– Я тоже в них не верила. Но мне пришлось столкнуться с ужасными обстоятельствами, и я убедилась, что злые колдуны существуют.

– Хорошо. Едем дальше. Пока я не спрашиваю о цели твоего путешествия, но ты должна считаться с тем фактом, что я в колдунов не верю. Ты не боишься, что это может стать серьезным препятствием? Проще говоря, гожусь ли я тебе в помощники?

– Ты в них тоже поверишь.

– И как же ты меня заставишь?

– Да очень просто. Я вижу, что ты – человек сугубо реальный. Ты можешь поверить только в то, что потрогаешь своими руками. И как раз это дает мне уверенность в том, что ты станешь моим союзником. Если ты увидишь нечто, выходящее за рамки твоих привычных представлений, ты не будешь говорить, что у тебя галлюцинации и такого быть не может. Ты просто воспримешь это как факт. Так?

– Да, пожалуй так.

Это действительно было так, и Демид не мог не признать это. И признать это было не очень-то приятно. Неприятна была Деме твердая уверенность девушки в своих действиях. Она заранее распланировала его поступки, основываясь не на интуиции и вдохновении свыше, как было бы естественно для российского человека, а на точном знании фактов. Как-то не по-нашему это было. Демид представил, как Джейн сидит за компьютером и внимательно просматривает досье на некоего г. Коробова, постукивая длинными ногтями по клавишам. Дема уже не раз сталкивался с подобной расчетливостью со стороны иностранцев, и относился к этому совершенно спокойно, как к должному. Но естественное для иностранки поведение ломало образ милой, беззащитной девушки, который Демид выстроил в своем воображении.

– Ты не обижайся, что я на тебя так наседаю, – сказала Яна, ласково глядя на Демида. – Я думаю, что в будущем ты убедишься в том, что я права. Ты покушал?

Демид, очнувшись, посмотрел на куриные косточки, которые он перемолол зубами как пес. По крайней мере, не перемазался до ушей в жире, и то хорошо.

– Спасибо… Все очень вкусно. – Дема сдержал естественное желание облизать пальцы и культурно вытер их под столом об скатерть.

– Это разве вкусно? Я когда-нибудь угощу тебя тем, что готовлю сама. Говорят, у меня хорошо получается. Папе нравится.

"Интересно, только ли папе? – ревниво подумал Демид. – Хочу, чтобы ты угостила меня завтраком, даже если это будет пережаренная яичница".

– Яна, у меня есть деловое предложение. Давай возьмем бутылочку сухого вина и посидим где-нибудь на откосе. Что толку сидеть в этой стекляшке? Уверяю, что тебе понравится.

– Дема, а как же машина? Я знаю, что за рулем у вас пить нельзя.

– Сегодня нам не нужна машина. Мы поставим ее на стоянку и просто погуляем по городу. Если нужно, проедемся на трамвае. Зайцем. Это очень романтично.

– Зайцем? Это что? Снаружи прицепимся?

– Зачем же снаружи? Изнутри.

Яна и Демид сидели в парке под сенью большого дерева. Дема прислонился спиной к шершавому коричневому стволу и вытянул ноги. Яна устроилась напротив на толстой коряге, отполированной сотнями сидевших до нее. Она сняла обувь и положила ногу на ногу. Гладкие колени девушки, не прикрытые короткой юбкой, находились на уровне деминого лица и он с трудом удерживался от желания погладить их. По алее гуляли молодые мамаши с колясками. Дышалось легко, молодой летний ветерок шелестел в листве, по траве прыгали светло-зеленые солнечные блики. Выпитое вино растекалось по телу Демида волной блаженной расслабленности.

– Демид, ты слушаешь?

– Да.

– Слушай. Все это началось полгода назад. Зимой. Папа уехал в Россию, и мы остались в доме вдвоем с братом. Его зовут Алекс, по-русски Саша. Ему двадцать девять лет, он не женат. Вернее, развелся. У меня есть еще один брат, Юджин. Женя. У него семья, он живет в другом городе. А я – самая младшая.

– А мама?

– Она умерла пять лет назад.

– Извини…

– Ничего. Однажды я пошла в церковь на воскресную службу. У нас в русской церкви, если нет праздника, народу бывает немного, и все знакомые. И в этот раз все было как обычно. Я стояла недалеко от выхода и все прихожане стояли ко мне спиной. Неожиданно я почувствовала на себе чужой взгляд. В левом крыле церкви, лицом ко мне и спиной к алтарю, стоял пожилой мужчина и разглядывал меня. Знаешь, неприятный такой взгляд, словно тебя раздевают.

