они подумали, что я в беде, и послали три, безусловно, боевые единицы для моего спасения, чтобы потом умертвить в «газенвагене». Но есть же «крест»! Это место забора группы. Они же не идиоты. Я бы крест выставил, если бы хотел уйти под трибунал! Или «Т» с направлением ко мне. Я метался по помещению и с трудом сдерживался, чтобы вслух себя идиотом не называть.

Видя мое состояние из-за нескольких непонятных слов безрукого воина, Инта и мне протянул воды. Я, не скрывая дрожащих рук, взял деревянную плошку и отпил из нее.

– Там у меня… такой кувшин прозрачный… принеси, – сказал я, не удовлетворившись тепловатой водицей.

Когда он принес ополовиненную бутылку виски, я сам отпил треть, словно воду, и дал десантнику. Тот одной рукой принял бутылку и, высосав все до конца, отдал мне.

– Я за нее три сотни контрабандисту заплатил, – сказал он печально, проводив взглядом улетевшую в бойницу пустую бутылку.

Я только и кивнул. Что еще тут скажешь? Десантник от боли сморщил лицо, но сказал, обиженно улыбаясь:

– А ты весь наш запас упер.

Я снова кивнул, удивляясь, как он еще может улыбаться с такой гримасой. Наверное, виски сказывалось. Крепкое пойло, но я в теперешнем состоянии пил его, не замечая этого.

– Ты стрелял? – спросил он.

– Я, – сознался я. Глупый вопрос. Кто еще мог по ним палить?

Он только посмотрел на левое плечо и заметил:

– Чему-то вас учат все-таки в навигации…

Я, не в силах выйти из ступора, сказал:

– Случайность. Прицел у СВИ сорвался.

– Тогда мне не повезло, – кивнул он.

Посидели. Инта принес еще бутылку, и мы ее тоже ушли. Хоть бы в одном глазу…

– Подумать только, – заметил десантник, – шесть сотен выпил, а трезв до противности.

Он сел, прислонившись к стене, и попросил:

– Ты это… кончай меня.

– Не понял? – помотал я головой.

– Чего ты не понял? Говорю, кончай меня. Кому я без руки нужен? Я же не дурак. Это не регенерируемая потеря. А протез… В общем, не вариант.

– Ты чего?! – тихо изумился я, чувствуя легкий шум в голове. – Сейчас я чуть приду в себя и потащу тебя до капсулы. Поставлю на автопилот, и дуй домой.

– Ты не понял. Как там тебя… Виктор? Я без руки никому не нужен. Когда на Землю вернусь, мне уже сто сорок стукнет. Я не из высших сословий. Максимум – это пенсия, которую я неделю пропивать буду, а в сто восемьдесят – дом престарелых на государственном обеспечении. Где я буду вспоминать об Омелле и восстании на Прометее.

– У тебя семья… – сморозил я глупость.

– Какая семья? Откуда у десантника семья? Короче, не клюй мне мозги и давай тащи свою СВИ. Только в голову, – с усмешкой попросил он, указывая на висок.