— Как, скажем, Маллораны.

Частити с размаху упала в кресло рядом с ним.

— Не Маллораны, как тебе отлично известно. Это касается только Ротгара. У остальных была другая, нормальная мать.

Форт опять вдохнул аромат роз, думая, что подобные запахи, возможно, способствуют выздоровлению. В каком, однако, бессердечном мире приходится жить, где женщины просто купаются в том, в чем отказано мужчинам.

Голос сестры нарушил причудливый ход его мыслей:

— Так как ты теперь относишься к Ротгару?

Он опустил розы и встретился с ней взглядом.

— Я обещал Эльф покончить с враждой. Тебе я говорил то же самое. Пока он не вмешивается в мои дела, то, по мне, пусть катится к дьяволу.

— А если он будет настаивать на твоем браке с его сестрой?

— Я сочту это крайне злонамеренным вмешательством.

— Форт, а вдруг она ждет ребенка?

Эта мысль не давала ему покоя, но он не подал виду.

— Мы обсуждали этот вопрос перед нашим прелестным поединком. Я обещал финансовую поддержку в случае нужды, но дал ясно понять, что жениться не намерен.

— В таком случае ты должен постараться, чтобы не было огласки. Иначе вынудишь Ротгара действовать.

Ему понадобилось время, чтобы понять, о чем она говорит, настолько далеко были его мысли. Затем он рассмеялся:

— Черт побери, неужели она до сих пор переживает по этому поводу? Скажи ей, я все осознал. Путь не боится, что мистер Хогарт нацелит в нее свое острое перо. Говорю тебе, смерть не входит в мои планы, и тем более я не желаю связывать себя браком с Маллоранами.

Нахмурившись, сестра смотрела на него с выражением, близким к жалости:

— Ты совершаешь ужасную ошибку, Форт.

Он выдернул из букета розу, такую же нежно-кремовую, как ее прелестная кожа, и протянул ее Частити.

— Спасибо за заботу, Час. Мне виднее. Передай мои извинения леди Эльф, но я не готов принять ее сегодня.

Она взяла розу.

— Только не наделай глупостей.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Сама не знаю. Боюсь, это семейная черта.

— Маллоранов или Уоров?

— И тех, и других.

Эльф заставила себя терпеливо сидеть в гостиной. Прошло достаточно времени, и она поняла, что Форт ее не примет. Девушка поборола искушение встать и явиться без спросу — в конце концов она отлично знает, как пройти, — но навязываться не лучший способ творить чудеса.

К тому же до нее постепенно дошло, что встреча с ним в той самой комнате с теми же кроватью, скамьей и зеркалом может оказаться непосильным испытанием для ее нервов.

Поэтому она была не слишком разочарована, когда Частити вернулась с розой в руках.

— Вижу, он не выбросил их в окно?

— Он прикован к креслу. — Пожав плечами, Частити протянула ей цветок. — Ничего не было сказано, но, подозреваю, роза предназначалась тебе. Хотя видеть тебя он не намерен и твердо стоит на своем.

Эльф поднялась и, взяв розу, вдохнула нежный аромат.

— Он не объяснил, почему?

— Довольно нечленораздельно. Что-то насчет того, что не хочет совершать ни убийство, ни самоубийство. Может быть, время…

— Только не время, — заявила Эльф, направляясь выходу. — Со временем все только заходит в тупик.

Они отослали карету домой, решив прогуляться пешком от Абингтон-стрит до площади Мальборо, благо это совсем недалеко.

— Что же тебе делать? — спросила Частити. — Мне кажется, нет смысла навязываться.

— Я его ужалю, — твердо ответила Эльф.

Когда они проходили мимо лавки, где продавались игрушки, она купила чашу с прикрепленным к ней на длинной резинке мячиком, распорядившись доставить его в Уолгрейв-Хаус с наилучшими пожеланиями от мадемуазель Лизетт.

Форт увольнял Дингвола.

— Милорд чем-нибудь недоволен? — оскорбленным тоном спросил тот. Впервые он проявил какие-то эмоции, и кажется, это была обида.

— Уверен, что твой хозяин, Дингвол, доволен всем, но он, к сожалению, мертв. Я решил, что пришло время его похоронить.

