Пришло время воспользоваться удачным моментом.

– Кости вверх! – приказал Леснид. Смерть в ответ гневно зарычала и напряглась изо всех сил, силясь выдернуть оружие. Леснид сделал выпад, и острое лезвие насквозь проткнуло балахон противника.

Наступила тишина.

Смерть замерла и по-детски недоуменно разглядывала лезвие меча, вонзенного в область сердца. Леснид медленно выдернул меч, ощущая, что оружие нанесло ущерб балахону, но самой Смерти не причинило никакого вреда. Он знал, что убить Смерть невозможно – это противоречит законам логики и мироздания, но теперь выпал редкий шанс узнать, что произойдет, если ее ранить. Предугадать последствия он даже не брался, но готовился к тому, что поединок придется продолжать до полного истощения одной из сторон.

Смерть отпустила застрявшую косу и удрученно всплеснула руками.

– Так тому и быть… – произнесла она, выпрямляясь. – Ты победил. Иди своей дорогой, я тебя не трону.

Леснид медленно опустил меч и отступил на один шаг.

– Но жаль, что ты алкоголик, – продолжала Смерть. – У тебя завидная реакция, зря ты ее пропиваешь.

– Я непьющий.

– Да неужто? – скептически усмехнулась Смерть. – Сейчас проверю! – она приблизилась к Лесниду, жадно втягивая носом воздух. – А и впрямь, спиртом не несет… Выходит, ты – наркоман?

– С какой стати? – изумился Леснид.

– И не наркоман? – неподдельно удивилась Смерть. – С ума сойти. Но почему ты меня видишь, если ничего не употребляешь?

Леснид понял, что чего-то не понимает. С каждым бывает иногда. Но разобраться надо.

– Так ты не Смерть? – уточнил он.

– Не совсем.

– А кто?

– Госпожа Делириум Тременс! – представилась Смерть. У Леснида екнуло сердце. – Я бы сказала, «к вашим услугам, сэр», но раз ты не из моих подопечных, то какие могут быть услуги?

– М-да… – пробормотал Леснид и убрал меч в ножны: с кем-кем, но столкнуться в бою с Белой Горячкой, да еще в реальном мире – ни в какие ворота… ведь она посещает людей, когда те приличное время находятся под большим градусом. – А почему ты ходишь в костюме Смерти, если ты – не она?

– Как сказать… Я могу стать кем угодно – видения алкашей и наркоманов многообразны, но это – мой среднестатистический вид в последнее время, – пояснила Тременс. – Люди виноваты: столько отравы под видом алкоголя выпускают, что я уже и не знаю, чего во мне больше – Белой Горячки или Мучительной Смерти?

– Сочувствую, – ответил Леснид: тяжело жить, когда твой внешний вид по большей части зависит от алкогольных предпочтений поклонников Бахуса. Указав на поверженного Бориса, Леснид спросил:

– Он тоже алкоголик?

– Есть маленько… – поддакнула Горячка. – Вот, нанесла первый визит. А дальше пусть сам думает, стоит повторять наши встречи или нет?

Она села на диван, подхватила с журнального столика пакетик с сухариками и громко захрустела.

«Белая Горячка… видение опьяненного разума стало реальностью… – подумал Леснид, – Неужели из-за того, что телевизор дал сбой, не человек отправился в мир кошмаров, а кошмар перебросился в настоящую реальность? Мощно, надо себе такой телевизор завести. Или лучше не телевизор?»

– Слушай, Горячка, – сказал он. – Не желаешь поступить ко мне на службу?

От услышанного даже Борис изумился настолько, что вышел из беспамятства.

– А смысл? – не поняла Горячка.

– Ради прикола.

Горячка задумалась: поступать на работу ради прикола – это что-то новенькое не только для нее, но и вообще для кого бы то ни было.

– А если серьезно? – переспросила она.

– Если серьезно, то как обычно: пугать народ. Но я предлагаю расширить количество твоих клиентов.

– А это можно?

– У меня можно все: обожаю подшучивать над людьми сумасшедшими проделками. Некоторые так смешно кричат: «Спасите мой мозг! Это бред, так не бывает!», что прямо бальзам на душу.

– А ты тот еще изверг, – ухмыльнулась Горячка. – Люди, можно сказать, только-только определились с жизненными ориентирами и ценностями, а ты выбиваешь опору у них из-под ног.

– Для мозгов полезно, – пояснил Леснид, – вырабатывается гибкость сознания.

– А зачем она нужна, эта гибкость?

– На случай больших перемен в жизни. Быстрее акклиматизируются.

