– Верным путем идете, товарищи! – обернувшись, подбодрил Раничев несколько поотставших Ефима с Оглоблей. – Но, пожалуй, пора и поспать. Жаль только, покушать нечего.

– У кого нечего, а у кого и… – Догнав Салима с Иваном, Ефим гордо кивнул на свой заплечный мешок. – А где ваши-то?

Иван махнул рукой:

– Да потеряли, блин, в суматохе.

– Не, блинов не прихватил, – покачал головой Ефим. – Мясца только да хлеба краюшечку.

– Так что ж ты раньше молчал, а?

– А вы не спрашивали.

Перекусить – а заодно и хоть немного поспать – остановились в стороне от дороги, в лощине, густо заросшей густыми кустами дрока. Выбрали относительно свободное место, чуть расчистили от камней и упавших веток, уселись, устало вытянув ноги, зачавкали.

– Недаром говорят – хлеб всему голова, – умяв горбушку, довольно промолвил Ефим.

– Мясцо тоже неплохо, – неожиданно откликнулся Оглобля, и все почему-то засмеялись. – Вот только соли б еще.

– Что ж ты сам-то о соли не позаботился? – возмутился Гудок. – Слыхали? Соли ему…

Наскоро перекусив, полегли спать, тут же, в балке. Поначалу хотели выставить сторожу – караулить по очереди – да сразу же и раздумали. Дорога пуста. Кому тут быть-то? Разве что беженцам, так и тех было не видать.

Раничев устроился поудобнее – здесь, под ракитовым кустом вовсе не было сыро, да и солнышко уже припекало, так что постель получилась довольно комфортной, если не считать надоедливых комаров, впрочем, на них уже давно не обращали внимания. Заснули сразу – утомилися. Ивану привиделся дом, музей, Влада и почему-то – одноклассник Макс, владелец кафе «Явосьма». Макс ссорился с Раничевым из-за денег – серебряных ордынских дирхемов – громко кричал, ругался и упорно отказывался менять их на доллары, мотивируя тем, что дирхемы не настоящие, слишком уж легкие. С пеной у рта Иван доказывал ему, что монеты все-таки настоящие, а полегчали они – с полутора граммов до одного и четырех десятых – после денежной реформы Тохтамыша. Тогда же понизили вес серебряных денег и в Москве – если раньше денга московская весила ровно грамм и три денги свободно обменивалась на два дирхема, то после «облегчения» дирхемов такой обмен стал явно невыгоден – потому и в Москве тоже «облегчили» монету в целях сохранения старых пропорций обмена – две к трем. Макс тем не менее никаких объяснений не слушал и полез на Ивана с кулаками. Раничев, защищаясь, поднял руки… И проснулся, увидев прямо перед собой необычно бледное лицо Салима. Когда Иван резко открыл глаза, Салим вздрогнул и попятился, пряча за спиной правую руку. Раничев улыбнулся:

– Что, не спится, Салиме?

Ничего не ответив, отрок застыл перед ним, словно бы в раздумье.

– И я вот, похоже, выспался, – потянулся Иван. – Эти-то дрыхнут?

– Спят. – Салим тяжело вздохнул и, прищурив глаза, уселся рядом, повернувшись к Раничеву боком. Вид у него был такой, словно бы он только что пытался на что-то решиться, и вот не прошло, не получилось, и потому уважение его к себе самому резко пошло вниз. Посидев немного молча, он вдруг снова решительно обернулся к Ивану:

– Поговорить бы.

– Давай, – согласился Раничев. У него давно вызывало сомнение подозрительное поведение парня. А тот, сглотнув слюну, предложил уйти из балки, дабы не будить остальных. С чего бы вдруг стал таким заботливым?

– Вон, меж кустов, удобное место. – Отрок показал рукой, пропуская вперед Ивана. Пожав плечами, Раничев обогнал его, осмотрелся. Место и в самом деле было удобное – темное, узкое, с обеих сторон зажатое колючим кустарником. Удобное… для того, чтобы быстро подкрасться сзади и воткнуть нож в спину! Удобнее не бывает. Потом столкнуть труп в кусты – ищи хоть три дня – не найдешь.

Раничев резко обернулся – и Салим, побледнев, попятился.

– Что ты там прячешь за спиной? – с усмешкой поинтересовался Иван. – Кинжал? Оставь эту затею, мальчик, я гораздо сильнее тебя… Ну чего встал – ты же вроде хотел поговорить? Так подойди ближе… только сначала убери кинжал.