Дема кивнул. Представил Яну в платочке, раскрасневшуюся от мороза, с тоненькой свечкой в руках. Просто картинка!

– Я отвернулась от него и попыталась сосредоточиться на службе. И вдруг ощутила, как что-то чужое пришло в мое сознание. Я увидела, как священник скидывает одежду, и остается голым, с толстым белым брюхом. Это было настолько мерзко, настолько непохоже на мои мысли, что меня замутило. Старик, это он заполз в мои мысли! Он стоял уже рядом, сбоку от меня, бородатый, неопрятный. И улыбался – глумливо, похабно. Я прошептала: "Изыди прочь, сатана". Он отшатнулся, как будто я ударила его, и мысли мои очистились. Он пробормотал какое-то ругательство и выбежал из церкви.

Демид с изумлением посмотрел на Яну. Лицо ее покрылось лихорадочным румянцем. Она соскочила со своей коряги и изо всех сил стукнула кулаком по дереву. Кажется, это несколько привело ее в чувство.

– Я попыталась успокоиться. Сказала себе, что это обычный сумасшедший оборванец, которые постоянно толкутся на паперти. Но настроение испортилось, как будто меня облили грязью. И страх. Мне стало страшно… Я больше не могла стоять на службе, поставила свечку и вышла на улицу. Ты представляешь, этот мерзавец стоял и ждал меня! Я сделала вид, что не замечаю его и пошла мимо. Он схватил меня грязной рукой за полу плаща, уставился прямо в глаза и забормотал: "Что, девка, брезгуешь мной? Молодого кобеля тебе подавай?" Я закричала: "Отпустите меня!" и попыталась оттолкнуть его. Но он вцепился в меня, как клещ. "Пожалей старика, девка. Подай денежку на пропитание!" Было очень необычно, что он говорил по-русски. Я знаю всех русских в нашем городке, в основном это люди состоятельные. Чтобы русский у нас опустился до нищенства – такого сроду не бывало. К тому же нищие в Канаде выглядят совсем по-другому. Это профессиональные бездомные, их ни с кем не спутаешь. А этот словно сбежал из России – таких, как он, я видела разве что в кино. Я бросила ему монету, вырвалась и пошла прочь.

Яна плюхнулась на землю рядом с Демидом, сделала большой глоток из бутылки, закашлялась. Проходящие по аллейке люди бросали на нее любопытствующие взгляды, но она не обращала на это внимания.

– В ту ночь я плохо спала, мне снились кошмары. Среди ночи с улицы раздался жуткий вой. Я вскочила и подбежала к окну. Но на улице было темно, мне так ничего и не удалось разглядеть. Заснуть я уже не смогла. Когда начало светать, я преодолела страх, оделась и вышла на улицу. От нашего крыльца по снегу тянулся кровавый след, он вел к большому дереву, которое росло у дороги. Когда я увидела то, что висело на дереве, то закричала, как сумасшедшая. Из дома выбежал мой брат, но я ничего не могла сказать, только плакала. На дереве висел мой кот Тим. Мой любимый кот, ласковый и пушистый. Кому он помешал? Он был прибит гвоздями к дереву! Он был распят, как Иисус! Страшная, уродливая пародия на распятие. Бедный мой кот! Он был весь в крови, в бурой засохшей крови, а живот его был распорот, и кишки свисали до земли. Брат снял Тима и закопал его. Я не могла видеть это. Только через несколько часов мне удалось привести себя в порядок и я отправилась в полицейский участок. Я думала, что там все всполошатся, когда услышат о такой бессмысленной, невероятной жестокости. Но никого это не взволновало. Молодой полисмен, с которым я разговаривала, спокойно посмотрел мне в глаза и сказал: "Я очень сочувствую вам, мисс. Очень жаль, что убили вашего кота. Я даже знаю, как это выглядело. Его приколотили гвоздями к дереву на высоте три фута. Живот распороли, а кожу с головы содрали". Я была ошеломлена его информированностью: "Откуда вы знаете?" "Третий случай за последний месяц, мисс. И пятнадцатый, если не ошибаюсь, за год. Какой-то извращенец убивает кошек. Кошек, к счастью, а не людей. Так что отдельного дела я заводить не стану, а только приобщу ваш случай к другим, уже имеющимся. Не переживайте, прошу вас. Следствие уже ведется".