– Хм… Из тебя получится роскошный напарник, – восхищенно ответила Горячка. – Так и быть, я согласна!

Леснид выдернул косу из пола, Горячка положила ее на плечо и уверенным шагом направилась к выходу из квартиры, но по дороге запнулась о ногу Бориса.

Тот не выдержал, приоткрыл глаза и выдохнул:

– Господи, боже! Выходит, ты не Смерть…

– Угадал, приятель.

Борис открыл глаза и вытаращился на гостью. Пригляделся, помотал головой, закрыл и открыл глаза, но наваждение и не подумало исчезать. Пришлось поворочать непослушным языком.

– А почему с косой и в черном?

– Халтурку на дом беру, – объяснила Горячка. – Ну, ты же знаешь.

Борис икнул.

– Слава тебе, Господи… – пробормотал он облегченно. Но внезапно по его лицу пробежала тень вернувшегося страха. – А чем докажешь, что не Смерть?

– Хочешь, проверим, какой сорт водки вытекает из крана с горячей водой?

Борис приподнялся и уперся рукой о диван.

– Зачем?

– Все так делают, когда со мной знакомятся.

– Да? Тогда пошли. Дай руку, поднимусь.

Леснид доломал телевизор и вернул крышку на место.

– Хорош ерундой маяться! – приказал он. – Уходим отсюда, пока белочкарики не пришли: в телевизоре – радиомаяк-ловушка, он сработал при открытии крышки.

– Это еще что за звери? – переспросил Борис. – И ты сам кто такой, и зачем копаешься в моем телевизоре? Я не вызывал телемастера.

– Я – напарник Белой Горячки.

– У нее есть напарник?

– Теперь есть.

Борис удрученно покачал головой.

– А белочкарики, – спросил он подозрительно, – это кто? Они тоже… «белочки»? В смысле, Белые Горячки из конкурирующей фирмы?

– Конкуренты Белой Горячки – это зеленые черти, – ответил Леснид.

К дому подъехало несколько автомобилей.

Автоматной очередью захлопывались дверцы, и по громкости топота ног в подъезде легко высчитывалось, что белочкарики намереваются поймать как минимум шайку подлых телевандалов.

– Твою мать… – изумился Борис, – я окружен белыми горячками… А ведь я всей душой за спорт!

– За какой? – съязвил Леснид. – Четыре по сто? Короче, мы идем, или как? Сейчас белочкарики появятся и вломят нам по первое число.

– Я не пойду! – отказался Борис: эта парочка несет такую ахинею, что даже внутренний голос не знает, что сказать в ответ.

– Ты мазохист? Тогда, приятного тебе упокоя, – пожелал Леснид. – Идем, Горячка, нам надо спешить.

Но в дверь уже заколотили. Яростно и безбожно, хотя кто-то на всякий случай вежливо позвонил. Леснид чертыхнулся и приказал Борису спрятаться за диваном, чтобы вошедшие его не увидели: начнется мордобой – обессилевшему алкоголику не поздоровится. Тот неохотно, но все же повиновался, высказав в адрес Леснида пожелания отправиться туда, куда Макар телят не гонял.

Горячка встала в боевую позицию с косой наперевес, намереваясь продолжить сражение, но Леснид прошептал ей на ухо несколько слов. Она кивнула, и через секунду перед ним вместо Смерти стоял практически настоящий черт из видений алкоголиков, а коса исчезла. Леснид поднял вверх большой палец и скрылся за шкафом.

– Ну, что, господа, – сказал новоявленный черт. – Первый акт спектакля – исключительно мой! Занимайте места в приличном отдалении и готовьтесь к потрясениям.

С той стороны подергали за дверь, потолкались, от души понажимали на звонок и, убедившись в бесполезности вежливых методов, выпустили вперед тяжелую артиллерию. Принесенный белочкариками самодельный таран, состоящий из приваренной к трубе гири тридцати двух килограммов весом, пробил дверь, и вырванный вместе с саморезами замок пролетел по коридору со скоростью заправского мотогонщика. Дверь отворилась.

Черт поставил кресло посередине комнаты, уселся, взял в руку газету с кроссвордами и заслонил лицо от входящих. Белочкарики влетели в комнату, увидели сидевшего в кресле, нацелили на него пневматические пистолеты и потребовали немедленно поднять руки вверх. Черт неторопливо отпустил газету, открывая лицо. Белочкарики поняли, что сидящее перед ними существо на человека похоже не особенно, стушевались, перестали выплескивать из себя далекие от десяти заповедей идеи и столпились у двери в комнату, не зная, что предпринимать дальше. Черт отложил газету и поглядел на вошедших пристальным взглядом.