«Ну что ты, милая, не волнуйся по пустякам. Мы с ребятами его сожжем».

«На медленном огне, радость моя. На медленном. У меня от него страшно болит голова».

Короче, сожгли они ниггера, тот малый забрал жену, укатил назад в Тексаркану, а за бензин так и не заплатил. А старая Сплетница Лу, что держит станцию техобслуживания, всю осень только и твердила: «Эти городские приезжают, сжигают ниггера и даже не расплачиваются за бензин».

Ну а Честер Хут снес лачугу того ниггера и отстроил ее заново прямо у себя за домом в Кровавой долине. Занавесил все окна черной материей, а что внутри творится – об этом лучше помолчим… Больно уж странные у этого Честера привычки… Ну, короче, было это как раз там, где раньше стояла лачуга ниггера, прямо напротив дома Старика Брукса, а он каждую весну бежит оттуда из-за наводнения, только тогда Брукс там еще не жил… дом принадлежал парню по фамилии Скрэнтон. А участок тот размежевали еще в девятнадцатом году… Думаю, вам известно, что я тоже занимался этим делом… В то время парень по имени Горбун Клэренс попутно колдовал и указывал места для колодцев… Тоже славный малый, лучше парня, чем Горбун Клэренс, в Зоне не сыщешь… Вот как раз там-то или где-то поблизости я и натолкнулся на Теда Спигота, он дрючил какого-то черномазого.

Ли откашлялся. Управляющий взглянул на него поверх очков:

– Если вы не против, молодой человек, сперва я договорю, а потом займусь вашим делом.

И он пустился в длинную историю о том, как один ниггер заразился бешенством от коровы.

– Короче, папаша мне говорит: «Брось свои дела, сынок, пойдем глянем на этого бешеного ниггера…» – А ниггера того приковали цепью к кровати, и он голосил, как корова… Мне тот ниггер быстро надоел. Ну все, прошу всех меня извинить, у меня дела в Тайном Совете. Хи-хи-хи.

Ли в ужасе слушал. Окружной Управляющий нередко уединялся и целыми неделями удовлетворял тайную страсть к скорпионам и каталогам универмагов Монтгомери Уорда. Бывало и такое, что помощники взламывали дверь и выносили его на свежий воздух в состоянии крайнего истощения. Ли решил пустить в ход свой последний козырь.

– Мистер Анкер, – сказал он, – я обращаюсь к вам как один Дикий Кабан к другому, – и он достал членский билет Общества Диких Кабанов, напоминание о своих юношеских годах, когда он шарил по карманам пьянчуг.

Управляющий недоверчиво взглянул на билет.

– Что-то не похож ты на настоящего откормленного Дикого Кабана… Что ты думаешь о евре-е-е-е-ях?..

– Сами знаете, мистер Анкер, еврей только и хочет, что отдудонить молодую христианку… В один прекрасный день мы с этим покончим.

– Ну что ж, для городского парня ты рассуждаешь разумно… Узнайте, что ему нужно, и ни в чем ему не отказывайте… Он славный малый.

Единственный уроженец Интерзоны, который не возбуждает и не испытывает желания, – это шофер Эндрю Кейфа, что отнюдь не жеманство и не извращение со стороны Кейфа, а лишь удобный предлог для разрыва отношений со всеми, кого он не желает видеть: «Вчера вечером вы пытались заигрывать с Аракнидом. В своем доме я вас больше принимать не смогу». Люди в Зоне то и дело отключаются, неважно, пьют они или нет, и ни один не может наверняка сказать, что не приставал к столь малопривлекательной персоне, как Аракнид.

Аракнид – неумелый шофер, едва способный управлять автомобилем. Как-то раз он сбил беременную женщину, ковылявшую с гор с мешком древесного угля за спиной, и у той случился выкидыш – прямо на улице оказался окровавленный мертвый ребенок, – а Кейф вышел, уселся на бордюр и, помешивая палкой кровь, принялся дожидаться, когда полицейские, допросив Аракнида, арестуют наконец женщину за нарушение Санитарного кодекса.