– Кто ты? – хищно оскалив зубы, спросил Салим, так и не убрав из-за спины правую руку. – Только не отвечай, что скоморох, хотя и скоморошье умение тебя знакомо. Ты не такой, как остальные. Чужой, другой… Я чувствую это. Ответь же, кто ты?

Раничев вздохнул:

– У него там не закрытый перелом, а золото-брильянты… вернее – открытый.

– Золото? – быстро переспросил Салим. – Я так и знал, что с этим все связано. Ты плохо знаешь обычаи русских, я давно наблюдал за тобой. И теперь, думаю, понял – у тебя золотая пайцза Хромца! Ты соглядатай, посланный амером Тамиром, и… и неспроста выбрал южный путь – ты идешь к нему, чтобы сообщить о… сам знаешь о ком.

– О том, кто гостил у наместника, – кивнул Раничев, его даже стала забавлять эта беседа. Интересно, за кого его принимает Салим, неужто и в самом деле за шпиона Тимура?

– Я заметил, что и ты узнал хана. – Юноша усмехнулся. – Но знай – тебе не удастся выдать его, я убью тебя прежде!

С этими словами он выхватил из-за спины кинжал и бросился на Раничева, оскалив зубы, словно раненый тигр…

Достаточно было одного хорошего удара – в грудь – Иван не хотел ломать ему челюсть. Худенькое тело Салима вмиг отлетело в кусты и забарахталось там, пытаясь выбраться. Раничев не стал этого дожидаться, быстро подошел, отобрал кинжал, заломил руку, сказал спокойно, словно ничего не случилось:

– Я ж тебя предупреждал, парень.

– Ты… – Салим застонал. – Ты все равно умрешь, пес! Я теперь догадался, это ты убил Каюма, того парня в лесу. Не сам, с помощью кого-то из людей боярина Собакина… А я-то, глупец, думал…

– Ты и в правду глупец, Салим. – Отпуская отрока, Раничев, поигрывая кинжалом, уселся с ним рядом. – Думаешь, у меня было мало времени для того, чтобы расправиться с тобой первым?

– Тебе не нужно со мной расправляться, – глухо отозвался Салим. – Ты хочешь меня пытать, чтобы вызнать все и донести людям эмира.

– И что ж я, по-твоему, должен вызнать? – Иван неожиданно рассмеялся. – То, что ты тайный человек Орды? Так тут и полный дурак догадается. Ходи себе по городам да весям, высматривая, вынюхивай… Что же ты не уехал с Тохтамышем? Ведь это он был в гостях у наместника. А второй кто? Его мурза?

– Тайгай. – Салим сумрачно сдвинул брови. – Я был прав. Ты знаешь и это. И…

– Ну вот что, хватит. – Раничев поднялся на ноги. – Не буду тебе доказывать, что я не имею никакого отношения ни к Орде, ни к Тимуру, все равно не поверишь. Только, похоже, и ты зря доверяешь своим хозяевам – ведь убить-то должны были всех нас. Или тебя – нет? Так что ж ты тогда так ловко отвлекал стражей?

– Хан не узнал меня, он не мог знать! – резко возразил Салим. – Не знает меня и Тайгай. Это все наместник – кто знает, кому он служит? Одной рукой помогает скрыться хану, а что делает другой?

Раничев вдруг улыбнулся. Попробовать, что ли, спросить? Вдруг что и выйдет? Подойдя ближе к отроку, он взглянул ему прямо в побелевшие от ненависти и полной беспомощности глаза.

– Я знаю еще и о человеке со шрамом, – тихо сказал он.

– Ты знаешь Абу Ахмета? – пожав плечами, спокойно переспросил отрок. – И что с того? Его многие знают.

Иван даже несколько растерялся; признаться, он ожидал совсем другой реакции. Либо – никакой, либо… Абу Ахмет. Так вот, значит, как его имя. Остается узнать должность. Скорее всего, он служит Орде. Какой-нибудь крупный чиновник…

– Сейчас ты не отыщешь его, – усмехнулся Салим. – Он сейчас в рядах войска славного Бек-Ярык-оглана! Вряд ли Хромец справится с ними.

– Справится, – хмуро качнул головой Раничев. Как историк, он прекрасно знал это.

– Убей меня, – опустив веки, тихо попросил отрок. – Все равно я больше ничего не скажу тебе под любыми пытками. Я слишком ненавижу Хромца, убившего моих родичей и сровнявшего с землей мой город.

– Убить тебя? – переспросил Иван. – А зачем? Но доверять тебе, конечно, больше не стоит. Поэтому – уходи.

Салим удивленно посмотрел на него.