— Похоронить? Милорд, боюсь, у вас небольшое помрачение рассудка…

— Схожу с ума? Как мой отец? Ты был бы рад увидеть меня в цепях, верно? Наоборот, я пришел в себя и понял, что не нуждаюсь более в твоем присутствии. Я распоряжусь, чтобы мистер Желико выплатил тебе жалованье и солидное вознаграждение за продолжительную службу. Как видишь, я пытаюсь исправить ошибки и промахи отца.

Дингвол, вероятно, был в ярости, но ничем не выдал себя, кроме судорожного подергивания рта.

— Моя работа состоит в том, чтобы приглядывать за вами! Я должен…

— Ты должен принять свою отставку.

— Вы недостойны своего отца.

— В таком случае тебе наверняка будет лучше с другим хозяином. — Форт взял в руки игрушку, уронил мячик на длину резинки и затем дернул ее. Мячик проскочил мимо чаши.

Форт безмятежно улыбнулся Дингволу.

— Вы правы, милорд. — Камердинер смотрел на него почти с участием, — Я старался, но это оказалось свыше моих сил.

Поклонившись, он вышел.

Форт снова подбросил мячик, и на этот раз тот точно приземлился в чашу.

— С одним призраком покончено, — проговорил он.

Появившись в комнате друга, Треверс застал его за праздным подбрасыванием мячика на резинке.

— Это что за чертовщина?

— Игрушка.

— Не слепой, вижу, но как прикажешь это понимать?

Форт бросил на него загадочный взгляд:

— Может быть, это послание. Как, по-твоему, чаша притягивает мячик или, наоборот, отталкивает? А резинка — что это: путы или путеводная нить?

Джек обеспокоенно посмотрел на него:

— Эти чертовы костоправы, случайно, не решили опробовать на тебе новое лекарство?

— Ничего подобного. — Форт отложил игрушку и взял в руки букет роз.

— Мне просто дали понять, что никто не потрудился украсить мою тюрьму цветами.

— Цветами? — Джек схватился за голову, забыв о своей элегантной прическе. — Послушай, дружище, может, нам позвать доктора… Где Дингвол?

— Я его уволил.

— Ну, в таком случае, — улыбнулся Джек, — ты в своем уме. Наконец,

— Вполне. Просто мне до чертиков скучно. Сыграл бы ты со мной в кости.

— Конечно, — согласился Джек, расслабившись. — Должно быть, вот так валяться целыми днями ужасно надоедает. — Он подтащил кресло Форта к маленькому столику, добавив:

— Вообще-то мы подумывали устроить вечеринку прямо здесь, если хочешь. Вино, девочки, карты по крупной.

— Отличная идея, если исключить женщин. Я к этому еще не готов и не имею ни малейшего желания смотреть, как вы будете выставлять себя дураками.

— О, конечно. — Джек смутился, и Форт понял, что тот объяснил его реакцию странным безразличием, которое Форт испытывал к женщинам последнее время.

Что тоже необходимо исправить.

Форт взял кость и бросил ее.

— Когда я совсем поправлюсь, то устрою грандиозную оргию в честь этого события.

Джек ухмыльнулся с явным облегчением:

— Вот это я понимаю! Чтобы чертям стало жарко.

На следующий день вскоре после завтрака прибыло послание в виде манускрипта на розовой бумаге, перевязанного серебряной ленточкой и украшенного гроздьями крошечных шелковых роз. В нем были стихи, написанные, должно быть, ее собственной рукой и не без изящества разрисованные цветами и птичками.

Букетику на груди лорда Уолгрейва.

Но почему цветам лишь честь такая —

К груди Уолгрейва льнуть душистой стаей?

О, отчего такое предпочтенье

Недолговечным детям гроз весенних?

Богам готова ревностно молиться,

Чтоб мне средь них безмолвно притаиться.

Я б не ждала, холодной, неподвижной,

Пока цветы поблекнут и свернутся листья.

Бродила б я, взбираясь и спускаясь,

По плоти трепетной, что подо мной вздымалась.

Кричала бы в восторге; аллилуйя!

И счет теряла поцелуям.

Форт рассмеялся, узнав слегка перефразированное стихотворение известного поэта, посвященное на самом деле даме. В оригинале странствие цветов ограничивалось ее грудью!