Аракнид – отталкивающе уродливый молодой человек с вытянутым лицом странного синевато-серого цвета. У него крупный нос и огромные желтые лошадиные зубы. Подыскать привлекательного шофера может кто угодно, но только Эндрю Кейф смог бы найти Аракнида. Кейф – блестящий молодой романист-декадент, живущий в перестроенной уборной близ публичных домов Туземного квартала.

Зона – это одно громадное строение. Комнаты со стенами из пластичного цемента вмещают много людей, но если комната переполнена, кто-нибудь почти беззвучно перебирается сквозь стену в соседнее жилище, то есть на соседнюю кровать, поскольку в комнатах нет почти ничего, кроме кроватей, на которых ведутся все дела в Зоне. От гула секса и коммерции Зона ходит ходуном, как огромный растревоженный улей:

– Две трети от процента. От этой цифры я не отступлюсь, даже ради моих послушных мужланов.

– Но где накладные, любимый?

– Не там, где ты ищешь, милый. Это же яснее ясного.

– Партия джинсов в комплекте с накладными гениталиями. Сделано в Голливуде.

– В Голливуде, мущинка.

– Какие еще комиссионные?.. Комиссионные… Комиссионные.

– Да, золотко, судно, груженное отличной смазкой, изготовленной из настоящего китового дрека в южной части Атлантического океана, сейчас содержится Министерством здравоохранения на карантине в Тьерра-дель-Фуэго. Комиссионные, мой дорогой. Если мы сумеем его оттуда вытащить, то заживем припеваючи. (Китовый дрек – это признанное вредным вещество, которое образуется в процессе разделки кита и выдерживания его на солнце. Запах этого отвратного рыбного месива разносится на много миль. Никто еще не нашел этому веществу применения.)

Сделку с этой смазкой прибрала к рукам компания «Интерзона импортс анлимитед», состоящая из Марви и Лейфа Неудачника. Вообще-то они специализируются на медикаментах, а на стороне держат круглосуточный Пункт профилактики на все шесть случаев от носа до кормы. (В настоящее время известно шесть независимых друг от друга венерических заболеваний.)

Они азартно идут на эту сделку и оказывают не совсем приличные услуги представителю греческого торгового флота, страдающему спастическим параличом, а также целой смене таможенных инспекторов. Компаньоны никак не могут поладить и в конце концов разоблачают друг друга в Посольстве, откуда их направляют в Отдел «Слушать-не-хотим-об-этом» и выпускают через черный ход на засранный пустырь, где грифы дерутся из-за рыбьих голов. Они в истерике машут друг на друга руками.

– Ты хочешь съебаться с моими комиссионными!

– С твоими комиссионными! А кто первый учуял выгоду?

– Но накладная-то у меня.

– Изверг! Зато чек будет выписан на мое имя.

– Ублюдок! Без гарантии, что я получу свою долю, ты накладной не увидишь.

– Может, лучше нам поцеловаться и помириться? Ведь не такой уж я мелочный скупердяй.

Они без особого энтузиазма обмениваются рукопожатиями и чмокают друг друга в щеку. Заключение сделки затягивается на много месяцев. Они заручаются услугами Экспедитора. Наконец Марви появляется с чеком на сорок два туркестанских курда, выданным анонимным банком в Южной Америке, что позволит пройти беспошлинную таможенную очистку в Амстердаме, вся процедура займет около одиннадцати месяцев.

Теперь он может расслабиться в любом кафе на Рыночной площади. Он демонстрирует фотокопию чека. Разумеется, оригинал он ни за что не покажет, а не то какой-нибудь завистник того и гляди плеснет на подпись средством для выведения чернильных пятен или испортит чек как-нибудь по-другому.

Все упрашивают его поставить выпивку, чтобы отметить это дело, но он лишь жизнерадостно смеется и говорит:

– Дело в том, что выпивку мне покупать уже не на что. Всех курдов до единого я истратил на пенстреп от триппера для Али. Он опять весь больной, от носа до кормы. Я чуть было не прогнал маленького ублюдка на соседнюю кровать, прямо сквозь стену. Но вам-то всем известно, какой я сентиментальный старикашка.

Марви все-таки покупает себе рюмочку пива, выдавив из своей ширинки на столик почерневшую монетку. «Сдачи не надо». Официант сметает монетку в совок для мусора, сплевывает на столик и уходит.

– Брюзга! Он завидует мне из-за чека.